Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина

– Да.

– Ой, а я так рада за тебя. Слушай, ты первая из нашей группы нашла хорошую работу. Платят прилично, наверное, да? И квартиру сразу дадут. Ты приезжай потом, расскажешь, что да как. – Она приглушенно захихикала, словно прикрыла телефонную трубку.

– Обязательно расскажу.

– Слушай, а еще можно спросить?

– Извини, я спешу. Нужно собирать вещи, сама понимаешь, – хладнокровно оборвала ее Вета и, не расслышав слов прощания, положила трубку. Хватит на сегодня откровений.

Хоть дел у нее не было, а последний день в пыльном августе тянулся утомительно и бесполезно. За глупыми воспоминаниями и телефонными звонками. Вета перебирала старые тетрадки и складывала их в большую коробку из кладовки – пусть пылятся.

Под руки попался выпускной университетский альбом. На первой же фотографии – пятнадцать девушек, причесанных и накрашенных по особому случаю. Лина в красивом белом платье, которое отец привез ей из-за границы, а Мирка была в смешном зеленом. Свое платье Вета затолкала на самое дно коробки. Она ходила в нем на занятия, а потом, вместе с тетиными бусами, надела на выпускной вечер. Просто ей было все равно.

Пятнадцать девушек, с которыми она провела пять лет. И по которым она никогда не будет скучать. Вета бросила альбом в ту же коробку. Чего хорошего? Вечные ссоры и сплетни за спиной. Однажды они обвинили Вету в том, что она подставила Мирку.

Та, по-особенному рыжая и очень несчастная, сидела в углу коридора на полуразломанном стуле над зачеткой. Вокруг нее собрались остальные, и, стоило Вете подойти, четырнадцать пар глаз ненавидяще уставились на нее.

– Между прочим, это ты писала отчет за всю группу, – заявила Лина, вскидывая голову вверх – гордо. Сумочка у нее сегодня была – высший класс, белая, с аппликацией из кожаных лилий. Такую не купишь у них в городе.

– Я, – согласилась Вета, все еще надеясь на благодарность. Она не была доброй самаритянкой, она просто не могла доверить свою итоговую оценку по биохимии кому-то другому, потому и взяла на себя обязанность.

– Так это ты не вписала туда Миру?

Та трубно высморкалась.

– Ей теперь зачет автоматом не ставят! Из-за тебя, между прочим. – Лина подбоченилась, Вета тоже.

– Так пусть сдает, раз не ставят. – Она дернула плечом. – Я что, за все ваши оценки должна отвечать?

– Я не сда-а-ам, – протянула расстроенная Мирка, натирая до красноты глаза рукавом шерстяной кофты.

Вокруг раздались возмущенные фырканья. Кое-кто из девушек, конечно, предпочел остаться в стороне – им-то уже поставили зачет, чего напрасно сотрясать воздух, – но некоторые тут же приняли сторону Лины.

– Нет, ты пойди к Елене Эдуардовне и разберись. Скажи, что Мирка тоже отчет делала, – повелительно ткнула пальцем Лина и попала Вете в пуговицу белого халата – та явилась на зачет прямо из лаборатории и уж точно была не ровня разукрашенным надушенным одногруппницам.

– Иди и сама разбирайся, если такая воительница за справедливость. – Вета брезгливо отодвинула от себя ее палец. – Зачетку мою отдайте.

Лина поджала губы. Ко всем прочим своим недостаткам она была еще и старостой. Вечно опаздывающей, пропускающей выдачу стипендии и путающей аудитории. А теперь ее модельная сумка топырилась под весом зачеток.

– Нет, ты иди и разберись. – Сузила она и без того узкие по-восточному глаза.

Мирка просительно посмотрела на Вету. Крупная слеза висела у нее на носу, как микролитр красителя на кончике пипетки – Вета вспомнила о брошенном эксперименте и развернулась, чтобы зайти на кафедру.

На кафедру она, конечно, зашла, и Елену Эдуардовну там не обнаружила, но, дозвонившись ей домой, – ах, непозволительная наглость – попросила еще раз посмотреть отчет. И представила, как близоруко щурясь и шурша страницами, та листает толстенькую пачку листов. Она охнула, обнаружив в самом конце списка вожделенную фамилию.

– Ой, простите пожалуйста, я, наверное, не заметила. Пусть подойдет завтра, я все ей поставлю.

Вета вернулась с хорошей новостью в коридор, и Мирка на радостях кинулась ей на шею, а все остальные не шевельнулись, только взгляды отводили. Такие вот ссоры по углам.

…Вета накрыла альбом старым атласом по анатомии и легла прямо на пол, растирая онемевшие ноги. Единственное, за чем она вернулась бы в университет, – за старыми стоптанными туфлями и белым халатом, они остались в ее личном ящике, в лаборатории. Но идти туда означало бы столкнуться еще раз с Ми. Та наверняка ничего не скажет, но посмотрит так, что мало не покажется. А еще на крыльце велика вероятность столкнуться с девушками. Из их группы много кто поступает в аспирантуру.

Вета любила свою лабораторию той самой любовью, когда приходишь на работу за час, когда университет еще пустой и гулкий, а охранники оборачиваются на тебя с удивлением. В одиночестве надевала удобные старые туфли, застегивала халат и вдохновенно принималась за работу. А вечером она задерживалась там так долго, что охранники снова смотрели с недоумением, а поймать запоздавший автобус Вета считала большим счастьем.

Она провела так все лето и никогда не жаловалась, но однажды под вечер тетя, до ночи засидевшаяся за вязанием и телевизором, завела неторопливый разговор.

– Как дела в лаборатории? Я сегодня встретила Ми, она сказала, что твоя новая статья пойдет в «Вестник» университета.

– Да, надеюсь, – уныло улыбнулась Вета, растирая уставшие ноги. Три раза сбегать с нулевого этажа на пятый с большущими биксами в обеих руках – это она неплохо сегодня потрудилась.

– А еще вы собираетесь выставлять эту работу на конкурс «Инновация года»?

– Я уже выставила. Ми вообще-то с жюри разговаривала, и шансы у моей работы большие.

Обычно в такие вечера она глотала ужин, даже не чувствуя вкуса, выпивала три кружки чая, но внимание тети ее так озадачило, что вилка зависла над тарелкой.

– Знаешь что, дорогая. Ты только не обижайся. – Тетя посмотрела на нее поверх очков, и бормотание телевизора сделалось далеким и непонятным. – Ми сказала, ты как-то слишком зазнаешься. Веди себя поскромнее, ладно?

Вета бросила вилку на стол.

– В каком это еще смысле – зазнаюсь?

Тетя многозначительно пожала плечами.

– Ну, я уж не знаю, что у вас там происходит. Просто она так сказала, а еще, что есть студенты и талантливее, чем ты. – Она улыбнулась, надеясь мягонько перейти на другую тему. – А ты в следующем году опять будешь ее занятия вести, да?

– Нет, – буркнула Вета, со скрипом отодвигаясь на стуле. В лицо ей Ми говорила совсем другое. – В этот раз я слишком много троек на экзамене наставила. Общий бал низкий – в деканате Ми ругали.

…Она пролистала тетрадки с лекциями – исписанные четким летящим почерком, они еще хранили воспоминания о веселой и живой преподавательнице аналитической химии, которая всегда носила крупные бусы из агата, и о хмуром правоведе, и о почти впавшем в маразм гидрологе.

Жаль выбрасывать – рука не поднимается. Может быть, когда-нибудь она вернется и вытащит эту коробку и отряхнет с нее пыль. Хотя вряд ли.

Вета решительно перемотала коробку веревкой и оттащила ее в кладовую.

Восьмое сентября. День встреч

Сквозь сон Вета услышала нахальный телефонный звонок и сначала не могла понять, где находится. Потом ей захотелось запустить в сторону, откуда шел звук, чем-нибудь тяжелее подушки.

К тому времени, как она выпуталась из простыни, звонки уже оборвались. Сонные глаза не хотели ничего видеть, потом Вете удалось их разлепить. Немного. Через щелочку она смотрела на до боли яркую желтую полоску света, она медленно расширялась. Потом в ней случилось быстрое движение, и, судя по звуку, хлопнула дверь.

– Что? Ты хоть знаешь, что ночь на дворе? – Смысла слов она не разбирала, но звуки – вот звуки крутились в ее голове хороводом, сцепившись длинными тонкими пальчиками. – Какие еще пугала! Кто ответил? Ты соображаешь вообще?

Голос удалялся, но не долго. Сквозь сон Вета подумала, что телефонного провода до кухни не хватит, разве что до дверного проема, и эта мысль ее почему-то успокоила.

– Я не могу сейчас приехать. Что, до утра никак не ждет? Утром буду.

Удар и последний, предсмертный короткий звон – это бросили трубку. Вета накрылась простыней по самую макушку и наконец-то смогла заснуть.

Она только утром заметила, что обои в кухне бежевые, в цвет штор – те тоже бежевые и с более темными полосами вдоль. Так типовая кухня казалась чуть выше. А еще у Антона была дурацкая привычка везде и всюду открывать окна.

По ногам уже ощутимо тянуло ветром, но вставать и закрывать половинку рамы Вете было лень, а Антон преспокойно болтался в коридоре. Он брал трубку телефона в руки – она отзывалась звучными гудками, набирал номер, ждал, хмыкал и клал трубку.