Случайный вальс: Рассказы. Зарисовки - Евгений Богданов

— У меня-то хлеба нету. Всё съел, пока дежурил… — признался Шевелёв.

— А ты бы выпил с устатку. Я тебе задаром налью.

Шевелёв молча снял шинель, сел к столу. Она угостила его, поставила на стол сковородку с картошкой, жаренной бог знает на чём… Поела и сама, потом прибрала всё, подкинула в печурку дров, вымыла посуду — всё хозяйственно, ловко, будто в довоенной избе, а не в промозглой землянке.

Шевелёв поблагодарил, порылся в своём вещмешке, достал с самого дна пачку концентрата.

— Вот, возьми. Шрапнель… Больше ничего не осталось, — подал он концентрат Катерине.

— Спасибо. Шрапнель, говоришь?

— Ну, мы так крупу-перловку зовем.

— А, понятно. Спасибо, — повторила Катерина.

— Ну, пойду. Благодарствую за хлеб-соль. И за чарочку, — Шевелев потянулся к шинели.

Катерина сказала тихо:

— Ты уходишь, солдат? Погостил бы еще часок… Успеешь в часть-то. Часок-то можно отдохнуть. Военная дорога тебе впереди еще длинная. До Берлина-то не близко. Каждый часок надо беречь для отдыха. Каждый счастливый часок…

Мягкий и ласковый голос ее убаюкивал, уводил куда-то далеко-далеко, туда, где нет пустынного, изрытого воронками поля, где нет пепелищ, а есть какая-то сказочная, розовая страна…

И Шевелёв остался «на часок».

Потом он все-таки стал собираться. Надел шинель, вскинул за плечи мешок, взял на ремень карабин.

В землянку вошел мальчик с корзиной ягод. Худенький, тощенький, веснушчатый, с необычно большими взрослыми глазами, которые, казалось, видели человека насквозь. Мальчик поздоровался и сказал:

— Возьми, товарищ боец, ягод. Вкусные. Сам собирал. Бери, бери на дорогу. Не стесняйся. Больше бери.

— Да где ж ты их собирал? На мины ведь мог напороться! Немцы их наоставляли немало…

— А я знаю, где мины. Обошел их.

Шевелёв, смутившись, взял горсть ягод — то ли брусники, то ли клюквы, — попрощался и вышел из землянки.

Уходя, он обернулся. Катерина стояла на ступеньке у входа в землянку и, заслонив глаза рукой от солнца, провожала его. И оттого, что лесенка была в углублении, казалось, что Катерина ждет, когда ей помогут выбраться оттуда, из землянки, и поселиться в просторном бревенчатом русском доме, где много воздуха и света.

Шевелёв помахал ей рукой и пошел скорым шагом на запад.

1977 г.

СЛУЧАЙНЫЙ ВАЛЬС

Инженер одного из северных леспромхозов Иван Дмитриевич Тягунов ехал в служебную командировку в Свердловск.

Когда поезд втянулся в узкое неглубокое ущелье Каменного Пояса, Иван Дмитриевич стал всё чаще посматривать в окно вагона. Здесь, на Урале, зимой сорок третьего года он, молоденький лейтенант, командир пехотного взвода, служил в запасной бригаде, которая тоже готовилась к отправке на запад. Вспоминались ему небольшая станция Тёплая Гора, где был расквартирован их батальон, ежедневные учения, марш-броски на лыжах по лесам, рытьё окопов, стрельбы по мишеням, строевая подготовка. Ему, теперь уже пожилому мужчине, казалось почти невероятным, что тогда он с бойцами пробегал десятки километров на лыжах, лежал на снегу, выслеживая «противника», выполнял трудные упражнения на гимнастических снарядах. Учёба была напряженной, но потом все пригодилось на фронте.

«Да, Тёплая Гора, — подумал Тягунов. — Но в тот год зимой было очень холодно, стояли тридцатиградусные морозы, уральские метели навевали огромные сугробы снега».

В вагоне было шумновато. Пассажиры рассказывали друг другу разные истории, читали книжки, стучали костяшками домино, пили чай. По радиотрансляции шла музыкальная передача. Всё уже привыкли к тому, что радио работало почти целый день. Но вот Иван Дмитриевич прислушался к знакомой мелодии:

Ночь коротка, спят облака,И лежит у меня на ладониНезнакомая ваша рука…

«Случайный вальс», — вспомнил он. — На фронте его ещё называли «Офицерским вальсом». Под него мы танцевали в клубе на станции Тёплая Гора с Таней… Как давно это было! Жива ли она?».

Он посмотрел в окно, увидел пробегавшие мимо деревья, пустынные поля. Лес ранней весной был холоден и уныл, в нём ещё оставалось довольно много снега. Белые стволы берез выделялись среди тяжеловатой темной зелени ельников.

Лес остался позади, и на поляне показалось станционное здание, а возле него — дежурный с сигнальным флажком. Поезд на маленькой станции не остановился.

Опять потянулись леса, мелкие сосенки взбегали по склону заснеженной сопки.

«Не сделать ли мне на Тёплой Горе остановку? — подумал Иван Дмитриевич. — Поглядеть бы, каков теперь там посёлок. Наверное, очень изменился внешне. Но, возможно, наши казармы еще сохранились… И попытаться бы разыскать Таню. Я помню домик, где она жила. Да, сделаю остановку, поброжу по поселку и уеду следующим поездом», — решил он.

Наступил вечер, в вагоне загорелось электричество. Соседка, молодая женщина, занимавшая нижнюю полку, укладывалась спать с дочуркой лет четырех-пяти. На другой нижней полке спал старик, прикрывшись развёрнутой газетой.

Иван Дмитриевич взобрался на верхнюю полку и попытался уснуть, но не мог. Из головы у него не выходила Таня, его первая девушка… «Она, конечно, вышла замуж, у нее уже выросли дети, — думал он. — Чем теперь она занимается? Работает? Узнает ли его?»

Лишь около полуночи он забылся сном, тревожным и чутким, как на фронте.

Утром проводница, проходя по вагону, объявила:

— Койва! Кому выходить в Койве? Приготовьтесь.

Иван Дмитриевич проснулся и поглядел в окно с полки. В скуповатом сером рассвете проплывали поля и перелески. На взлобках снег уже сошел, но в низинах лежал грязный, ноздреватый и неприглядный.

«Значит, сейчас Койва, — подумал Тягунов. — Тёплая Гора должна быть уже близко».

Девочка на нижней полке разметалась во сне, одеяло с нее сползло. От толчка вагона проснулась мать и, спохватившись, укрыла малышку потеплее. Тягунов спустился с полки, сказал женщине «доброе утро», и пошел к служебному купе.

— Кажется, скоро Должна быть Тёплая Гора, — обратился он к проводнице. — Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — ответила та, расставляя на никелированном подносе чайные стаканы и опуская в них ложечки. Они тихо позвякивали о стекло. Лицо проводницы, еще не сменившейся с ночного дежурства, было чуть примятым, глаза полусонно щурились. — Проедем Койву, потом Вижай, Лаки, а там и Тёплая Гора.

— Хотелось бы сделать остановку на этой станции. Билет у меня до Свердловска.

— Так сделайте, — ответила проводница. — Отметьте билет у дежурного по станции.

Тягунов умылся и приготовился выходить. Вещей у него было немного — дорожный портфель да авоська с пустым термосом. Он любил ездить налегке, независимо от того, близкой или дальней была дорога.

Поезд затормозил, лязгнули буфера. К вагону тихо подкрался асфальтированный перрон, за ним — здание вокзала. Проводница с желтым флажком под мышкой спустилась на платформу. Тягунов было заколебался, сомневаясь в своевременности решения, но его стали поторапливать пассажиры, стоявшие позади, и он сошел.

Отметил на вокзале билет, посмотрел расписание. Очередной поезд шел завтра утром. В запасе почти сутки. Тягунов успокоился и направился в посёлок мимо водонапорной башни. Она была старая. Венчавшая ее крыша из оцинкованного железа, с которой уже сошел снег, выглядела, как новенькая шапка на старике. Эту башню он помнил.

Вдаль уходила улица. Он осмотрелся и убедился в том, что ничего больше не помнит и не узнаёт, кроме этой оставшейся у него за спиной башни. Новые современные дома, возле них — скверики с молодыми деревьями. Там, где прежде был пустырь, вырос микрорайон. Деревья словно бы настороженно выжидали, когда можно будет из почек, лопнувших под напором света и тепла, выпустить крошечные зеленые листочки — ушки. Пахло ранней весной, талым снегом, мокрой древесной корой, дымком из труб сохранившихся старых домов.

Иван Дмитриевич помнил, что воинские казармы — приземистые, деревянные — находились на окраине посёлка под горой, и пошел туда. Увидел спуск с горы с предусмотрительно вычищенными от снега ступенькам и остановился озадаченный: казарм внизу не оказалось Вместо них возвышалось четырехэтажное здание с широкими окнами.

Навстречу ему поднималась по ступенькам молодая женщина, прижав к груди цветочник с шишковаты кактусом. Поднявшись, она остановилась перевести дух.

Тягунов поздоровался и спросил:

— А где казармы? Тут раньше были казармы.

Женщина обернулась, посмотрела на четырехэтажный дом и неуверенно ответила:

— Казармы тут были давно.

— В войну, — подсказал он.

— Да, в войну. А потом их снесли, и там, где они стояли, построили вот эту школу, — женщина указала на четырехэтажный дом.