Дорога смерти - Анни Эминеску

— Тори, побудьте с мальчиками. Я пройдусь до конца коридора, там еще три двери.

Когда Виктория кивнула, я буквально вылетела из комнаты и начала открывать по очереди все двери. В последней я нашла Эйтора, но он лежал на полу и не двигался. У меня закружилась голова, в глазах почернело, я на подкашивающихся ногах приблизилась к нему, опустилась на колени, его каштановые волосы слиплись от чего—то темного — это кровь. Я откинула волосы с его лба и осмотрела его бледное лицо. Мне показалось, что он не дышит.

— Нет, нет, нет, Эйтор! Ну же, открой глаза. — Запричитала я, судорожно всхлипывая.

По моим щекам заструились слезы капая на его лицо. Он не среагировал на мой приказ. Я прижалась своим лбом к его и зашептала молитву:

— Пожалуйста, пожалуйста, не забирай его, Господи! Умоляю тебя, оставь его! Он нужен нам: он нужен Тори, он нужен мне, черт возьми!

Я уловила глубокий вздох, сотрясающий грудь Эйтора. Подняла голову и посмотрела прямо в его открытые янтарные глаза: там плясали смешинки. Его голос очень слаб, и его едва слышно, когда он начал говорить:

— Алекс, ты такая шумная! На будущее: прежде чем молить у бога о возвращении человека с того света, убедись, что он мертв, например проверь пульс. Я был просто в глубоком обмороке, но твои причитания, малышка, разбудят и мертвого.

Я не поверила ушам своим: в таком состоянии, после всего, что случилось, этот парень умудряется шутить?! Но не это сейчас главное, а то, что он жив! Я склонилась к нему и осыпала поцелуями все его лицо, как недавно так же осыпала поцелуями мальчиков. Остановившись, я помогла ему подняться, перекинула его руку через свое плечо, и мы пошли к выходу из комнаты. Во мне открылось второе дыхание. На губах Эйтора играла широкая белозубая улыбка. Он посмотрел на меня, в его глазах плескалась нежность.

— Чему ты улыбаешься, Эйтор? — Поинтересовалась я.

— Я тебе не безразличен, ты мне лгала все это время. — Прошептал он, стискивая мое плечо чуть крепче.

— С чего такие выводы?

— Ну, за человека, который тебе безразличен, так не молят Господа, и его не целуют, когда он оказывается жив.

— Обсудим это позже? — Я себя выдала, и мне теперь нужно время, чтобы придумать оправдания своим порывам.

— Да, сейчас не время, но позже ты от меня не отвертишься.

Тори стояла с мальчиками в коридоре. Как только мы приблизились, она сжала Эйтора в объятьях. Он скривился от боли, но промолчал.

Выбрались из этого дома ужасов мы без происшествий. Вечеринка продолжалась. Кажется, мы увели у них из—под носа их завтрак: кроме наших ребят, в пристройке больше никого не было. Мы даже не притормозили, как только вошли в лес, мы продолжили идти вперед без передышки: нам нужно было убраться от этого места как можно дальше.

Остановились мы, когда я заметила, что Эйтор стал спотыкаться. Я внимательно на него посмотрела: он стал еще бледнее, на лбу выступила испарина, губы побелели и плотно сжаты.

— Привал, ребята! — произнесла я.

Эйтор все еще опирался на меня, поэтому я подвела его к ближайшему дереву и посадила, облокотив спиной о ствол. Его взгляд был расфокусирован: парень вот—вот потеряет сознание. Присев перед ним на корточки, я почувствовала Тори за своей спиной за секунду до того, как она начала говорить:

— Алекс, надо осмотреть его голову, но у нас совсем ничего нет, чтобы обработать ему раны, даже чистой воды.

Эйтор прикрыл глаза и, кажется, отключился на последних словах Виктории. Она права, у нас совсем ничего нет: все наши вещи забрали эти дикари, Эйтору нужно оказать хоть какую—то первую помощь, и желательно продезинфицировать рану на голове. Я до боли закусила губу в отчаянии. Ничего не приходило в голову, а действовать надо было немедленно. Был только один выход. От этой мысли все внутри меня покрылось корочкой льда, по спине прошелся озноб… Я поднялась во весь рост и повернулась к Тори: я решила действовать сейчас, пока страх не накрыл меня с головой, и я не отступила назад.

— Я возвращаюсь в город: нам нужно хоть что—то добыть.

Виктория сделал шаг вперед и положила на мое плечо руку, ее взгляд был твердым.

— Нет, деточка, на этот раз пойду я. Ты и так всегда лезешь в самую гущу событий. Я справлюсь, все же я бывшая вояка.

— Что? Вояка? В каком смысле? — Я удивленно приоткрыла рот, вот уж не ожидала!

— Разреши представиться: спецназ, старший сержант Виктория Пруэнса, в отставке.

— Это… вау! Спецназ… Круто, но все же я…

— Ни слова больше, Алекс. Иду я. Точка. Ждите меня до рассвета. Если я не приду с первыми лучами солнца, двигайтесь вперед, поняла?

— Нет, я пойду за вами, если вы не вернетесь.

— Нет, не пойдешь. Что же ты, оставишь мальчиков одних? Эйтор без сознания, он не сможет их защитить в случае чего.

— Хорошо, Тори,— я устало потерла глаза,— но черт возьми! Возвращайтесь во что бы ни стало. Эйтору нужна помощь. Помните об этом, когда будете в городе.

— Я вернусь, деточка, и все у нас будет о’кей.

Я подошла к Тори и крепко ее обняла, она замерла на секунду, но потом обняла меня в ответ, неуклюже похлопывая по спине.

***

Прошло уже более двух часов после ухода Тори. Эйтор так и не пришёл в сознание, но его дыхание было глубоким и ровным. Все, что я могла для него сделать на данный момент, — это сесть рядом и положить его голову на свои колени. Лукас и Леон пристроились рядом.

Кажется, я задремала всего на минуту, но, когда я открыла глаза, первые лучи солнца уже пробивались сквозь зеленую листву деревьев. Мое тело онемело, шея затекла от неудобного положения. Я повертела ее из стороны в сторону, разминая. Мальчики все еще спали, тесно прижимаясь ко мне. Я опустила глаза вниз, на свои колени, и встретилась с янтарными глазами Эйтора.

— Привет, Алекс. — Прошелестел он.

Я вздохнула с облегчением: он пришёл в себя, а это уже неплохо.

— Доброе утро, Эйтор. Как ты себя чувствуешь? Где болит? Как голова?

Он закрыл глаза, затем пошевелил головой, скривился и распахнул глаза:

— У меня немного болят отбитые ребра, но это, скорее всего, просто ушибы, не перелом; а вот с головой хуже — кажется, сотрясение: едва я ей шевелю, как меня одолевает дикая боль и поднимается тошнота.

Он чуть сдвинул голову вбок и осмотрелся вокруг. Ничего не обнаружив, он перевел взгляд на меня: