Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии - Николай Кузьмин

Хорошо помню один из первых выходов на реализацию в район кишлака Муршех, что в 12 км южнее Кундуза. В ночь пешая группа под командованием И. Плосконоса вышла в район кишлака, к утру блокировала все подходы к нему. Получив по радио доклад о готовности, я с бронегруппой начали выдвижение из Кундуза, где мы взяли на броню человек 50 солдат Царандоя во главе с их командиром, старшим лейтенантом Абду-Халиком (наши его называли Аликом).

Гул боевых машин на рассвете слышен очень далеко, до 10 км. Едва мы приблизились на 5–7 км к району реализации, началась интенсивная стрельба, и по радио Плосконос докладывает, что из Муршеха, а также из ближних к нему кишлаков выскакивают конные и пешие люди, и удирают в сторону гор.

Увеличив скорость, мы вскоре прибыли на место, царандоевцы спешились, развернулись в цепь и начали прочесывание кишлака.

Через полчаса солдаты из разведывательной десантной роты подводят группу пленных, 6 человек молодых парней, перепуганных до смерти. Следом несут их оружие, документы.

Что же получилось? Эта конная группа в количестве 8 человек выскочила из кишлака и налетела прямо на нашу засаду. Засада открыла огонь, застрелила двоих, остальные остановились, стали бросать оружие и документы. При личном обыске у двоих нашли электродетонаторы, стало быть, подрывники. По захваченным личным документам установили и их принадлежность – Исламская партия Афганистана. Говорили они взахлеб, рассказывая все, что знали или слышали.

Это была местная «духовская» группа, их основная база была километрах в 10 в горах, там жили еще 10–12 человек. Сейчас они приехали проведать родителей, помыться и взять продукты.

Все дружно валили на главаря, который был утром нами убит. Говорили, что ничего они плохого властям не делали, просто прятались от призыва в армию.

Это были первые живые душманы, которых я увидел. Они дрожали от страха, понимая, что им, захваченным с оружием в руках, рассчитывать на снисхождение не приходится. Кроме того, они ожидали от нас пыток и издевательств, о которых им прожужжала уши их пропаганда. Допросив захваченных, я передал их Абду-Халику. Царандоевцы тоже задержали до полутора десятка подозрительных.

На следующий день, взяв одного из захваченных душманов, мы с переводчиком полетели на вертолетах на их базу и вдребезги ее разбомбили.

Как показывает этот пример, эффект был только тогда, когда была достигнута внезапность. Иногда для достижения этого применяли вертолетные десанты. Правда, начальство шло на это неохотно, так как была высока опасность поражения вертолета при посадке и на взлете. Такие случаи были не единичными.

28 апреля в день пятилетия Саурской (Апрельской) революции я с Намозом (переводчиком) был на мероприятиях в центре Кундуза на площади, которую все афганцы называли «Чавка» (Круг). Играла музыка, было много народу. Ждали прибытия руководителей провинции.

Мы стояли около БТР, я с интересом рассматривал толпу. До этого мне не приходилось видеть афганцев на празднике: как они поют, танцуют, играют на национальных инструментах. Естественно, что были одни мужчины, а женскую часть населения представляли ученицы женского лицея в длинных черных форменных платьях и белых колготках.

Вдруг раздался сильный хлопок, похожий на выстрел. Все схватились за оружие. Что, где? Смотрю, шагах в 20 от меня стоит прислоненный к стене велосипед, на багажнике которого привязан небольшой тюк. Тюк этот разорван и слегка дымится. Тут же подбежали афганцы из ХАД (госбезопасность), размотали этот тюк и нашли в нем килограмма 1,5 тротила, будильник, провода, батарейки, электродетонатор.

Все ясно – самодельное взрывное устройство. В назначенное время оно сработало, но детонатор не был вставлен в гнездо тротиловой шашки. Детонатор в нужное время выстрелил, но заряд не взорвался.

Одно из двух: либо незакрепленный детонатор выпал из заряда, пока его везли к месту диверсии, либо душманы, местные жители, решили таким образом попугать своих земляков. Вот, мол, мы какие – все можем, но убивать пока никого не будем, только предупреждаем.

Я мысленно представил, что бы тут стало, взорвись этот заряд. Скорее всего, моя афганская война на этом бы и закончилась, шансов остаться в живых не было. Заряд был прислонен к стене, и вся сила взрыва была направлена на нас. Настроение у меня от этого испортилось, и смотреть на праздник уже не хотелось. Мы сели на БТР и поехали в гарнизон. Народ потихоньку стал разбегаться.

Но не тут-то было. Солдаты Царандоя пошли по дворам и стали опять сгонять людей на стадион, где начинались основные мероприятия. Только собрали, душманы ударили по стадиону из миномета. Положили 5–6 мин прямо на футбольное поле. Убитые, раненые, паника, народ в страхе разбегается! Вот так мы встретили этот праздник.

А вообще эти минометные обстрелы были самым большим злом в диверсионно-террористической деятельности душманов. Во-первых – внезапность, во-вторых – высокая плотность огня, в-третьих – безнаказанность.

Делается это так. Днем по городу ходит, как правило, обычный крестьянин, иногда и довольно пожилой. Это душманский минометчик, определить его можно только подвергнув обыску. Блокнот, карандаш и компас – вот его улики.

Он определяет цели для обстрела и огневые позиции для миномета. Найдя цель (объекты администрации властей, казармы армии и милиции, промышленные предприятия, комендатура и т. д.), он выбирает позицию для миномета с удобными подходами и путями отхода.

Отмечает ее каким-то знаком (камень, кучка камней), от огневой позиции при помощи компаса снимает азимут на цель. Дальность до нее определяет на глаз, а иногда измеряет и шагами. Данные записывает в блокнот. Причем записи всегда кодированные, замаскированные под хозяйственные. И так 2–3 огневых позиции и 6–7 целей.

Ночью в город прибывает легковая машина, обычно типа ГАЗ-69 (грузовой вариант), там миномет, мины и группа из 4–5 человек: это минометчик и обслуга.

Развернув миномет, в течение нескольких минут производится 5—10 выстрелов по избранной цели, далее миномет сворачивается и машина переезжает на другую огневую позицию. Там то же самое. Иногда в течение ночи душманы выпускали 40–50 мин.

Точность стрельбы была, конечно, невысока, но потери были. Кроме того, психологический фактор постоянной угрозы минометного обстрела.

Надо сказать, что наши крупные гарнизоны минометным обстрелам практически не подвергались: боевое охранение не позволяло приблизиться к гарнизону, а небольшая дальность стрельбы 60—82-мм минометов – 1,5–3 км, позволяла обстреливать только мелкие наши гарнизоны или объекты в городе.

Как ни пытались мы бороться с этим злом – ничего не получалось. Технические приборы артиллерийской разведки местонахождение минометов малого калибра не могли установить, а засады в местах возможных позиций не приносили результатов. Каждого же крестьянина на улице не обыщешь.