Крымский цугцванг 1 (СИ) - Леккор Михаил

Проблема состояла в том, что Дмитрий Сергеевич давно не ассоциировал себя с государством, ни с российским, ни с каким другим. С его точки зрения, государство, особенно Российское, это капризное и бестолковое существо, умудрявшееся на каждом метре исторического пространства натворить делов, после чего начинавшее вопить, что все соседи так и норовят укусить российское общество.

Не Россию, господа, а государство. А эти понятия близкие, но не одинаковые. У него была Родина, без нее жить невозможно. А без государства он бы прожил.

И нечего на него рычать. Он свободный человек и имеет право выражать свое мнение.

Дмитрий Сергеевич нехотя взялся за утренние газеты, брошенные Ларионовым. Речь Мануйлова. Как он и думал, ничего нового. Округлые дипломатические предложения.

Слава Богу, читать по-английски Романов умел без переводчика. А вот и комментарии. М-да, Ларионову было от чего взбеситься. «Россия не поумнела», «Мануйлову нечего предложить», «Не пора ли Россию сделать великой азиатской страной, вышвырнув из Европы?»

И здесь ничего нового. Великобритания традиционно, во веки веков, была враждебна к России. И виноваты в этом были обе стороны. Или, точнее сказать, политические элиты обеих стран. А простые англичане и русские, так, по-разному относились друг к другу. Кто враждовал, а кто дружил. В рамках среднестатистических данных отношения как отношения.

Теперь про него. Статья в «Гардиан». Молодец Жулавски, почти ничего не переврал, ни добавил собственных размышлений, как это зачастую делают журналисты. Комментарии… Оп-а!

«Единственный демократ во всей России», «речь кандидата в президенты», «Мануйлов готовит себе преемника».

Романов покрутил головой. Кажется, англицкая пресса попыталась столкнуть состав делегации друг с другом и, судя по Ларионову, ей это удалось. Разве можно всерьез думать о противостоянии президента страны и сотрудника научного института. Придумали.

Что ж, после такой утренней встречи с министром ему следует всерьез подумать о поисках политического убежища. Возвращение в Россию, скорее всего, обернется новой травлей, которую теперь никто не подумает прекратить. А потом… арест, ссылка, тюрьма… или даже инсценированная автокатастрофа. От нашего родимого все можно ожидать.

Романов отложил газеты и надолго задумался. Куда вывезет теперь его кривая? Кандидат в президенты, м-да. Нет, в президенты Академии Наук он еще туда-сюда. Но ОН НЕ ПОЛИТИК! Сволочи!

Из задумчивости его вывел гудок гостиничного фона. Он нехотя его включил.

Звонил, гм, министр.

— Дмитрий Сергеевич, — голос министра был приветливым, Ларионов явно взял себя в руки. — Почему вы не спускаетесь в ресторан позавтракать? Поторопитесь, переговоры скоро начнутся, останетесь голодным до обеда.

Елки-палки лес густой! Ведь, в самом деле, останется не позавтракавши. А без чая или кофе утром ему очень тяжело. Что бы там не случилось, черт возьми, но на пустой желудок жить трудно.

Романов торопливо привел одежду в нужный порядок и поспешил в ресторан.

Та часть делегации, которая проживала в гостинице, дружно дожевывала заказанное.

— Сюда, Дмитрий Сергеевич, присаживайтесь ко мне, — министр замахал рукой издали, словно опасался упустить его.

Романов с тоской подумал, что начнется его обработка. Ларионов не зря был кадровым дипломатом. А эти господа умеют держать удар и извлекать пользу из любого merde. Сейчас будет либо вопить, либо пилить, либо льстить.

Министр сосредоточено намазывал на кусок булки сливочное масло. Кажется, он весь ушел в этот нехитрый процесс, но когда Романов попытался глотнуть глоток кофе, воткнул в его свой взгляд:

— Вчерашним интервью вы спутали нам все карты.

— Сожалею, — без всякого сожаления произнес Романов.

— Сожалеет он, — министра обмануть было трудно. Это был прожженный политик. — Дмитрий Сергеевич, положение России очень трудное.

— Не России, — запротестовал Дмитрий Сергеевич, — Россия проживет еще Бог сколько знает лет. Ваше и Мануйлова.

— Мгм.

На какой-то момент Дмитрию Сергеевичу показалось, что Ларионов кинет в него бутербродом за неимением ничего тяжелого в руке. Министр снова сдержался.

— Положение трудное, — он откусил кусок хлеба. — А вы тот еще фрукт. Давайте отойдем сейчас от персоналий. Вот вы историк, скажите по аналогии — если мы с Мануйловым проиграем, хорошо будет России или нет?

— Хорошо, — автоматически сказал Романов и призадумался. Будучи сторонником западного пути развития, он отнюдь не был совершенным романтиком. Да, разумеется, Запад нес свет цивилизации, но это не значит, что отдельные страны и отдельные личности не стремились извлечь от этого пользу для себя. Баланс интересов — вещь очень сложная и хрупкая.

Кажется, генерал-лейтенант Власов в свое время именно светом цивилизации объяснял свой переход на сторону Гитлера. Но почему-то, даже без советской пропаганды, от этого попахивало обычным предательством и стремлением спасти свою шкуру.

— Ладно, что вам от меня надо.

Ларионов помедлил. Давненько с ним не разговаривали таким тоном его подчиненные. У него появилось желание послать к черту строптивого интеллигента. Желание появилось и исчезло. У Романова было умение из неоткуда создавать себе покровителей. Вот как он сумел перетянуть на свою сторону газетчиков? Нет, понятно, так называемая свободная демократическая пресса находится на коротком поводке у правительства. И стоит тому лишь слегка потянуть оный поводок, взрывается злобным лаем. Но тон статей показывает, что здесь не только задание правительства. Слишком уж искренне и проникновенно. Население любит такую прессу, симпатии английского общества Романов получил. Ну, по крайней мере, на несколько дней, т.е. на все переговоры.

— Дмитрий Сергеевич, придется нам вас включить в состав основной делегации. Эта пресса… Да и Форин Офис почему-то упорно прикрепляет вашу фамилию следом за Мануйловым. А меня третьим!

Возмущение министра было искренним и гневным. Чтобы его сбить, ему пришлось сделать здоровенный глоток чая. Затем он продолжил:

— Вы же знаете, первоначально вы были, то есть и сейчас являетесь, консультантом делегации. Ваша задача до сегодняшнего утра заключалась в том, чтобы тихонько сидеть в гостинице и подавать справки, если понадобятся. Но теперь, после этого глупого интервью, придется вывести вас вперед. Как-то вы умудряетесь быть почти вторым министром иностранных дел. Или, по крайней мере, его заместителем.

Ларионов дожевал бутерброд, запил его чаем и вдруг спросил тихо, но очень серьезно:

— Вы, случаем, не собираетесь на мой пост? Не советую.

Дмитрий Сергеевич замахал на него руками. Про такое он не мечтал даже в самых смелых мечтах. Или в самых страшных. Вот заведующим архивом МИД он бы согласился на полгодика.

У него испортился аппетит. Он допил кофе, не чувствуя вкуса.

— Может, мне лучше улететь домой?

Ларионов посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Вы хотите, сорвать переговоры? — ужаснулся министр и добавил уже спокойнее: — или обрушить на нас всю ярость западной прессы. Ясно же будет — вас просто выжили. И ясно, кто выжил. Нет, батенька, вы будете здесь все переговоры, а мы с вас пылинки станем сдувать. Сами виноваты.

А сейчас мы с вами отправимся в наше посольство — оно здесь недалеко. Побеседуем с президентом, он урезал для нас кусочек времени, и почитаем кое-какие бумаги, чтобы вы были хотя бы немного в курсе.

Кажется, из него хотят сделать мальчика для битья.

— Нет!

— Что нет? — не понял Ларионов.

— Не поеду!

— Послушайте, — принялся его уговаривать министр, — вы меня до второго инсульта доведете. Или до первого инфаркта. Пожалейте больного человека. Меня президент и так грызет, не знаю уж как с ним быть.

— И вы хотите, чтобы он грыз меня, — скептически улыбнулся Романов.

— Ну и что, — не стал отрицать своей цели министр. — Ну, во-вторых, вы человек здоровый, выдержите, а во-первых, вы это заслужили. Ведь президент злой именно от ваших действий.