Под флагом серо-золотым - Кирилл Шатилов

Когда он вышел, ему на смену явилась жена пекаря, нестарая, но уже дородная женщина с лукавыми глазами. Фейли уступил ей дорогу, но обмениваться любезностями не стал: подобные матроны, уж слишком охочие до общества мужчин, вызывали в нем оторопь.

— Не пора ли проветрить дом, вита Харлин? — поинтересовался он, осторожно заглядывая в обиталище писаря.

«Обиталище» — иначе и не скажешь. Покосившийся от старости стол у занавешенного пыльной мешковиной и никогда, даже летом, не открывавшегося окна; два грубо сколоченных стула с треснувшими спинками и шатающимися ножками; большой потертый сундук, служивший одновременно вместилищем всякого рванья и кроватью хозяина. Очерченный закоптелыми камнями полукруг у боковой стены, внутри которого лежали давно не поджигавшиеся угли, с нависшей прямо над ними жестяной воронкой дымохода. Рядом с этим подобием очага — на удивление ровная стопка тщательно выделанных кроличьих шкурок; и всюду, где только можно и нельзя, — пузырьки с разноцветными чернилами, заточенные, перепачканные и переломанные палочки для письма, мешочки с присыпкой и свитки, свитки, свитки. На почетном месте, в углу, справа от стола висела проржавевшая до состояния хрупкости большая клетка, в которой на новенькой деревянной жердочке, явно прилаженной совсем недавно кем-то из его немногочисленных последователей или учеников, гордо восседал слепой филин, не имевший ни имени, ни возраста. Харлин любил рассказывать историю, давно ставшую легендой, о том, как его далекий-далекий пращур поймал эту птицу на равнине, теперь занимаемой Вайла’туном. Рассказывал он ее вкрадчиво, исподволь наблюдая за слушателем и радуясь изумленным восклицаниям, когда до собеседника доходил смысл повествования. А разве вы думали, что Вайла’тун был здесь всегда, как бы спрашивал его рассеянный взгляд? И Харлин не без удовольствия пускался в еще более пространные рассуждения о значении степи для древних вабонов, охоте на филинов, почитание которых было со временем позабыто, и о смысле жизни вообще. Сейчас филин отрицательно крутил головой и недовольно хохлился, будто в ответ на предложение Фейли.

— Свежий воздух вредит свиткам, — наставительно прошамкал Харлин, сидевший за столом спиной к двери и что-то писавший. — Что сказала тебе Эльха?

— Кто? — не понял Фейли.

— Эльха, жена простофили пекаря. Только не говори, что не встретил ее на улице. — Спина писаря задрожала от беззвучного смеха.

— Откуда вы знаете? — искренне поразился Фейли, проходя внутрь и без приглашения усаживаясь на сундук.

— Она всегда норовит занять отхожее место раньше нас, мужиков, чтобы потом сделать вид, что уступает его по доброте душевной.

— Кажется, сегодня я ее опередил.

Харлин оглянулся и погрозил Фейли палочкой.

— Не пойми меня превратно, но и ее можно понять, — сказал он, не изменяя своему обыкновению несколько раз использовать во фразе одно и то же слово. Вероятно, Харлин считал подобные речевые обороты особенным изыском. — Между прочим, вот эту галиматью я пишу по ее просьбе.

— Что-нибудь заслуживающее внимания? — вытянул шею Фейли.

— Только не твоего. Под предлогом отчета о работе пекарни за последние несколько дней наша соседка дает понять одной благородной особе, что питает к ней не одни лишь деловые чувства.

— И вы все это пишете для нее?!

— А ты считаешь, что два лишних силфура, не считая трех за свиток, могут мне помешать? — Харлин начертил в спертом воздухе закорючку и вернулся к работе. — Так что сказал наш добрый Хейзит?

— Мне подождать, пока вы закончите, или рассказывать прямо сейчас?

Фейли спросил его об этом из вежливости. Все, кто когда-либо пользовался услугами писаря, знали, что Харлин любит заниматься несколькими делами одновременно. Причем чем больше у него находилось забот, тем безупречнее он с ними справлялся. Фейли не раз был свидетелем того, как старик читает про себя один свиток, делает записи в другом, разговаривает с посетителем и свободной рукой кормит хлебными корками проголодавшегося филина. При этом он помнил прочитанное, не делал ошибок в написанном, отвечал впопад на любые вопросы и успевал отдернуть руку прежде, чем острый клюв слепой птицы больно тыкался в палец.

— Вижу, что жизнь на заставе заставляет человека поглупеть, — сочувственно сказал старик, изящно поставив рядом два созвучных слова. — Рассказывай.

Фейли в общих чертах передал услышанное от юного строителя и от себя добавил:

— По-моему, он выполняет какое-то поручение для замка.

Харлин дописал свиток, придавил его по углам круглыми камешками, чтобы сох, и сел на стуле боком.

— Какое поручение мог получить строитель, кроме как строить?

— Скорее всего, — неуверенно согласился Фейли.

— Мне Хейзит всегда казался мальчуганом головастым. Готов поспорить, что из него когда-нибудь выйдет толк.

— Тогда тем более непонятно, — начал Фейли, — почему вы не воспользовались этим и не обратили его в нашу веру.

— Не все сразу, друг мой, не все сразу. — Тон старика как будто смягчился. — Торопить человека — все равно что раньше времени вырывать из земли саженцы и проверять, не принялись ли корни. Ему еще предстоит кое-что понять самому, а уж потом не мы его, а он нас найдет. Помяни мое слово. И чем больше он будет крутиться в замке, тем скорее какой-нибудь пустяк подскажет, что гибель его отца не была роковой случайностью. У нас с тобой нет доказательств, хотя мы понимаем, что иначе быть не могло. Он же пока этого не понимает, но у него будут доказательства. Он почувствует. И тогда даже мы с тобой не сможем его переубедить в обратном. Он захочет проверить свои догадки, а никто, кроме нас, не станет его слушать. Он тебе доверяет?

— Так вот как вы и меня заманили в свои сети! — рассмеялся Фейли.

— Он тебе доверяет? — повторил свой вопрос Харлин.

— Это мы поймем, если он придет.

— Ты что, сказал ему, у кого остановился?

— Я просто объяснил, где меня можно при желании найти.

— Меня не спросил!

— Вы разве против?

— Это мы тоже поймем, когда он придет, — Харлин скривил рот в беззубой улыбке. — Значит, Ракли послал вдогонку второй отряд, в котором очутился твой приятель Фокдан и сын самого Тивана? Занятная картина! И при этом не спешит гнать гонцов на другие заставы, надеясь, что общими усилиями двух отрядов удастся разбить шеважа? Видать, не один я к старости глупею.

Он начал долго и нудно рассуждать, какую Ракли совершает ошибку. И ни слова о том, в чем может корениться ее причина. Фейли слышал нечто подобное еще накануне, когда впервые с прошлой зимы постучал к нему в дверь и рассказал о случившемся в Пограничье. Едва ли это стоило называть глупостью, но что старость берет свое, и не только в смысле выпавших зубов, было очевидно.