Оборотни - Хью Пентикост

После короткой паузы заговорил Шамбрэн.

– Я думаю, мы можем признать, что встречу Салливана с вашей женой организовал кто-то еще. Ваша жена утверждает, что не посылала записки, которая привела его в кабинет Хаскелла. И Салливан не писал вашей жене.

– Я уверен, что Жульет ничего не писала ему, – ответил Жирар и с горечью добавил:

– Но она пришла! Пришла, получив от него записку.

– Которую он не посылал.

– Это он говорит, что не посылал ее.

– Он показал нам записку от вашей жены.

– Ее он мог написать сам.

– А женщина, что говорила с вами по телефону?

Жирар рассмеялся.

– Ваш приятель Салливан знает, как подкатиться к женщинам. Они всегда готовы ему помочь.

– Но зачем он это сделал?

– Он знал, что я попытаюсь его убить. И на чьей стороне оказались бы ее симпатии? На его!

Я вошел в номер Жираров в полной уверенности, что Салливан – наш человек. Обуреваемый ревностью и жаждой мести Жирар не вызывал у меня сочувствия. Но я не мог отмахнуться от его аргументов. Да, он относился к Диггеру с предубеждением, но гораздо лучше, чем мы, представлял себе политическую обстановку во Франции в те дни, когда убили Вальмона. И еще в одном я мог не сомневаться: Жирар искренне верил в то, что говорил.

– Вы заявили, что не допустите политических заговоров или встреч торговцев наркотиками у себя в отеле, Шамбрэн, – продолжил Жирар. – Однако Салливан убедил вас, что борется с теми же людьми, что и вы. Хаскелл – его друг. Пьет с ним. Защищает его в драке. Но я утверждаю, что Салливан – доверенное лицо Бернарделя. В Париже он действовал по указке последнего. Был шпионом Бернарделя в доме Вальмона.

Остается его шпионом и в вашем отеле. И вот еще о чем я подумал. Он пытался отвлечь мое внимание от намеченных контактов оасовцев и торговцев наркотиками, начав эту возню вокруг Жульет. И, надо признать, ему это удалось. Где моя жена, Шамбрэн?

– Не знаю, – в голосе Шамбрэна я уловил некоторую отстраненность.

– Если и знаете, можете не говорить. Скажите только, что она в безопасности.

– Швейцар у дверей на Пятую авеню доложил, что мадам Жирар покинула отель. Больше мне ничего не известно.

Жирар покачал головой.

– Она ушла, чтобы встретиться с ним, ложной была записка или нет. Она пошла сказать, что верит ему, что все еще любит его. Салливан значит для нее гораздо больше, чем я.

– Я бы не спешил с выводами, – заметил Шамбрэн.

– А если он вновь использует ее? Вы сами видите, как легко с ее помощью вывести меня из игры. Я должен знать, на каком я свете. Но одно могу вам обещать. Если Салливан все-таки пытается отвлечь меня от Бернарделя и его делишек, клянусь богом, я его убью!

Шамбрэн вытащил из кармана серебряный портсигар, достал из него египетскую сигарету.

– Я сочувствую вам, месье Жирар. Возможно, ваша жена догадалась о ваших намерениях, когда вы ворвались в кабинет Марка. Возможно, ей надо побыть одной, чтобы разобраться, что к чему. Я буду вам очень благодарен, получив ответы на несколько вопросов, не касающихся Салливана. Прошлым вечером Мюррей Кардью – мы, как вы помните, уже спрашивали вас о нем – позвонил в номер Делакру в "Валдорфе". И совершенно случайно вклинился в чужой разговор. Услышанное стоило ему жизни. И я хочу знать, какое участие принимал Делакру в войне Вальмона с ОАС?

Жирар нахмурился.

– В те дни подозревали всех. Вальмон полагал, что каждый может оказаться предателем. В его списке значился даже я, его ближайший друг. Он знал, что я не одобрял алжирскую политику де Голля. Каждый, не согласный с президентом, мог перейти на сторону ОАС. Но я думаю (мне хотелось бы так думать), что в конце концов он мне поверил. Был в его списке и Делакру. Но за два года, прошедших со дня смерти Вальмона, Делакру проявил себя с самой лучшей стороны. Он бы не занимал столь высокий пост, если б оставались сомнения в его лояльности.

– А Лакост?

– Секретарь Делакру? – вопрос удивил Жирара. – Парижанин, закончил с отличием юридический факультет. Ему около двадцати восьми лет. Не воевал. Слишком молод.

Он… он несколько женствен. Со своей работой, похоже, справляется. У вас есть основания полагать…

– Делакру с женой отправились на концерт. Мы знаем, что Лакост был в их номере, потому что Кардью говорил с ним, когда позвонил во второй раз. По крайней мере, Лакост должен знать, кто и о чем говорил из номера посла. А что вы можете сказать о Максе Кролле?

– Ближайший помощник Бернарделя, – незамедлительно ответил Жирар.

Шамбрэн подошел к Жирару, загасил сигарету в стоящей на столе пепельнице.

– Я понимаю, что вы не нуждаетесь в моем совете, месье Жирар, но, тем не менее, хочу вам его дать. Ваша жена представляется мне благоразумной и добропорядочной женщиной.

Дайте ей время подумать. Я уверен, она вернется и попытается все уладить. Что касается Салливана, держитесь от него подальше, пока мы не уясним, что – правда, а что – ложь. Импульсивное поведение может стоить вам будущего.

Глава 4

– Бедный Марк, – покачал головой Шамбрэн, когда мы шли по коридору к лифту.

– В каком смысле?

– Вы уже поверили одному мужчине, а тут на вас обрушилась история другого, причем достаточно убедительная. Так кому вам верить – Твидлдаму или Твидлди?[1].

– Оба. они могут говорить правду, как она им видится, – ответил я.

Шамбрэн искоса посмотрел на меня.

– Да вы просто кладезь мудрости.

Мы остановились у лифта.

– Кто же мог позвонить Жирару?

– Есть одна безумная идея.

– Я жду, затаив дыхание, – улыбнулся Шамбрэн.

– Лили Дориш. Она жить не может без Макса Кролла. После ее приезда они ужинали у нее в номере. С шампанским.

Шамбрэн не успел ответить, потому что открылись двери кабины. Мы спустились на четвертый этаж и прошли в его кабинет. Лейтенант Харди уже ждал нас.

Шамбрэн взглянул на часы и нахмурился.

– Бернардель подъезжает к отелю, если уже не приехал. Я бы хотел, чтобы вы встретили его вместо меня, Марк.

Принесите ему мои извинения. Скажите Бернарделю, что я хотел бы повидаться с ним в удобное для него время. А сейчас мне необходимо ознакомить Харди с нашими находками.

У портье я выяснил, что Бернардель уже прибыл в отель и поднялся в свой номер. Лифт доставил меня на пятнадцатый этаж. Я просто сгорал от любопытства. С одной стороны, Бернардель связывал воедино ОАС и торговцев наркотиками. Он значился в списке Лоринга, агента Федерального бюро, и в списке полковника Вальмона. Его подозревали Салливан и Шарль Жирар. С другой стороны, он не только оставался на свободе, но и представлял Францию в Международной торговой комиссии. То есть настолько тонко вел свою партию, что никто не мог найти ни малейшей зацепки, чтобы придраться к нему.

Я позвонил в номер 15А. Изнутри слышались мужские голоса, чувствовалось, что их обладатели пребывают в отличном настроении. Потом дверь открылась, и передо мной предстал дух Конрада Вейдта – Макс Кролл. Он холодно оглядел меня.

– В чем дело?

– Я бы хотел поговорить с месье Бернарделем.

– Мне кажется, я указал вам, что месье Бернардель не нуждается в услугах пресс-бюро отеля.

– Я пришел сюда по поручению мистера Шамбрэна, который, к сожалению, не смог засвидетельствовать своего почтения месье Бернарделю. Я бы хотел приветствовать его в нашем отеле и убедиться, что он всем доволен.

– Он всем доволен, – Кролл не сдвинулся ни на дюйм. – Вчера я сам все проверил.

– Кто это, Макс? – из номера донесся громкий, веселый голос.

– Служащий отеля, который хочет узнать, нет ли у вас претензий.

– Так пригласи его в номер! – еще более оживился голос.

– Очень хочется знать, что тут происходит. Из тебя, мой дорогой Макс, лишнего слова не вытянешь.

Уголок рта Кролла дернулся, но он отступил от двери, давая мне пройти.

Комната купалась в ярком солнечном свете. На столе стояли два больших ведерка со льдом, из них выглядывали горлышки бутылок шампанского. Пахло дорогими сигарами.

В кресле сидел высокий, элегантный мужчина с серо-стальными волосами, маленькими черными усиками и холодными серыми глазами. Жак Делакру, посол Франции. Я видел его фотографии в газетах.

Бернардель меня поразил. Никто не говорил мне, как он выглядит, и я ожидал увидеть вкрадчивого, льстивого злодея из мелодрамы. Он оказался совсем другим. Невероятно толстым. И веселым! В его синих глазах, совсем маленьких на луноподобном лице, так и играли смешинки. Одевался он небрежно, но, похоже, у лучших портных. В одной пухлой руке он держал бокал с шампанским, в другой дымилась сигара.

Часть пепла попадала в пепельницу, остальное – ему на жилетку. Я подумал, что из него вышел бы потрясающий Санта Клаус, криками "Хо! Хо! Хо!" вызывающий восторги детей.

Чувствовалось, что расческа нечасто касается его густых вьющихся каштановых волос. Огромный живот судорожно дергался, когда он смеялся.