Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России - Штефан Кирмзе

некоторого пояснения, поскольку термин «правовая культура» встречается в литературе в разных значениях237. Специалисты по правовой и интеллектуальной истории Сьюзен Ева Хойман и Франсез Нетеркотт используют это понятие для анализа дискуссий о преступлении и наказании, а также о верховенстве закона в имперской России238. С позиции более практико-ориентированного подхода Джейн Бербэнк использует понятие правовой культуры для обозначения «взаимодействия народа с законом в волостных судах»239. Я склонен согласиться с исследователем права Дэвидом Нелкеном, который объясняет, что это понятие становится наиболее полезным, особенно в целях сравнения, когда оно понимается как относительно стабильные модели юридически ориентированного поведения и установок. Нелкен объясняет:

Исследования, в которых идея правовой культуры находит свое место, направлены на изучение эмпирических особенностей восприятия права, а не на установление всеобщих истин о природе права…240

То, как юридические изменения были задуманы и восприняты, находится в центре данного исследования. Использование множественного числа «правовых культур», кроме того, подчеркивает, что в любой момент времени и в любом месте существовало множество представлений о праве и его применении. Отчасти причиной такой множественности был институционализированный правовой плюрализм.

ПРАВОВОЙ ПЛЮРАЛИЗМ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Неразрешенное противоречие между одновременным стремлением к унификации и фрагментации породило сложные формы правового плюрализма. Тем не менее констатация того, что для Российской империи был характерен плюрализм правовых порядков, мало о чем говорит. Ученые-юристы утверждают, что правовой плюрализм является нормой даже в современных либеральных демократиях241. В каждом обществе так или иначе приходится обеспечивать совместное существование и функционирование различных форм правового порядка, в том числе и судебного. Задача, таким образом, состоит в том, чтобы найти специфику каждого случая правового плюрализма. Важно определить, основывается ли он на сосуществовании различных правовых систем, их интеграции или конкуренции. Каковы региональные различия? Как он развивается с течением времени и как формируются и взаимодействуют друг с другом его составляющие?

Историки империализма и колониализма обычно описывали правовой плюрализм в терминах «многоярусных» правовых порядков, в которых важность «государственного права», расположенного на самой вершине, неуклонно возрастала242. Многие исследователи подчеркивали двойственность обычного права и имперского колониального права, навязанного извне243. И действительно, колониальные державы имели тенденцию создавать свои собственные суды для рассмотрения споров, затрагивающих их интересы («суды колонизаторов»), в то время как споры, связанные с семейными, религиозными или культурными вопросами, рассматривались в рамках местных правовых институтов («суды колонизированных»)244. Наиболее быстро и глубоко колонизаторы брали контроль над местным уголовным правом не в последнюю очередь, потому что рассматривали отмену существующих форм наказания как часть своей цивилизаторской миссии. Следом, как правило, «модернизировалось» местное коммерческое и контрактное право, в то время как семейное и наследственное право были объектом поздних и непоследовательных изменений245. Зачастую принципы семейного права, основанные на религиозных ценностях, собирались и систематизировались при помощи местных посредников и затем фиксировались в соответствии с предпочтениями европейских колонистов246.

Выделяя триаду исламского (адат), обычного и государственного права, исследования, посвященные изучению мусульманского опыта, значительно расширили рамки анализа правового плюрализма в колониальном контексте247. Однако такая классификация проблематична. Во-первых, как и идея двойственности правового поля у колонизаторов и колонизированных, такое разделение на три правовые сферы не соответствует юридической практике. Участники правового процесса считали себя членами более чем одного правового сообщества, и поэтому они регулярно обращались к различным правовым институтам — подобное пересечение границ между правовыми сообществами заставляет усомниться в существовании упорядоченных правовых систем248. Во-вторых, любой случай правового плюрализма может быть интерпретирован по-разному. Например, государственное право может иметь четко установленные отношения с адатом и религиозным правом, но при этом с точки зрения ислама или другой религии конкурирующие правовые порядки будут рассматриваться в совершенно ином ключе249. Таким образом, правовой плюрализм — это также и множественность представлений о правовом плюрализме.

В-третьих, ни один из сосуществующих источников и систем права нельзя рассматривать как нечто однородное и неизменное. Практически в любом культурном контексте государственное право представляет собой мозаику правовых систем250. Социальные историки и антропологи права также оспаривают дихотомию государственного и обычного права: они опровергают утверждения об обычаях как об «орудии слабых» и демонстрируют участие государства в возведении определенных обычаев в ранг закона251. Как правило, в любом наборе нормативных предписаний все они опираются друг на друга и приспосабливаются друг к другу. Примеров тому множество и в случае Российской империи. Охват и значение государственного права менялись и разнились от региона к региону. Адатское право на Северном Кавказе, например, было сначала исламизировано местными элитами в период с конца XVIII до середины XIX века, а затем русифицировано имперскими чиновниками, которые стремились остановить растущий интерес к исламу252. Получившийся в результате правовой порядок представлял собой эклектичную смесь из разнообразных правовых источников и практик.

Кроме того, правовой плюрализм был неразрывно связан с борьбой за власть. Становление государственного права было не естественным процессом, а результатом постоянной борьбы, или «юрисдикционной политики»253. Это противостояние, как правило, было наиболее выраженным в бывших колониях и пограничных районах империй и приводило к различным правовым конфигурациям. Лорен Бентон вводит различие между полицентричными правовыми порядками, при которых государство является лишь одной из многих правовых инстанций, и государствоцентричными правовыми порядками, которые характеризуются господством государства как источника права254. Более того, она различает сильные и слабые формы правового плюрализма: в то время как первая характеризуется установленными правилами взаимоотношений между различными правовыми органами и институтами, вторая не имеет формальной структуры. Если оценивать Российскую империю в соответствии с этой аналитической моделью, то в ней утвердилась сильная, государствоцентричная форма правового плюрализма. При этом фактическое правовое господство государства существовало лишь в некоторых регионах, включая Крым и Казань, в то время как в более отдаленных регионах нормы государственного права не играли столь значительной роли.

Как выглядел правовой плюрализм в Российской империи? Множественность нормативно-правовых порядков развивалась отнюдь не только в регионах с большим числом меньшинств. С середины XIX века правовая система включала в себя волостные суды, куда крестьяне могли обратиться с незначительными исками и по вопросам мелких преступлений. Судьи, которые сами были из числа крестьян и не являлись квалифицированными специалистами, принимали свои решения на основе местных обычаев, уделяя мало внимания правовым принципам, введенным судебной реформой255. В то же время, будучи формально связанными с высшими судебными инстанциями, крестьянские суды не составляли самостоятельной правовой сферы