DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

class="p1">– А ты? – Мики вцепился в мамины шорты. Из-под джинсовой ткани посыпались пыль и шелуха высохших насекомых.

– Я схожу за лекарствами, – сказала мама, не шевелясь. – Идите вон в тот домик. Сидите в камере. Ей станет легче.

Мики кивнул, всхлипывая. Взял Ронит за руку. Она закатила зрачки, вертела головой и глупо мычала. Иногда она изображала сумасшедшую, и это смешило Мики, но теперь Мики было не смешно. Папа их бросил. Ронит заболела. И с мамой явно что-то не то.

– Идем! – попросил Мики и повел Ронит к тюремному блоку.

Вместо асфальтного покрытия двор перед бараками был вымощен костями крупного рогатого скота или убиенных ангелов. Кости вбили в почву, как железнодорожные костыли; наружу торчала отполированная столетиями окаменевшая губка головок. Из бетона вырастали опутанные колючей проволокой мраморные колонны и барельефы, будто сквозь истершуюся реальность проглядывало место, некогда располагавшееся в пустыне, но стертое милосердным Богом с лица земли.

Сакральная архитектура иудейского ада. Декорации, которые люди покинули в ужасе, успев разве что слово «КРОАТОН» накарябать на стволе дерева.

Кейла вбежала в утробу барака.

«Стой!» – подумал Ишай и молча пошел за женой.

Единственным источником света были узкие зарешеченные бойницы под потолком в глубине отворенных камер, мертвых бетонных пеналов. Холодок остудил кожу. Ишая осенило, он подумал о насекомоядных растениях. Вот чем научился быть изолятор № 113 в ходе эволюции. Хищным цветком, приманивающим путников прохладой. Шкатулка с кошмарами захлопнется, стоит польститься на странную свежесть помещений. Начнется процесс переваривания.

– Послушай, – произнес Ишай.

– Они где-то тут! Ронит! Мики!

– Кейла…

– Слава богу!

Жена ворвалась в камеру. Дети были внутри: Ронит распласталась по стене, запрокинув голову, распахнув рот в немом вопле, вперив немигающие глаза в потолок. Мики держал ее за руку.

– Папа?.. – спросил он изумленно, и опухшее лицо просияло. – Ты вернулся!

Ишай обнял сына. Кейла прижалась к дочери, твердя, что все будет хорошо. Ронит моргнула, выходя из транса, посмотрела на родителей, а потом куда-то в сторону.

И дверь захлопнулась. Лязгнул замок. Ронит содрогнулась всем телом, Ишай метнулся к решетке, впился пальцами в прутья, затряс их, и словно телеграфную ленту протянули через его мозг: «Перед смертью они ели подошвы кроссовок».

– Открой! – сказала Кейла срывающимся голосом. – Она не может быть заперта. Открой, пожалуйста.

Заплакал Мики.

Ишай вдавил лицо между прутьями.

«Нас найдут, – думал он. – Родители, друзья, коллеги, кое-кто знает, куда мы отправились, нас хватятся не сегодня, так завтра, рано или поздно».

Или поздно.

Пронзительно заскрипев, шурша колесиками по бетону, офисное кресло выкатилось из мрака и встало перед камерой. Ишай отлепился от решетки и попятился, глядя на невидимого зрителя, там, за стальными прутьями.

А затем другие кресла въехали в коридор, толкаясь; на некоторых из них восседали кустарные куклы и костистые творения безумных таксидермистов; в недрах изолятора № 113 заурчала тьма, а снаружи глянцевито-блестящие жуки пересекли покрывало для пикника, забрались в контейнеры и приступили к трапезе.

Бес № 3

Мара Гааг

Пробка

– Ножа не найдется?

Чернов вздрогнул и проснулся. В первые секунды не сообразил, где находится и почему уснул в такой позе: шея затекла, в глаза как песка насыпали, ноги онемели. Все еще в машине. А снилось почему-то море.

За лобовым стеклом открывался вид на вереницу автомобилей в четыре ряда. В заднем был точно такой же. Пробка не сдвинулась ни на метр.

– Нож, говорю, есть?

Женщина заглядывала в окно со стороны пассажирского сиденья. Точнее, заглядывал ее бюст, обтянутый не по размеру узкой и белой майкой-алкоголичкой, а следом – широкая улыбка. Губы обветренные, один зуб сколот. Это делало улыбку неприятной. Глаз женщины Чернов с водительского места не видел.

– Нет, – ответил он на автомате, даже не задумавшись.

– А ты в бардачке пошарь, – не отставала женщина и наклонилась ниже.

Лица целиком по-прежнему не было видно, зато вырез майки открылся с нового ракурса. Чернов с трудом отвел от него глаза и послушно открыл бардачок. На сиденье тут же вывалились мятые документы, открытая пачка крекеров и смотанные в морской узел наушники-ракушки.

– Ну! – Женщина просунула руку в окно, а потом запустила в бардачок. Чернов на всякий случай отстранился. На пол полетела обертка от шоколадки и какие-то желтые крошки. Кажется, от чипсов.

– Да нету, – окончательно проснувшись, сказал Чернов колыхающемуся в оконном проеме бюсту, но тут его обладательница, как заправский фокусник, извлекла из недр бардачка канцелярский ножик: маленький, в ярко-фиолетовой рамке, будто бы детский.

– Жалко тебе, что ли! – Ухватив добычу, рука скрылась. Грудь тоже. Зато показалось лицо: розоватое, тоже обветренное и в блеклых веснушках. Волосы у нее были светлые, очень коротко остриженные неаккуратным ежиком. – Мы там решили пикник устроить, парни костер развели. А ножей нету… Я возьму, короче? Есть хочется очень.

– Бери, – безропотно согласился Чернов и незаметно спрятал пачку крекеров. Есть действительно хотелось.

– Ты тоже приходи, если что. – Женщина одной рукой прижала к себе ножик, словно боялась потерять, а второй махнула, указывая направление. – Вон там, километра полтора, за грузовиком с капельками.

– С капельками?.. – не понял Чернов.

– Ну да, водовоз, на нем капельки нарисованы. Козырное место забили! – рассмеялась она. – Никого к себе не берем. Но ты приходи, ты ножик дал, мы тебя за это покормим. А может… – Она вперилась в него глазами и облизнулась. – Может, еще чего придумаем… Скучно тут одному, а? Ты симпатичный вроде.

– Ага, – согласился Чернов осторожно и сразу подумал, есть ли веснушки у нее на груди, такие же, как на щеках.

Когда женщина с ножом ушла, ему стало стыдно. Несколько часов в экстремальной ситуации, а уже думает о сексе с другой женщиной. А у него, между прочим, жена есть. Надо бы ей позвонить.

Чернов потянулся, разминая плечи. Нашел на приборной доске смартфон, вынул из замка зажигания ключи. Перед тем как вылезть из машины, сунул в рот один крекер, а остальную пачку спрятал между сиденьями. Потом запер двери и медленно пошел туда, где началась пробка, посмотреть, как там дела.

Автомобили тянулись унылой колонной до самого поворота и дальше. Стояли как попало: то поперек дороги, то почти уткнувшись друг в друга. В такой тесноте особо не разъедешься. Из глубокой канавы, отделяющей обочину от поля, торчал кверху багажник зеленого седана. «Будто не застрял, а вырос, как трава», – подумал Чернов и сам своей шутке хихикнул.

Людей было видно мало – кто-то ушел пешком, бросив машину, кто-то спал, запершись внутри. Метров через пятьсот Чернов наткнулся на бородатого мужичка в очках