Принц Домино - Елена Владимировна Крыжановская

чувствовала в себе лисью хитрость: изобретательность в отчаянных условиях. Она молчала до самого дня рождения, но улучила момент накануне утром, когда сестра отца пришла сделать племяннице красивую прическу.

Десятого мая тоже праздник – день рождения наследного принца! Лиска собиралась на площадь вместе со всеми славить королевский род. Жанжар уехал с помощниками ещё на рассвете, отвёз цветы в башню, потом вернулся, снова загрузил тележки праздничными букетами и уехал торговать на площадь.

Нарядная, как садовая клумба, Маня Курций-Флокси с гордостью продемонстрировала племяннице новую шляпку. Букетики к ней сделаны из шёлка и никогда не вянут, но выглядят и пахнут как настоящие!

– Я не хочу заплетать волосы! – капризничала Лиска. – Оставь распущенные!

– Но чем тогда ты в праздник отличаешься от будней? – укорила молодая тётушка. – Давай я заплету то-о-оненькую косичку по кругу, как веночек? Украсим её цветами, а почти всё останется свободным, если тебе нравится.

– Давай!

Мадам Курций-Флокси обожала делать причёски и макияж подругам. Втайне она считала, что её призвание не только помогать брату-садовнику и мужу-молочнику, что главного успеха она добьётся, открыв собственный салон красоты. Такой, как в Шёлковом крыле, только поменьше.

– Какая ты красавица, Майка, – залюбовалась Маня отражением племянницы. Девочка терпеливо стояла перед огромным зеркалом, дожидаясь завершения шедевра.

– От Майки слышу! – засмеялась Лиска. Она хотела обернуться, но тётушка держала кончики косичек.

– Не вертись!

– Мань, почему меня назвали в честь тебя, а не в честь мамы?

– Жанжар так захотел, – затаённо вздохнула сестра садовника. – Я думала, ты будешь Майя-Лилия в честь нас обеих, но ему слишком трудно произносить Лилькино имя постоянно. Вот так и вышло… И всё равно ты – Лиска. Это одно из сокращений Лилии. Правда берет своё… Прорастает даже сквозь камень!

– Ага, – многозначительно подтвердила Лиска. – Но ты ведь меня очень любишь, да?

– Люблю, конечно, – тётушка приколола последнюю заколку и поцеловала племянницу в макушку.

– Нет, ОЧЕНЬ? – настаивала Лиска.

– О-бо-жаю! Смотри, красиво? Какие возьмём цветочки? Белые флоксы или розовые?

– Какие хочешь. Лучше и те, и те. Мань, сделай мне большой подарок!

– Какой?

– Секрет! Ты обещай, что сделаешь!

– А вдруг я не сумею? – засомневалась старшая Майя.

– Сумеешь! Только ты и сумеешь! Потому что ты самая лучшая тётушка во всём Домино!

– Ах ты подлиза! Ладно, обещаю.

– Ты точно обещаешь? Поклянись!

– Ооох, что за вредина? – застонала Маня. – Ну хорошо, клянусь коровой!

– Неет, – засмеялась Лиска. – Ты же не Курций! Дядя всегда так говорит! Мань, я серьёзно! Поклянись жизнью!

– Твоей?

– Да хоть моей!

– Что ты задумала? – тётушка уловила подвох и нахмурилась. Лиска послала ей невинный серебристый взгляд через зеркало.

– Просто желание. Нетрудное. Но очень важное. Я завтра именинница или нет?

– Нет, ты капризная коза! – развеселилась Маня. – Но я сделаю то, что ты попросишь. Потому что очень люблю капризных коз! У них молочко вкусное!

– Отлично, – Лиска прицельно прищурилась, как она умела. – Тогда расскажи мне правду о моём рождении. Вернее, где вы меня взяли?

– Да кто тебе сказал такую глупость? – возмутилась Маня, но руки её дрогнули. Цветы посыпались на пол. Лиска помогла их собрать.

– Давай обойдёмся без полиции и проверки крови, – серьёзно попросила она тетушку. – Я знаю – и точка. Но расскажи, как это получилось?

– Ох, деточка… Я знала, вот знала, что тайна когда-нибудь всплывёт! – Маня сокрушалась, качаясь, как сосна под ветром. – Но я надеялась, не раньше твоего совершеннолетия…

– Мань, поздно думать, как могло быть! Рассказывай!

– Жанжар тоже знает? – глухо спросила тётушка.

Лиска удивлённо пожала плечами:

– Я с папой ни о чём не говорила. А он не знал?

– Нет. Ох, как ты меня напугала, Майка! Тогда моё условие: я расскажу тебе всю правду, но ты молчи. Ради отца!

Лиска кивнула.

– Мне кажется, мне всё приснилось, – пожаловалась Маня, когда они сели на веранде, где никто не мог помешать беседе. – Та жуткая ночь… Но ты мне обещала!

– Да-да! Рассказывай! – Лиска держалась лучше тётушки, но и её захлёстывало волнение. Сейчас она узнает тайну…

* * *

– Это было после весенней ярмарки. Жанжар тогда продал все зимние цветы, выращенные в теплицах, набрал ещё больше заказов и сам заказал все новые сорта… Он всё шутил, что, если будет девочка, придётся назвать Снежинкой в память о таком успехе! Но мы с Лилей не понимали этот юмор: как можно весеннюю девочку назвать Снежинкой?! Все знают, что…

– Май – лучший месяц в году! Да-да, я поняла, – подхватила Лиска. – Прости, молчу. Что дальше?

– И он уехал за рассадой. Заодно хотел заглянуть в Замок Грифона, в Хрустальный ряд, заказать новые теплицы, пока он богач. Путешествие заняло больше двух дней. Жанжар к ночи не вернулся, у Лили как раз начались роды.

– Какое это было число?

– Девятое. Вечер девятого, – Маня шмыгнула носом и провела ладонью по глазам. – Мы были как сёстры и тогда жили вместе в этом доме. Как началось, я помогала Лиле… Всё прошло хорошо! Родилась девочка…

Пока я завернула племянницу в пеленку, Лиля попросила воды и всё слабела… Я думала, она покормит дочку, но ей становилось всё хуже, хуже… Она не могла и руку поднять, чтобы взять дитя. Это зовут родовой слабостью. Странная хворь, у которой нет причин в теле, всё дело в настроении… Вместе с ребёнком я побежала звать лекаря, но даже до замка не дошла.

В саду совсем никого не было. Уже стемнело. Я побоялась бросить Лилю так надолго, вернулась к ней… А уже поздно. Она лежала белая-белая, очень красивая. И не дышала.

Тут девочка ровно что-то почувствовала, стала кричать, плакать, я понесла её в Молочный ряд. Лиле уже не поможешь, а малышку надо кормить…

Тогда я познакомилась с Курцием. Все лавки уже закрылись, я стучала во все двери, и он открыл. Сказал, что маленьким нельзя коровье молоко, надо козье, ушёл искать… А девочка затихла, пока я её несла. Я радовалась, думала, спит малышка, стала её будить. И поняла, что она очень странно дышит, нехорошо как-то. Пробовала я её привести в чувство, и согреть, и воздуху дать побольше, но ничего не помогло. Племянница на меня только раз взглянула, и всё…

Тут Курций вернулся с молоком. А я сижу реву… Рассказала ему, в чём дело, он-то думал, это моя малышка. Я убивалась больше, чем по своей. Ведь брат вернётся, что я ему скажу? Что не уберегла? Любимая жена – такое горе, но, знать, судьба такая. Роды-то хорошо прошли! А дочка? Дочка могла его утешить, отец жил бы ради неё, а что теперь?

И тогда