Имею топор — готов путешествовать - Евгений Шепельский

Чертовщина, в подворотне никого не было! Ну разве что сотня-другая крыс пялилась на нас отовсюду.

— Барановая ойя лечится плохо, если вообще лечится, — тут же ввернул мой напарник.

Вот только я знал, что это не паранойя.

Мы свернули на пустынную улочку, освещенную скудными огнями. Она круто задиралась вверх, благодаря чему мусор на ней не задерживался, скатываясь туда, откуда мы пришли.

Это случилось за нашими спинами.

Грохот кровельной жести слился с яростным кошачьим воплем. Концерт «Вечерняя кастрация» в одном сольном номере. Затем с высоты двух этажей плюхнулся сам кот — рыжий ободранный засранец, а рядом со звуком «пламп!» упало нечто. У него были заостренные кожистые крылья и тело обритой мартышки, которой вдобавок купировали хвост.

Кот изогнулся, втянув вислое брюхо, и боком-боком попятился к стеночке. Серая тварь немного превосходила его габаритами. Из острых плеч торчала тупорылая башка с выпуклыми, близко поставленными глазами, передние лапы были непомерной длины. Тварь подпрыгнула, пытаясь взлететь, но левое крыло свисало, как мятая тряпка. Тогда она выпустила когти из всех четырех лап — замечательные когти, похожие на иглы, которыми ушивают глаза покойников.

Кот прижался к стене и зашипел. Тварь распахнула пасть, вернее сказать — растянула, как змея, когда пытается сожрать что-то крупное. Поверьте, у меня самого челюсть отвисла. Короче говоря, это была уже не пасть, а настоящая дырища для поглощения кошек. На клыках твари заиграл желтый свет фонаря.

—Цок-цок-цок! — застучали по мостовой загнутые когти.

—Дохлый зяблик! — прошептал гном. Это значило, что он не просто испуган, но и удивлен, притом что после детства, проведенного в пещерах Зеренги, моего товарища удивить было трудно.

Я метнул нож, который держал в рукаве куртки. Он скользнул по плечу твари и упал на булыжники. Зато второй, из нагрудного кармана, воткнулся ей в горло. Отличный бросок, если учесть, что я целил в сердце.

Неплохие ножи у братьев Гхашш, неплохие. Утром я прикинул баланс и даже всадил парочку в уцелевшую стойку газебо, пугая челядь Митризена. Как хорошо все-таки быть дальновидным!

Кот умчался дикими прыжками, не сказав и слова благодарности. Олник подбежал с молотком наперевес, но тварь была мертва — она лежала на боку, запахнувшись крылом, выпученные глаза помутнели, из раны сочилась кровь цвета дегтя. В общем, отвратное зрелище. Я побрезговал извлекать нож, не стал даже пинать тварь мыском ботинка.

Крылья смерти надо мной...

А ведь прав оказался юродивый парнишка. Прав. А я его избил.

—Видал когда-нибудь такую штуку?

—Эркешш... Разное видел, но такое — впервые.

—Аналогично, дорогой Гагабурк.

—Дохлый зяблик! Может, возьмем с собой да скинем алхимикам? Я знаю парочку, они дадут хорошую цену! Это же этот, как его, раритет!.

Я пожал плечами, чувствуя себя до странности легко, словно сбавил разом десять годков.

—Хочешь — бери. Только заверни в свою куртку. Если будешь волочить тварь за крылья, даже в полночь соберешь толпу зевак.

Олник поскреб в затылке, рассматривая дегтярную лужу:

—Тогда пускай тут остается. Внезапно я понял, почему мне так легко. Взгляд пропал.

Я быстренько сложил два и два: значит, вот она, ищейка. Теперь ясно, почему взгляд упорно следил за мной сверху. В двух словах я объяснил это напарнику.

—Эркешш махандарр!

—Но я не думаю, что это Митризен.

—Эльфы!

—Не знаю. Может, те, о которых трендел свихнутый часовщик. Что-то там про след и охоту. — «И про крылья», — мог бы я добавить. — Я не думаю, что он имел в виду наших эльфов. Пошли быстрей, у меня скверные предчувствия. В этом городе заваривается какая-то каша.

—Что-что? — Гритт, я позабыл, что до гномов не всегда доходит смысл человеческих пословиц.

—Гуляш из зеленых гоблинов. В этом городе кто-то варит гуляш из зеленых гоблинов.

Олника чуть не вывернуло на мостовую.

Я все время ускорял ход, в безлюдных местах срываясь на бег. Меня распирала агрессия. Мне вдруг очень захотелось встретиться с тем кулинаром, который решил сварить из гоблинов гуляш. Может, то был один из эльфов, может — кто другой, в любом случае контора служила точкой отсчета. Больше я не буду добрым и терпеливым, о нет. Опасайтесь злить варвара... А, я это уже говорил. Ну тогда так: опасайтесь делать из варвара марионетку.

«Дом Элидора» таил в себе угрозу, и лелеял ее, предлагая всем заглянуть на огонек. Да, окна были освещены, и из входной двери, настежь распахнутой, между прочим — падал клин света. Вроде все открыто, никакой тебе загадочности, но я чутьем варвара ощутил опасность.

Мы остановились передохнуть на другой стороне улицы.

—У нас свет, — заметил мой приятель, перетащив повязку на другой глаз. — Видимо, мы дома.

—Угу, Джабар тоже дома. Приготовь молоток. Пара ножей заняла нужные места. Торбу с мечами я взял наперевес, распустил завязки. Одно движение — и горловина свободна.

В прихожей Элидор — все в том же сальном балахоне — рыдал за конторкой.

Какой сюрприз. Во мне почему-то таилась надежда увидеть его с распоротым горлом. Но рыдающий тоже сойдет, побольше горя и страданий, мы, варвары, все такие кровожадные.

—За-за-за что? — Блеклые глаза старого хрыча были полны скорби и жалости.

Перед ним на крышке конторки лежал, растопырив лапки, пиратский попугай. Кто-то умело свернул ему шею, так что клюв смотрел в направлении задницы, кстати, плешивой, ибо попугай — то ли от недоедания, то ли потому, что у него не было даже плохонькой подружки — любил щипать оттуда перья.

Умилительная картина. Неизвестный сделал то, на что у меня три года не хватало решимости.

—Дозвезделся, — оценил ситуацию мой товарищ и выудил из-под одежды молоток. — А я всегда говорил — нельзя верить эльфам! Двуличные любители птичек и природы! — Страховидные ножницы Олник положил на конторку. — Вот, дарю: можешь отчекрыжить ему голову и лапы, а потом сварить супешник.

—Они наверху? — Я не стал уточнять, кто это — они и сколько их. В таких ситуациях предпочитаю действовать экспромтом, чтобы никакие сомнения не остановили... э-э, раздачу. То есть — выяснение обстоятельств. От нерешительности всегда страдаешь больше, чем от спонтанных действий, эту премудрость я давно усвоил.

Элидор кивнул:

—О-очень плох... плохие люди. Злые.

Да в мире вообще мало добрых людей, Элидор, вот прямо сейчас поднимемся и немного изменим баланс в лучшую сторону.

Ступеньки пронзительно захрустели под ногами. Отвратительно громкие звуки! Сам дом, казалось, вымер: все обитатели, зачуяв опасность, попрятались как мыши. Бедные кварталы — они такие: до стражи далеко, жители сами решают свои проблемы. Я нес мешок в левой руке, пальцы правой сжимали рукоятку ножа. Настоятельная потребность дать выход кровожадным инстинктам варвара распирала мою грудь. Не амок, нет, тут все было осознанно. Пять лет жизни в городе канули в небытие, в глубине души я себя ненавидел.