Снег, собака, нога - Морандини Клаудио

— Вот так все и было, — говорит он псу.

— Ты это помнишь?

— Нужды нет. Все было так.

— Ты прости, но я-то где был? Меня ты не заметил?

— А ты иногда шлялся где-то по своим делам. Унюхаешь что-то и уходишь за запахом, мне ничего не говоришь. Тебя часами нет. Наверное, это вот тогда и было.

— Я… — начал пес, потом умолк, потому что это же правда, он унюхивает что-то и уходит, когда струящийся запах соблазняет его, и он забывает обо всем, и чувствует себя полным жизненных сил, и становится охотником, властелином чужих жизней.

— Вот так все и было, — повторяет Адельмо Фарандола. — Не вру. Его убил я.

С ожесточенным усердием горца Адельмо Фарандола тащит труп к старой шахте, где скрывался в юности, чтобы не быть расстрелянным людьми в шинелях. Долго ищет на самом каменистом и заваленном камнями участке, куда приводят его смутные воспоминания. Вокруг проходов наросли в немыслимом беспорядке клубы упрямых зарослей, способных выживать на засушливой пустоши, карликовый можжевельник, рододендроны, горные сосны. «А вот это хорошо, — думает Адельмо Фарандола, — эти вечно умирающие заросли скроют проходы в тоннель от самого внимательного глаза».

Он прикидывает размер проходов, отбраковывает самые большие и легкие для проникновения, выбирает один, почти незаметный оттого, что слишком узкий и завален камнями. Старик терпеливо отодвигает камни и сбрасывает их вниз, не думая о том, куда они упадут. Через несколько часов работы внутрь тоннеля можно пробраться метра на три или четыре. Адельмо Фарандола забирается ползком в эту нору, которая почти сразу сужается, и дальше он продвигается на локтях и коленях по черной холодной слякоти.

Пес снаружи не сводит глаз с его ног.

— Ну как там? — спрашивает он. — Есть местечко для важного человека?

Адельмо Фарандола не отвечает, ползет дальше, разгребая землю, сползшую со стен этой узкой кишки. Прокладывает себе путь, продвигается, тяжело дыша.

— Ах, когда он так делает… — бормочет про себя пес снаружи, подняв уши, подняв взгляд ввысь.

Почти через час снова показываются ноги старика, потом зад, словно это ребенок неправильно идет по родовым путям.

— Ну что? — спрашивает пес, когда человек показывается целиком. — Я уже начал беспокоиться.

— Мне надо еще земли выгрести.

— А. И чем?

Адельмо Фарандола снимает куртку, связывает ее рукава, сворачивает ее наподобие мешка.

— Тебе не один день понадобится, — вздыхает пес.

Три дня Адельмо Фарандола влезает и вылезает из туннеля, вынося камни и грязь, которые спускает вниз, в расщелину между скал. Никто не заметит свежую землю: в это время года все оседает и сдвигается. От усталости и разреженного воздуха он дышит тяжело, как умирающий. Пес, смирившись, наблюдает за каждым его действием снаружи, но лежит рядом с трупом и не двигается с места, и желание говорить у него пропало.

Наконец Адельмо Фарандола решает, что расчистил достаточный участок тоннеля. Поднимает труп, тащит его ко входу, втягивает внутрь за лодыжки.

— Ты ведь потом вернешься? — шепчет пес.

Когда кишка становится узкой настолько, что пройти может только одно тело, Адельмо Фарандола пролезает по трупу, оказывается по другую его сторону и начинает проталкивать его за плечи.

— Тише, тише! — возмущается труп.

— Извини, — бормочет Адельмо Фарандола.

Там по-прежнему красиво внутри, как во времена его юности — об этом-то он помнит. Место не слишком гостеприимное, но от него исходит приятное ощущение защищенности. Кроме того, у него есть компания, а если хорошенько руками пошарить, то и еда.

— Побудешь со мной еще немного? — спрашивает труп.

— Ладно.

— Совсем немного.

— Ладно.

Адельмо Фарандола расслабляет мышцы, одну за другой, и погружается в долгий сон.

Пес не успокаивается, он воет у входа в тоннель, отчаянно роет землю, пытается пролезть ползком. Но Адельмо Фарандола изнутри гонит его прочь, угрожает застрелить, проклинает, отвергает его.

— Но это же, дорогой мой, я! — умоляюще скулит пес.

— Убирайся, чего тебе надо? Кто ты вообще такой, кто ты?

— Это я! Все, хватит, не смешно…

— Надо было мне тебя съесть в первый же день.

— Ты же шутишь, да?

— Съесть тебя и обсосать твои кости все по очереди, чертов пес!

Пес умолкает, трясется.

— Пшел, пшел, а то меня найдут!

— Да нет же, я буду послушным, буду сидеть тихонько рядом с тобой… Будем греться друг о друга… О труп не согреешься, а об меня — да!

— Убирайся, или буду стрелять.

— Я тебе нужен, пожалуйста…

Адельмо Фарандола молчит и в наступившей тишине надеется, что он забудет про пса, а пес забудет про него. Тот сворачивается молча и лежит у самого входа, бесконечно грустный, стараясь довольствоваться запахом своего друга, тянущимся из тоннеля, как струйка невидимого дыма, смешанного с резким сладким запахом мертвеца.

— Ты еще там? — рычит через некоторое время Адельмо Фарандола неузнаваемым голосом.

— Нет, — шепчет пес.

«Чертов бродяга, — крутится в голове у Адельмо Фарандолы. Только эти придут — сразу хвостом вилять начнет, как при виде меня в первый раз. Ну, наверное, он так и сделал, увидев меня тогда, потому что я это плохо помню, совсем даже и не помню, но знаю прекрасно его штучки, он у моих ног крутился всегда, сколько помнится. Со всеми так. Виляет хвостом, хотя хвоста у него нет».

Но собаки другими не бывают. Продаются за краюху хлеба. Привяжутся к тебе на всю жизнь. Если их выгоняешь, чтобы они по своим делам шли, сидят там, под дверью, бросаются на нее, потому что ты не с ними, шагу без тебя ступить не могут. Собаки, они такие.

Он сразу хвостом завиляет, стоит этим руку протянуть его погладить. Завалится пузом вверх и будет канючить, чтобы его еще погладили, позорище рода мужского. А если они спросят: «Дружок, а где Адельмо Фарандола?», он сразу скажет: «Там, внутри, дражайшие мои, в тоннеле старой шахты, он туда втиснулся, как свечка от геморроя в зад». — «Да ну? Спасибо огромное, дружок». — «Не за что, друзья мои. Хотите, я с вами пойду? Кстати, а что на ужин?»

Так он и поступит, сукин сын. Никогда не любил собак. Именно так и поступит.

— Так, — вздыхает мертвец рядом с ним.

— Что так?

— Скверно будет, если нас найдут.

— Верно.

— И я не про себя. Я уже… Я о тебе в первую очередь беспокоюсь.

Адельмо Фарандола слушает и молчит. Там, в холодной и влажной темноте тоннеля, его новый приятель по пряткам хрустит и шипит.

— Извини, — говорит он.

— Да пожалуйста, — отвечает Адельмо Фарандола. И размышляет меж тем, что делать с псом.

— Они еще не пришли, — продолжает мертвец. — У тебя еще есть время.

Пес снаружи снова принялся выть и нетерпеливо лаять. Больше он не говорит, ведет себя как обычный пес, чтобы разжалобить своего старого приятеля.

— Достал, — вздыхает мертвец.

Восемнадцать

Когда Адельмо Фарандола больше не слышит лая, он выползает из тоннеля наружу. Ночь освещена мягким светом. Луна на три четверти. Пес спит. Во сне безмолвно подрагивает, трясет лапами. Адельма Фарандола озирается, ищет, чем его можно ударить.

Опуская камень на голову пса, старик понимает, что тот только прикидывался спящим, чтобы растянуть как можно дольше мгновения близости со своим товарищем и снова не спровоцировать разлуку. И это ему удается отлично, он услужливо ждет, чтобы человек обдумал действия и выбрал достаточно крупный камень. За секунду до удара пес прищуривает глаз и чуть скулит, выражая любовь. Он, собака, понимает, что чувство вины за прерванный скулеж ненадолго задержится в опустошенном мозгу Адельмо Фарандолы, но ему хватает осознания, что его палач пусть ненадолго, но испытает некую смесь угрызений совести и сожаления. Этого, возможно, ему достаточно.