Основной закон-2 - Дмитрий Николаевич Матвеев

- Если нужно, сходи в душ, - не оборачиваясь заметил Валерик. – Полотенце в комоде, в нижнем ящике. Только фена у меня нет, голову сушить будешь долго.

Предложение было заманчивое, но имело один минус: мать непременно начнет допытываться: где это дочь так долго пропадала. Ни врать, ни оправдываться не хотелось, и Синичкина мотнула головой:

- Не, дома сполоснусь.

Валерик пожал плечами – мол, дело твоё – и вновь углубился в учебник. А Вера вдруг подумала: занимается ли кто-нибудь из их группы вот так вот, без понуканий родителей, без необходимости завтра сдавать тему? А сама она?

Подумала, внезапно разозлилась и принялась быстро одеваться. Оставила футболку на спальнике. Скривившись, натянула платье, наскоро причесалась и через пять минут уже стояла одетая в прихожей.

- Проводить тебя? – спросил ботан.

Это было бы неплохо, но Верой сейчас управляли не мозги, а эмоции. В эмоциях же было намешано черт те что: злость на парня, на себя, на идиота Чернавина, на мать, на хозяйку той квартиры…

- Сама дойду, - резко бросила она, и тут же пожалела и о своем отказе, и о тоне, каким он был сделан.

Но слово вылетело, теперь за него пришлось отвечать. Вера улыбнулась Валерику, желая сгладить неловкость, подхватила пакет с вещами и вышла из квартиры. Она жила в другой стороне и до дома идти предстояло минут двадцать. Как раз можно успеть и придумать, что рассказывать матери, и привести в порядок сумбурные мысли, скачущие в голове, словно стадо взбесившихся кобыл.

***

Не так, совсем не так Синичкина представляла себе новогоднюю ночь. Вернее сказать, она эту ночь никак не представляла. Были смутные ожидания веселья, развлечений, легкого флирта. А вышло такое, что на праздник никак не тянуло. Настолько гадкое, что она сбежала. Да к кому! К самому, как думалось, никчемному парню группы.

А ботан… Вера принялась вспоминать его слова и действия. И вышло, что, во-первых, говорил он каждый раз четко и по делу. И делал ровно то, что обещал. А во-вторых, ему не надо было ничего объяснять. Он словно видел все её мысли, наперед угадывая то, что ей потребуется в следующую минуту. После такого как-то язык не поворачивался называть его тормозом. Третьим же выводом стало то, что Синявин действовал не как пацан, а как взрослый мужик. Одна операция чего стоила! Когда у того подстреленного деда сняли повязки, Вера чуть в обморок не хлопнулась. Как удержалась – сама не знает. А этот, хоть ни разу в жизни скальпеля в руках не держал, резал и резал себе. И на лице ни один мускул не дрогнул. Кто еще из парней группы так бы смог? Наверное, никто.

И золотистое свечение. Оно точно было, и после него свежий разрез словно бы исчезал. По крайней мере, переставал кровоточить. Вера не стала о нём допытываться. Почувствовала, что Синявин тему обсуждать не хочет, и решила не давить. Хотя своё мнение на этот счет составила.

***

Новый Год успешно миновал. Отгремели залпы фейерверков, отхлопали пробки бутылок, отзвенели люмки и бокалы, оклемались «дорогие россияне». В больнице закончился аврал. Новогодняя история ушла в прошлое, и уже не вспоминалась. Да и среди врачей и медсестер никто не трепался на этот счет. Подстреленный спорщик потихоньку поправлялся, Вовчик при случайной встрече делал виноватый вид и отводил глаза. Зато с Лилей наладился позитивный контакт. Сталкиваясь в коридорах больницы, они обязательно перебрасывались хотя бы парой слов. А если совпадали дежурства, непременно сходились на чашку чаю.

В колледже заканчивалась сессия, приближалась практика. Валерик давно проставил в зачетке отметку о прохождении, и на дежурствах планировал операцию по добыче денег. Уже было назначено время, забронированы билеты на поезд, и даже написано заявление на отпуск за свой счет. В конце января, когда он пришел на очередное дежурство, медсестра, передавая смену, сказала:

- Утром зайди в отдел кадров. Там чего-то от тебя хотят.

И почему-то сочувственно так посмотрела.

Наутро Валерик задержался на четверть часа, ожидая, пока солидная дама из отдела кадров придет на работу, пока выпьет чаю, пока найдет нужные документы.

- Подписывай, - она хлопнула на стойку печатный бланк. – И пиши заявление. Образец вон, на стенде.

- Я ведь писал уже, - заметил Валерик. – Что-то не так?

- Подписывай, не тяни, - буркнула тетка.

Валерик пододвинул к себе бумагу и принялся читать. В первый момент он решил, что ошибся. Перечитал еще раз: нет, все верно. Приказ на увольнение по собственному желанию.

- Давай быстрей, у меня работы много! – прикрикнула тётка.

В душе Валерика колыхнулся гнев, но он сдержался, лишь холодно заметил, не отрываясь от чтения

- Меньше надо чаи гонять. Я вас дольше ждал. У меня тоже дела и лишнего времени нет.

Тетка вскинулась было, но промолчала. Лишь насупилась и отвернулась.

Ситуация была совершенно понятна: история про новогоднюю «операцию «ы» вышла за пределы больницы, добралась до начальства. И главврач сработал на опережение: спросят его – что там такое случилось? А он в ответ: да, был вопиющий случай. Но я всё уже решил, виновных своей властью наказал, меры по недопущению принял. А если спросят, что за меры, то вот: одному выговор, другому выговор, а главного злодея и вовсе уволил. Нюансы же никому не интересны.

Понятно было и то, что дергаться бесполезно. Потому что формально он не имел права становиться к операционному столу и брать в руки скальпель. Да что там, он и принять пациента у скорой не имел права! Если начать возмущаться, найдут повод, прискребутся и уволят по тридцать третьей статье. И это будет уже намного хуже. Но, черт побери, как же обидно! Ничего, земля круглая. При случае он припомнит этот эпизод.

- Что насчет моего другого заявления? – спросил он тётку.

- Ничего. Да и зачем тебе? Уволишься и гуляй себе, сколько влезет.

В голосе кадровички откровенно звучало снисходительное пренебрежение. И это стало последней каплей. Валерик не хотел, но само так получилось: голос замерз до состояния льда. Едва-едва удалось удерживать личину. Он навалился грудью на стойку, нависнув над сотрудником отдела кадров.

- Я написал заявление не просто так, а потому, что имел для этого крайне серьезные основания. И моё увольнение, якобы по собственному желанию, этих оснований не отменяет.

Тётка отшатнулась, и на её лице явственно промелькнул испуг. Никак она не ожидала от сопляка,