Надо ли России бояться Китая? - Александр Беззубцев-Кондаков

Необходимо признать, что ринувшиеся в Россию уроженцы Поднебесной на практике реализовывали известную китайскую стратагему «грабить во время пожара», то есть извлекать прибыль из чужих неприятностей. Развал государства позволил расхищать все подряд, и китайцы стали весьма сговорчивыми покупателями награбленного и жульнически приватизированного. В те смутные годы китайцы совершенно уподобились европейским колонизаторам, которые у простодушных американских аборигенов выменивали золотые слитки на красивые безделушки. Желание российских жуликов получить деньги как можно скорее вполне отвечало устремлениям гостей из Поднебесной. Сотрудник посольства России в Китае Сергей Николаевич Гончаров подчеркивает: «В газетах провинции Хэйлунцзян, граничащей с нашим Дальним Востоком, сообщалось, например, о том, что китайцам удавалось в начале 1990-х годов выменивать три грузовика с картошкой на грузовик с качественной стальной арматурой или же десять грузовиков с кукурузой на новенький пятитонный КамАЗ. Китайские авторы выделяют несколько типов торговцев, предпринимателей и прочей публики, двинувших в Россию под воздействием столь неотразимых аргументов. В современной китайской публицистике, например, достаточно подробно описывается деятельность самых мелких спекулянтов, составивших большинство из устремившихся в Россию китайцев. Начинали они ее с того, что в одном из обычных пекинских магазинов приобретали несколько десятков кожаных курток или пиджаков, несколько десятков пар самых скромных джинсов китайского производства, а также несколько ящиков дешевой, но забористой и пахучей „Водки двойной перегонки" (Эрготоу) крепостью 56 градусов. Сверхзадача состояла в том, чтобы довезти все это до российской столицы в поезде „Москва—Пекин", однако зачастую активное, обносившееся и оглодавшее население сметало все подчистую уже где-нибудь на перронах Иркутска, Красноярска или Новосибирска. Один кожаный пиджак, стоивший тогда в Пекине 150 юаней (15 долларов), в Москве продавали за 900 рублей (60 долларов). Таким образом, уже на первом этапе бизнес приносил 400% прибыли. Затем на эти рубли покупались, например, мужские костюмы фабрики „Большевичка", стоившие в Москве 200 рублей (13 долларов) и продававшиеся в Пекине за 300 юаней (30 долларов). Аналогичные сверхвысокие прибыли приносила закупка таких легальных товаров, как командирские наручные часы, бинокли, драповые пальто и оренбургские платки»[21].

Наверное, каждый россиянин на всю жизнь запомнил возникшие в голодные и сумрачные 1990-е годы китайские «контейнерные рынки», которые появлялись в Москве, Петербурге и практически во всех крупных городах России. На этих рынках можно было купить все что угодно — привезенную «челноками» из Поднебесной продукцию, чаще всего некачественную и порой просто опасную для здоровья, но зато всегда дешевую. И неважно, что очень симпатичные пуховики были густо облеплены вшами, а женские шубы, сшитые, видимо, из дохлых собак, начинали источать жуткое зловоние после первого снега. Все было «дешево и сердито»… Вероятно, именно в эти годы «великой настороженности» в России было безнадежно подорвано доверие к марке «made in China».

Одичавшая пореформенная Россия охотно отоваривалась на «контейнерных рынках», а китайцы сколачивали на русской нищете целые состояния.

Известно, что массово прибывающие в Москву китайцы даже стали давать столичным гостиницам, где чаще всего останавливаются, собственные имена. Так, «Останкинскую» они именуют «Дунфун», «Молодежную» — «Илинь», «Орленок» — «Олун», «Севастополь» — «Оя», «Космос» — «Юйхан», «Измайлово» — «Женьмень»[22].

Естественно, все это способствовало созданию у россиян крайне негативного образа гостей с Востока — мелких торговцев и «челноков». К сожалению, от негативных стереотипов страдают чаще всего ни в чем не повинные люди. Например, у всех на слуху была печальная история восемнадцатилетнего скрипача по фамилии Чэнь, который приехал в Москву на конкурс имени Чайковского и накануне выступления был избит толпой болельщиков, бесновавшейся после поражения сборной России в игре с Японией на чемпионате мира.

Постепенно торговля в России стала приобретать цивилизованные черты, началось наступление и на китайские «контейнерные рынки», все чаще происходили милицейские рейды, завершавшиеся конфискацией товара. Китайцы по-прежнему платили милиционерам щедрые взятки, но работать на нелегальных рынках становилось все труднее и опаснее.

Страхи давние и новые

В марте 2009 года у российского посольства в Пекине появилась толпа безработных китайцев. Собравшиеся пытались проникнуть на территорию российского дипломатического представительства и требовали, чтобы им предоставили бесплатные визы в Россию. Как оказалось, в этот день в Пекине кем-то был распространен слух о том, что якобы на Дальнем Востоке россияне предоставляют всем желающим работу и жилье. Вот безработные люди и ринулись к посольству в надежде обрести заработок. Сообщения о митингах пекинских безработных вызвали нешуточную тревогу россиян, напуганных китайской экспансией. Сегодня стоит серьезно задуматься о том, что, сколь бы парадоксально это ни выглядело, по данным ряда социологических исследований, жители Приморья более дружественно относятся к странам Европы, к Японии, Южной Корее, чем к Китаю, на границе с которым живут. Самый близкий сосед — он же самый дальний.

Страху, что китайцы ассимилируют русских и обоснуются по-хозяйски на Дальнем Востоке, уже больше столетия. Антон Павлович Чехов по дороге на Сахалин много общался с живущими в России китайцами и свои впечатления изложил в письме А. С. Суворину из Благовещенска 27 июня 1890 года: «Китайцы начинают встречаться с Иркутска, и здесь их больше, чем мух». Чехов даже пророчил, что при таком обилии уроженцев Поднебесной «китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно». А Дмитрий Мережковский в ужасе перед «китайской угрозой» писал: «Лица у нас еще белые; но под белою кожей уже течет не прежняя густая, алая, арийская, а все более жидкая, „желтая" кровь, похожая на монгольскую сукровицу; разрез наших глаз прямой, но взор начинает косить, суживаться. И прямой белый свет европейского дня становится косым „желтым" светом китайского заходящего или японского восходящего солнца».

Во времена путешествия Антона Павловича Чехова китайцы являлись самой дешевой и мобильной рабочей силой на Дальнем Востоке. Они, во-первых, трудились за самую мизерную оплату и довольствовались самыми убогими бытовыми условиями, во-вторых, были исполнительны и усидчивы, а в-третьих, не страдали алкоголизмом, в отличие от многих русских работников. Естественно, что работодатели чаще всего делали выбор в пользу китайцев, отказывая своим соотечественникам. Это и было главным экономическим обоснованием растущей «желтой угрозы». С подобной проблемой столкнулась Россия и в XXI веке, когда бизнесмену выгоднее принимать на работу «нелегала» из стран «ближнего зарубежья», чем официально трудоустроить русского человека, которому нужно платить достойную зарплату. Точно так же 100 лет назад прибывающие в Россию чаще всего нелегально китайцы составляли конкуренцию русским работникам. Известный общественный деятель, а впоследствии участник Белого движения Спиридон Дионисьевич Меркулов предлагал эффективный способ борьбы с «желтой опасностью» на рынке труда Дальнего Востока: установить для китайцев достаточно высокую минимальную зарплату, ограничить для них продолжительность рабочего дня, навязывать строгое выполнение санитарных норм. И подобная «легализация» мгновенно сделает китайского работника неконкурентоспособным. Однако здравое предложение Меркулова так и не было осуществлено, поскольку многие российские предприниматели были заинтересованы в дешевой рабочей силе из Поднебесной. Китайская диаспора на Дальнем Востоке жила очень замкнуто, и, как отмечает современный исследователь А. Г. Ларин, «характерно, что многочисленные члены диаспоры не испытывали необходимости обращаться к российским властям для решения внутренних проблем. Во всяком случае, китаец никогда не подавал в российский суд иска к китайцу, хотя еще в 1883 году был принят закон о подсудности китайцев российским судам»[23].

Айгунский трактат между Россией и Китаем в числе прочего разрешал китайцам посещение России с торговыми целями.

И уже в начале 1860-х годов купцы из Айгуня открыли свои первые лавки в Благовещенске. Некоторые торговые люди из Поднебесной не довольствовались одним Дальним Востоком и устремились в города Центральной России. С 1867 года была установлена практика налогообложения китайских мигрантов, первоначально их обязали покупать «билеты» на ловлю «морской капусты» и вырубку удельного леса. Затем с китайских предпринимателей стали взимать акцизные сборы, а китайских земледельцев в Приморье обложили поземельным налогом.