Все тайны Москвы - Александр Попов

При всем этом Салтыкова была весьма набожна, делала большие пожертвования церквям и каждый год совершала паломничество в какой-нибудь монастырь.

Интересно, что в любовной связи с Салтыковой состоял дворянин Николай Тютчев — дед поэта. Познакомились они, когда вдовушке было тридцать лет, а молодой капитан занимался сверкой границ ее подмосковных владений с записями в земельном кадастре. Но после двух лет связи Тютчев решил жениться на девице Панютиной. Дарья решила сжечь дом Панютиной, и по ее приказу конюх Савельев в два приема приобрел более двух килограммов пороха, который после добавления серы и трута был завернут в легковоспламеняющуюся пеньку и стал мощной бомбой. Два раза Салтычиха отправляла своих дворовых людей заложить эту бомбу под московский дом Панютиной, где проживали молодые, но крестьяне побоялись это сделать. Незадачливые минеры — кучера Иванов и Савельев — были жестоко выпороты, и Салтыкова решила сменить тактику. Она узнала, что Тютчев отправляется по делам службы в апреле 1762 года в Тамбов, и организовала своих крестьян, чтобы те подстерегли капитана на дороге и убили его. Но тут дело уже получалось нешуточное: нападение на дворянина при выполнении им государственного задания считалось заговором и могло кончиться плахой. Испуганные крестьяне написали Тютчеву «подметное письмо», то есть анонимку, и тот, официально уведомив власти, получил в качестве охраны на время проезда в Тамбов 12 солдат. Салтыкова отменила нападение.

Крестьяне писали не только Тютчеву, но и властям, но Салтыкова, и сама происходя из знатного рода, и имея не менее знатных родственников по мужу, умудрялась заминать скандалы благодаря знакомствам и подкупам. Два ее крепостных, Савелий Мартынов и Ермолай Ильин, жен которых она убила, сумели в 1762 году передать жалобу только что вступившей на престол

Екатерине II. И та, получив власть незаконно, решила сделать из дела Салтыковой показательный процесс, который должен был ознаменовать наступившую в России эру законности. У Ильина, кстати, были подряд убиты три жены. Сам он стал непосредственным свидетелем убийства третьей, после чего «впал в исступление»: плакал, кричал и грозил местью лютой помещице. Салтыкову это испугало, и она распорядилась посадить его в свою тюрьму под караул. Он «смирился», покаялся, а получив освобождение, бежал вместе с Мартыновым в Санкт-Петербург, где, прожив несколько месяцев, они сумели все-таки найти выход на императрицу. Прямых улик убийства двух первых жен у следствия не было, а все сомнения толковались в пользу обвиняемой, и эти два эпизода в обвинении не фигурировали.

Следствие продолжалось три года. В архивах канцелярии московского гражданского губернатора, московского полицеймейстера и Сыскного приказа была найдена 21 жалоба салтыковских крепостных, и было выяснено, что над всеми жалобщиками помещица провела или собственный суд, или отдавала суду государственному по обвинению в клевете, и жалобщики отправлялись в Сибирь. После осуждения помещицы несколько крестьян были освобождены с каторжных работ.

Во время обыска в московском доме Салтычихи на Сретенке и в имении в Троицком обнаружили бухгалтерские книги, в которых аккуратная барыня указывала суммы взяток чиновникам. Помимо этого, крестьяне назвали имена тех, кого Салтыкова убила, и дали показания об истязаниях.

Салтыкова была взята под стражу, но ни в чем не признавалась. Разрешения на пытки дворянки государыня не дала, и потому Дарье ими лишь грозили, а как-то в ее присутствии пытали разбойника, обещая, что она будет следующей. Скорее всего, от своих высокопоставленных родственников Дарья узнала, что пытки к ней применены не будут. Пытался вызвать в ней раскаяние священник московской церкви Николая Чудотворца Дмитрий Васильев, проведя с ней целый месяц, но и это оказалось бесполезно.

Весной 1765 года следствие было закончено, и дело передано в департамент правительствующего Сената. Следователь Волков сумел доказать вину Салтыковой в смерти 38 человек, и еще в 26 случаях Салтыкова была «оставлена в подозрении».

Судебное следствие тоже продлилось более трех лет, и в итоге Салтычиху признали «виновной без снисхождения» в тридцати восьми убийствах и пытках дворовых людей. Но приговор сенаторы выносить не стали, переложив бремя принятия решения на Екатерину II.

Для той это было также не простое решение: в течение сентября 1768 года Екатерина несколько раз переписывала приговор, и в архивах сохранилось четыре ее собственноручных наброска вердикта. Но 2 октября 1768 года Екатерина все-таки решилась, и в Сенат был направлен указ, в котором очень подробно расписывалась мера наказания. На полях этого указа, кстати, Екатерина возле слова «она» поставила «он»: императрица хотела сказать, что Салтыкова недостойна называться женщиной.

Салтыкову лишили дворянского звания, запретили пожизненно именоваться родом отца или мужа, а также указывать свое дворянское происхождение и родственные связи с иными дворянскими фамилиями. В течение часа она должна была отбыть «поносительное зрелище», в ходе которого ей предстояло простоять на эшафоте прикованной к столбу с надписью над головой «мучительница и душегубица». А затем остаток жизни Салтыкова должна была провести в подземной тюрьме без света и человеческого общения (свет дозволялся лишь во время приема пищи, а разговор — только с начальником караула или монахиней). Отправились на каторжные работы и сообщники Дарьи: священник села Троицкого Степан Петров, «гайдук» и конюх помещицы.

«Поносительное зрелище» было исполнено на Красной площади 17 октября 1768 года, а затем Дарью отвели в Ивановский монастырь. Там ей уже была приготовлена особая подземная «покаянная» камера с высотой потолков не более трех аршин (то есть 2,1 метра).

Лишь по крупным церковным праздникам Дарью выводили из-под земли к небольшому окошку в стене храма, чтобы она могла послушать литургию. Этот режим продлился 11 лет, после чего Дарья была переведена в каменную пристройку к храму с окном. Прихожане храма могли смотреть в окно и даже разговаривать с узницей. Они передавали через решетку свертки с едой, но Салтычиха в ответ лишь страшно ругалась, плевалась и выбрасывала все обратно.

В Ивановском монастыре Дарья провела тридцать три года и умерла 27 ноября 1801 года. Похоронена она на Донском кладбище в семейной могиле. После ее смерти камера была приспособлена под ризницу. Церковь, увы, до нашего времени не дожила: ее разобрали в 1861 году.

По некоторым свидетельствам, в 1779 году (то есть в возрасте около пятидесяти лет) Дарья родила ребенка от караульного солдата. Доказательств этому в архивах не найдено, но есть одно косвенное свидетельство. Артем Р., ныне инок одного из подмосковных монастырей, вспоминал, что когда в 1990-е годы Ивановский монастырь начал возрождаться, то он посещал его вместе с матерью. Гуляя по двору, шестилетний мальчик увидел «страшную растрепанную старуху, которая бежала ко мне, приговаривая: „Ты ли это, моя кровинушка, ты ли это, мой сыночек, где они тебя прячут!“» Зрелище, по воспоминаниям Артема, было для него, еще ребенка, весьма страшное, и он, с трудом увернувшись от ее грязных рук, заливаясь слезами, побежал искать свою мать, жалуясь на злобную старуху, которая, впрочем, не сделала ему ничего плохого. Женщины, присутствовавшие во дворе, сказали, что видели, как мальчик убежал, но никакой старухи они при этом не наблюдали.

Вообще, встреча с призраком Салтычихи считается дурным знаком, который предвещает близкую смерть. «Ну вот я и умер для мира», — смеялся Артем Р. Видевшие призрак Салтычихи рассказывали, что обычно она осыпает встреченных страшными проклятиями, лицо у нее черно, на руках длинные завивающиеся ногти, а седые грязные волосы вьются по ветру. Этот призрак часто появляется в подземном переходе между монастырем и стоящим рядом Владимирским храмом, а также вокруг того места, где стоял дом Салтыковой, на углу улиц Большая Лубянка и Кузнецкий Мост, где сегодня находятся здания, принадлежащие ФСБ России.

Село Салтыковой Троицкое ныне носит название поселок Мосрентген (это юго-западная сторона МКАД), и здесь летними ночами можно видеть тени похороненных в лесу жертв помещицы. Это молодые девушки со светлыми волосами, часто они просят прохожих отыскать их могилу и перенести ее на кладбище, а также о церковном поминовении.

Призраки дома Игумнова

Ул. Большая Якиманка, 43, ст. м. «Октябрьская»

Здание, в котором сегодня находится французское посольство, было построено купцом Николаем Васильевичем Игумновым. Он купил стоявший здесь большой деревянный дом и в 1888 году подал прошение о строительстве нового каменного. Один из директоров и владельцев основанной еще в начале XVIII века Ярославской Большой мануфактуры и хозяин сибирских золотых приисков нуждался в представительном доме в Москве. Многие удивлялись тому, что Игумнов выбрал для своего особняка не слишком престижное по тогдашним временам место, но, как говорили, он хотел уберечь свое жилье от лишних глаз. Сам Игумнов, впрочем, объяснял, что он вырос именно в этом уголке купеческой Москвы и очень его любит.