Что такое мышление? Наброски - Андрей Курпатов

141. Здесь следует сделать один шаг в сторону, чтобы прояснить некоторую неизбежную трудность понимания рассматриваемой проблемы. Дело в том, что любой другой человек является для нас точно таким же интеллектуальным объектом, как и любой иной интеллектуальный объект нашего внутреннего психического пространства (на плоскости мышления или в пространстве мышления).

У интеллектуальных объектов, которыми являются для нас другие люди, нет никакого качественного отличия, некой привилегированности, в сравнении с другими нашими представлениями.

Например, у меня есть некоторые представления о планете Земля – меня учили этому на природоведении, географии, биологии, физике, астрономии и т. д. Земля представляется мне… – и тут я могу затянуть долгую историю про то, что я знаю (думаю) о Земле. Но на самом деле ровно такую же долгую историю я могу рассказать и о любом другом человеке: где мы познакомились, как его зовут, какие у него интересы и личностные особенности, чем он мне приятен, а что меня в нем раздражает. И то и другое является некой системой представлений, то есть обычным, хотя и разной степени сложности, интеллектуальным объектом.

Короче говоря, у меня есть представления о разных интеллектуальных объектах, которые – эти представления (состояния, значения, нарративы) – по существу, во мне эти объекты и создают. И в этом смысле любой человек, о котором я имею некоторое представление, живет в моем внутреннем психическом пространстве, на плоскости моего мышления или уже в пространстве моего мышления на правах такого вот интеллектуального объекта.

142. У меня нет непосредственного контакта с сознанием «другого человека». Да, я играю в некие социальные игры в отношении с ним, я даже, как мне кажется, общаюсь с ним, но на самом деле я в этот момент разговариваю с тем интеллектуальным объектом, который есть у меня в голове: я говорю с тем, кого понимаю, потому что сам сделал его с помощью своей интеллектуальной функции.

Думать, что другие люди для нас – это что-то особенное, не то, что всё остальное, о чем мы знаем, как о своих интеллектуальных объектах, по сути неверно. Да, у других людей, как интеллектуальных объектов нашего внутреннего пространства, есть какие-то специфические черты. Да, они включены в определенный набор специфических социальных игр, в которые мы с ними играем, у нас есть с ними определенная взаимозависимость и т. д.

Но суть от этого не меняется: для меня любой другой человек – это интеллектуальный объект моего внутреннего психического пространства, а не некий «субъект», находящийся по ту сторону меня, хотя я и понимаю, что он находится не внутри моей головы, а вне ее. Но точно так же я думаю и о земле, или о стуле, например – все они снаружи, но то, с чем я имею дело, в действительности находится внутри меня.

143. Именно в этом «понимании», что мир, с которым я взаимодействую, находится «снаружи», и кроется ошибка: на самом деле и весь этот мир, и другие люди, конечно, являются лишь представлениями, находящимися «внутри» моей головы. И другой человек в ней сделан мною таким, каким я его себе представляю. И в ней, конечно, не он сам, но только это мое представление о нем, и общаюсь я именно с этим представлением.

Когда я говорю с другим человеком, я, как мне кажется, говорю с ним, но на самом деле я говорю с тем интеллектуальным объектом, который существует в моей голове. Именно по этой причине я могу долго и содержательно «общаться» с человеком внутри моей головы, хотя он будет совершенно не в курсе этих – наших с «ним» – столь бурных зачастую дискуссий.

144. Причем сам факт проведения подобных «дискуссий» имеет огромное значение для формирования нарождающегося пространства мышления.

И здесь обнаруживается сущностное сходство с феноменом «эгоцентрической речи». Только если в раннем детстве ребенок говорит вслух, чтобы как бы «всунуть» эту речь внутрь себя самого, перевести ее в регистр «внутренней речи», образовав тем самым плоскость своего мышления, то в ситуации подростка он, пусть поначалу и комкано и рвано, начинает вести аналогичные, только внутренние диалоги с другими людьми, находящимися внутри его головы. Они превращаются в некие «общающиеся с ним» его же собственные интеллектуальные объекты.

Он что-то им – в этом своем внутреннем диалоге – объясняет, как-то оправдывается, уговаривает, «обводит вокруг пальца». Подросток как бы тренируется в этом бесконечном «внутреннем диалоге» для будущего, фактического общения, к которому еще, надо сказать, не готов в полной мере, не умея ни выразить себя, ни свою позицию, ни свое отношение, понимание или видение.

145. Для того чтобы развить в себе этот навык, подросток должен научиться стягивать, применительно к соответствующему интеллектуальному объекту, различные внутренние содержания, организуя плоскость своего мышления в некие общности. Пока это, конечно, никакая не целостная структура, но уже объёмные агрегации, продуманные так – во внутреннем диалоге (отношения с родителями, друзьями, другими значимыми персонажами).

Таким образом, занимая в этих отношениях с «другими людьми» (интеллектуальными объектами своего психического пространства) разные положения, подросток формирует разные аспекты своего личностного «я», конденсирует их вокруг этой воображаемой личностной «оси».

146. Прежде его поведение определялось в основном ситуативно, мнение могло легко измениться, интересы чередовались, социальные игры отыгрывались в порядке поступления соответствующих раздражителей (то есть без какой-то внутренней логики). Теперь, по мере структурирования нарождающегося пространства мышления вокруг усиливающегося личностного «я», у него появляются новые опции.

Да, пока подросток еще не готов к формированию осмысленных стратегий своего поведения, поскольку его собственное личностное «я» ему неведомо. Это такой интеллектуальный объект его внутреннего пространства, который функционирует как бы по умолчанию, а высказывается по случаю, будучи принужден к высказыванию.

Однако эта «диалогическая речь» имеет потенциал, будучи как бы вторично интроецированной, вытолкнуть его личностное «я» (как самостоятельный, самодеятельный интеллектуальный объект) в пространство его собственных размышлений.

147. По существу, в процессе этого своего «внутреннего диалога» с «другими людьми» (соответствующими интеллектуальными объектами его психического пространства) молодой человек на самом деле проговаривает самого себя – тот интеллектуальный объект его же собственного пространства мышления, который потом и станет им – его осознанным личностным «я».

По сути, когда мы говорим о высоком уровне рефлексии, мы говорим как раз об этом – о способности человека воспринимать себя как интеллектуальный объект своего же собственного пространства мышления.

148. Но вернемся к встрече с «реальностью Другого» и проблеме желания чужого желания. Собственно здесь и формируется главное противоречие, принципиально меняющее нарождающееся пространство мышления подростка.

С одной стороны, другой человек является интеллектуальным объектом пространства его мышления, с другой стороны, он, как теперь выясняется, обладает специфическим свойством – обладает собственным желанием, которое необходимо принимать в расчет.

До сих пор никакие интеллектуальные объекты в пространстве мышления подростка не демонстрировали этого загадочного свойства. Только теперь перед ним возникает «некто» (некий интеллектуальный объект), который, будучи, по сути, внутри его головы, не подчиняется его воле.

149. Конечно, нам может казаться, что ничего экстраординарного в этом нет. Например, погода не подчиняется нашей воле, да и учительница в младших классах не делала того, чего мы, возможно, от неё ждали – например, не ставила нам пятерки «просто так».

Но тут важно понять: ни у погоды, ни у учительницы (даже если мы и приписывали им какие-то желания) фактического желания нами не обнаруживалось. То, что они как-то действуют и это не согласуется с нашим желанием, скорее было неким их специфическим свойством, неким неприятным, но неизбежным функционалом, который мог быть нам сам по себе и неприятен, однако у нас не возникало сомнений, что к этому придется просто приноравливаться.

Да, можно было расстраиваться, протестовать, но мы ведь и не выбирали этих «героев своего романа», то есть не требовали от них – внутренне, – чтобы они были какими-то. Какие есть, такие есть, а дальше, даже если недоволен раскладом, ищи решение – минимизируй минусы и максимизируй плюсы.

150. С влюбленностью и желанием всё совсем иначе: тут мы (по крайней мере, нам так кажется) действуем сами, по внутреннему позыву. Не нам всё это выдали – как погоду, учительницу, Землю или стул, но мы сами – своим чувством – выбрали этого человека. Выбрали, а оно не работает.