Меткие стрелки - Теодор Гриц

Но теперь Мосина это не пугало. Он знал, что ему нужно делать. Переехав по приказанию начальства в Ораниенбаум и работая в темном сарае, носившем громкое название «Оружейная мастерская офицерской стрелковой школы», он создает четвертый образец ружья. Здесь он проводит дни и ночи, здесь делает новую винтовку с магазином посередине; заодно улучшает и способ заряжания.

Обойма с патронами.

Раньше, чтобы наполнить магазин, надо было вкладывать в него по одному патрону. На это уходило много времени. Новая же винтовка заряжалась из обоймы сразу пятью патронами. Одного нажима большим пальцем достаточно было, чтобы наполнить магазин. Это нехитрое приспособление сберегало много дорогих секунд. Пятизарядная винтовка заряжалась так же быстро, как и однозарядная.

В технике простые решения — наиболее трудные. Они не приходят сами к изобретателю. Их нужно искать упорно, не жалея ни сил, ни времени. Мосин это хорошо знал и, зная, хотел, чтобы в его винтовке было все просто и понятно, как дважды два — четыре.

Он радовался, когда удавалось избавиться еще от одного винта, еще от одной пружины. Зато каждую оставшуюся деталь заставлял работать за двоих.

И сложное оружие получилось очень простым. Многих это удивляло. А Мосин только усмехался и повторял старую пословицу:

— Будет просто раз со ста.

Отсечка-отражатель системы Мосина.

У винтовочного магазина был в то время большой недостаток: вместо одного патрона из него нередко выскакивало сразу два. Лишний застревал, затвор не закрывался, происходила заминка.

Лучшие зарубежные конструкторы пытались избавиться от этого и ничего не могли придумать. А Мосин придумал. Он изобрел простую деталь, которая автоматически и без всяких помех удерживала патроны в магазинной коробке.

Свое замечательное изобретение Мосин назвал «отсечка-отражатель»: отсечкой — потому, что стальной зуб ее «отсекает» очередной патрон, а остальные придерживает на месте, пока затвор не закрыт до конца; отражателем — потому, что, когда после выстрела солдат открывает затвор, шляпка стреляной гильзы ударяется в ее выступ и «отраженная» этим ударом гильза вылетает наружу.

Отсечка-отражатель водворила в магазине образцовый порядок. Стрелок уже больше не боялся, что из магазина выскочат сразу два патрона и в самый разгар боя произойдет задержка. Патроны теперь следовали один за другим, строго соблюдая очередь. Это был настоящий переворот в истории магазинной винтовки.

В Европе быстро пронюхали об изобретении Мосина. У тамошних оружейников разгорелись глаза. «Надо купить, — решили они, — дело стоящее».

И зачастили к Сергею Ивановичу Мосину хорошо одетые деловые люди, которые говорили по-русски правильно, как в учебнике, так правильно, что сразу было понятно, что они не русские. Расшаркивались, хвалили и предлагали за изобретение деньги. Очень большие деньги.

Сергей Иванович разговаривал с ними вежливо, но когда они уходили, спешил к умывальнику, долго мыл руки, и все казалось ему, что их как следует не отмыть.

«Сделка» не состоялась. Богатство не соблазнило русского изобретателя. Но представители заграничных фирм не очень огорчились. Каким-то бесчестным путем они все же добыли важный секрет. И через полгода мосинская отсечка-отражатель уже появилась на винтовке бельгийского конструктора и фабриканта Леона Нагана.

Работа близилась к концу. Надо было спешить, и Мосин не выходил из мастерской. Здесь за верстаком постоянно возился слесарь Павлов — отставной унтер-офицер Преображенского полка и «кровный оружейник», как он с гордостью величал себя.

И Мосин и Павлов любили смотреть, как по утрам проходил на ученье пехотный полк. Раздавалась барабанная дробь, и зимняя дорога гудела так, как будто кто-то огромными вальками выколачивал белье. По обочине косыми квадратами проплывали длинные тени.

Барабанная дробь внезапно умолкала.

— Левой, левой! — сердито подсчитывал ногу взводный. Сделав отчаянное лицо и далеко вперед выкидывая руки, запевала

начинал пронзительным тенором:

Солдатушки-ребятушки,Где же ваши жены?..

И вся рота радостно ему отвечала:

Наши женыРужья заряжены...

Звенел воздух. Пар от дыхания клубился на морозе, как пороховой дым, и в такт песне колыхались косо склоненные ружья.

— Винтовки Бердана, — говорил Павлов. — Он что, американец?

— Американец, — отвечал Мосин.

— Ничего винтовка, — снисходительно замечал Павлов. — Американец... Ну, а как ваша? Скоро?

— Не знаю, Павлов, не знаю. Не от меня одного зависит, — отвечал Мосин и, нахмурившись, возвращался к своим чертежам.

Магазин с отсечка-отражателем Мосина.

Семь лет прошло с тех пор, как он пришел к Чагину с первым образцом магазинки. За это время в комиссию поступило сто девятнадцать всевозможных ружей: итальянские, австрийские, норвежские, немецкие, французские, американские, русские.

Ружья прославленных конструкторов и ружья никому неизвестных мастеров.

Из ста девятнадцати винтовок комиссия выбрала две: бельгийца Леона Нагана и русского Сергея Мосина.

Какая из них лучше? Это должно было выясниться на испытаниях.

Мосин знал: бельгиец — соперник серьезный. Винтовка у него немного сложная, но хорошая. И отделана так, что глядеть любо.

Ни к чему не придерешься. Все тщательно пригнано, отшлифовано, ореховое ложе сияет лаком.

Блеск может понравиться. А тогда семь лет работы — насмарку. И в русской армии будет винтовка иностранца.

Мосин ничем не выдавал своего волнения. Только стал еще более молчаливым и сдержанным, чем всегда.

Осенью 1890 года из Бельгии прибыли триста винтовок Нагана, а из Тулы — триста винтовок Мосина.

Испытания начались 21 декабря.

Солдаты с любопытством разглядывали незнакомые ружья. По команде вышли на огневой рубеж и растянулись редкой цепочкой. Сигнальный взмахнул красным флажком. Замигали быстрые огоньки. Выстрелы на морозе звучали негромко.

Стреляли стоя в размалеванные фигуры саженного роста.

Стреляли лежа в картонные головы, прибитые к деревянному валу. Вал вращался, и головы то появлялись, то исчезали. За две секунды нужно было успеть прицелиться и спустить курок.

Испытания шли всю зиму с утра до ранних сумерек. Стреляли по разным мишеням с разных расстояний. Стреляли на меткость и скорость, залпами и одиночным огнем.

Расстреляли больше четырехсот тысяч патронов. Такого количества хватило бы на хороший бой.

За стрельбой внимательно наблюдали офицеры и отмечали в записных книжках каждую поломку и неисправность.

Это были обыкновенные испытания. А потом начались усиленные.

Из винтовок Мосина и Нагана стреляли надрезанными гильзами и двойными зарядами пороха, чтобы узнать, достаточно ли прочны стволы.

Клали винтовки в длинные ящики, наполненные золой, песком и толченым кирпичом. Смесь раздували мехами, чтобы винтовки засорились как следует. Это называлось «дать перчику».

Пыльные винтовки заряжали чистыми патронами. Скрипели затворы, патроны туго лезли в грязные стволы, случались осечки.

Потом отправили винтовки «на засолку»: облили их соленой водой и положили в сырой погреб. Через три дня вынули, осмотрели, какая сильнее заржавела.

Знал Сергей Иванович, что все это необходимо — ведь на войне не то еще бывает, — и все же волновался.

Наконец, зажали винтовку в тиски и стали подвешивать к прикладу пудовые гири.

«Пять... шесть... семь... восемь... — считал про себя Мосин: — девять...»

Раздался легкий треск. Вспомнил тут Мосин, что «испытание» и «пытка» — слова одного корня.

«...десять...»

Неужели еще?

— Довольно, —- сказал Чагин.

Когда гири сняли, Мосин невольно повел плечами, как будто это с него свалилась десятипудовая тяжесть. На прикладе остались глубокие вмятины, но крепкое дерево выдержало, не сломалось.

Испытания кончились.

В марте 1891 года собралась комиссия, чтобы решить, чья же винтовка лучше. Место председателя за просторным столом занял инспектор стрелковой части в войсках генерал Нотбек.

Пришли на заседание члены Артиллерийского комитета, начальники оружейных заводов, офицеры, участвовавшие в испытаниях, пришел и заслуженный профессор Артиллерийской академии, генерал в отставке Владимир Львович Чебышев.

Вопрос был важный. Пять дней спорили. Но еще до того, как председатель роздал листки для голосования, стало ясно, что у Нагана много сторонников. Его ружье привлекало точностью и чистотой отделки. Понравилось оно начальнику стрелковой школы Ридигеру. Чагин долго раздумывал, потом взял карандаш и тоже поставил крестик против фамилии бельгийца.