Парус любви - Лори Макбейн

Она не могла и не хотела лгать, тем более Сабрине: Сабрина должна знать правду.

– Да, Рина, – спокойно произнесла Мэри, подтверждая худшие опасения сестры, – у меня было видение.

– Боже, у тебя так давно их не было. Я почти забыла о них, – сказала герцогиня, обращаясь скорее к себе, чем к Мэри. Ее лицо выдавало внутреннюю озабоченность.

– Я знаю, – печально ответила Мэри, – я также надеялась, что навсегда избавилась от этих проклятых видений. – Ее голос прозвучал с необыкновенной резкостью.

На ресницах у Мэри дрожала одна-единственная слеза, когда ее темнеющие серые глаза встретились с обеспокоенными глазами сестры.

– Жизнь складывается так идиллически. Видно, слишком идиллически. Если бы только я могла тебе сказать, Рина, чего именно опасаюсь, – сказала она почти извиняющимся тоном, стиснув пальцы в кулачки. – Я чувствую себя такой беспомощной. Да и всегда чувствовала. Это проклятое второе зрение не приносит мне ничего, кроме страхов. Иногда мне кажется, что лучше бы какое-то ужасное событие произошло без всякого предупреждения, чем знать, что оно приближается, ожидать его, не в силах при этом предотвратить. – Она подавила всхлип. – Осознаешь ли ты, что сто лет назад меня бы сожгли как ведьму за эту способность предвидеть будущее?

– О, Мэри, дорогая, милая Мэри, – вздохнула Сабрина, – если бы только я могла помочь тебе. Если бы могла избавить от этих мучительных видений, которые буквально сжигают тебя, но ты знаешь, что это не в нашей власти. Так уж назначено судьбой... Мэри, – мягко сказала Сабрина, стараясь утешить сестру, – вспомни, сколько раз ты помогала нам. Сколько раз спасала Ричарда и меня от неминуемой смерти... Может быть, и это видение поможет тебе предотвратить что-то ужасное? А теперь, пожалуйста, дорогая, – умоляюще произнесла она, пытаясь согреть холодную руку Мэри в своей, – расскажи, что ты видела. Поделись со мной.

– Вокруг меня вода, Рина, – начала Мэри хриплым от страха голосом. – Вокруг меня глубокая вода, нет, темная вода. Вокруг меня бурлит темная вода. Я почти чую исходящий от нес гнилостный запах. Она как будто оскверняет меня, как будто стремится засосать. Такая черная, такая ужасная вода! – вскричала Мэри, пряча лицо в ладонях. – Кругом – холод. Безграничный ужас. И смерть, – шепотом добавила она. – Я вижу что-то золотое, что-то сверкающее в глубине, как звезда. – От напряжения голос ее звучал сипло. – И я вижу драконов. Господи, помоги мне! Ты, наверное, считаешь, что я сошла с ума, Рина, потому что вижу драконов. Они странно ухмыляются, с ревом разевают пасти, от них исходит опасность. Я вижу отвратительных красных и зеленых драконов. Они как будто преследуют меня. Иногда мне хочется отмахнуться от них, иногда я хочу в ужасе бежать. Я в таком смятении, Рина!

Мэри подняла свое искаженное лицо и посмотрела на теплое летнее небо, со странной жадностью заглатывая воздух.

– Ты должна ненавидеть меня. Презирать за то, что я сею страх своими прорицаниями в Камарее, но, Рина... – Мэри до боли крепко схватила руку Сабрины. – Я вижу твое лицо – и оно полно горя. Я вижу твои глаза – и они полны ужаса. Как же я могу не предостеречь тебя? – умоляющим тоном проговорила она.

Сабрина, герцогиня Камарейская, с трудом проглотила застрявший у нее в горле комок, ее рука невольно крепче обняла спящего на коленях невинного ребенка. Глаза обыскали весь горизонт – в поисках чего? Что могло случиться, готовя неожиданную беду? Какую опасность могло представлять – и для кого? Сабрина наблюдала, как к ней приближается Люсьен вместе с Теренсом. Она испытывала отчаянное желание подбежать к мужу, чтобы почерпнуть у него утешение и силу, но не могла двинуться с места, не могла выдавить ни звука. Ужасное видение Мэри обволакивало, парализовывало; Сабрина только беспомощно взирала на тех, кого так любила, зная, что какой-то трагический удар поразит Камарей в самое сердце. А ей остается только сидеть и ждать, когда наконец случится непоправимое.

Глава 3

Огонь, казалось бы, уже погаснувший,

Нередко тлеет под пеплом.

Венеция, осень 1769 года

Под мостом Вздохов, оставляя мелкую рябь на темных водах Рио-де-Палаццо, тихо проплывала неглубокая черная гондола. С одной стороны канала, украшенный ажурной резьбой, с арками и колоннами из розового и белого мрамора, светло сиял Дворец дожей. С другой его стороны темнело приземистое здание поцци, мрачной тюрьмы, где томились несчастные узники. Именно зловещей близостью тюрьмы и объяснялось название «мост Вздохов». Никто из тех, кто пересекал этот скрытый мост и оказывался в сырой камере, уже никогда больше не обретал свободу, никогда не переходил через мост в обратном направлении.

Закутанная в траурную одежду безмолвная женщина, сидевшая в гондоле, возвращалась из церкви Сан-Джорджо-Маджоре, где, терзаемая скорбью, она попрощалась с единственным человеком, которого по-настоящему любила. Стоя на корме, гондольер медленными ровными гребками рассекал воду, направляя гондолу подлинным, извилистым и узким боковым каналам, которые как бы ввинчивались в самую сердцевину города, некогда гордой сверкающей жемчужины Адриатики. На солнце еще сверкали большие купола базилики Святого Марка. Во многих мраморных дворцах, где некогда жили могущественные купцы, князья, и ныне еще оставались избранники судьбы, проводившие здесь свой драгоценный досуг, но и город, и его жителей разъедала какая-то ядовитая плесень. Она несла с собой разрушение фундаментам домов, вырождение сердцам и душам венецианцев.

В гондоле, которая продолжала свой путь сквозь тлетворный дух, что царил здесь повсюду, сидела Ла Роза Тристс, Печальная Роза, одна из самых привлекательных и порочных куртизанок Венеции. Своим прозвищем она была обязана тому, что одевалась во все черное, вкалывая в волосы единственную алую розу. Печальная Роза была окружена таинственностью, ибо никто никогда не видел ее лица. В этом городе, где принято ходить в масках, аристократ и крестьянин, знатная госпожа и проститутка, герцог и жиголо свободно общались между собой, не опасаясь разоблачения. Печальная Роза держалась совершенно обособленно, ее лицо и настоящее имя оставались тайной даже для самых пылких и щедрых поклонников. Но все венецианцы знали, что она прекрасна, некоторые даже говорили – как мадонна. Случалось, что на кое-каких карнавалах и балах Печальная Роза появлялась в черной шелковой маске, прикрывающей лишь часть лица. И тогда можно было видеть ее классические черты, своей невинной красотой напоминавшие лик ангела: светлоглазая и светловолосая, она походила на сверкающую в полуночном небе звезду.