Антарктида - Хосе-Мария Виллагра

В конце концов читатель стал просто останавливать Ванглена своим пустым взглядом. Ванглен преследовал недруга, ходил за ним по пятам, пытался напасть со спины или из засады, но всякий раз натыкался на его слепой и всевидящий взгляд. Читатель даже спал с открытыми глазами. Его глаза были повсюду.

Ванглен пытался воспламенить читателя, но тот смотрел в его горящие глаза, не моргая. Он точно не видел соперника. И тогда Ванглен понял, в чем дело. Читатель смотрел не наружу, а внутрь себя. Чтобы вывести его из себя, Ванглену нужно проникнуть в его внутренний мир. И в конце концов он догадался, как это сделать.

27

— Если твоя хотеть, моя рассказать сказка на ночь, — сказал Ким, гладя Ли по лазоревому от нежности лицу. Они лежали, обнявшись, в постели. Ли сквозь дрему смотрела на Кима, но видела в темноте лишь его светящиеся губы.

— Это есть сказка, как два читателя любить один другая, — продолжал рассказывать Ким.

— Читателя любить? — слабо удивилась Ли сквозь сон. — Это есть невозможно. Это есть так невозможно, что даже не есть запрещено.

Глаза Ли смыкались и голос Кима доносился до ее сознания откуда-то издалека, минуя слух…

— Да, это невозможно. И все же однажды это произошло. Двое полюбили друг друга. Ведь это сказка, а в сказке случаются чудеса. Двое посмотрели друг другу в глаза и прочитали там что-то такое, отчего больше не могли оторвать друг от друга взгляда. Это казалось невозможным, потому что этих двоих разделяло нечто большее, чем пространство и время. Они жили в разных мирах и не увидели бы глаз друг друга, даже если бы смотрели друг на друга в упор целую вечность. Если бы в бесконечно большом и совершенно пустом пространстве двигались две бесконечно малые частицы, то вероятность их встречи была бы большей. И все же их взгляды встретились. Чудо произошло. И началась сказка.

Однажды так случилось, что они оба оказались в одном баре, совсем рядом, за соседними столиками. Она была со своим служителем, он — со служанкой. Перед ними светились заплеванные стаканы, натоптанный пол мерцал множеством следов, ярко горела плесень на стенах и потолке. В барах много грязи — и все вокруг сверкает. Они сидели совсем рядом и в то же время бесконечно далеко друг от друга. Он как бы блуждал по бесконечному лабиринту, влекомый надеждой, которая озаряла его все ярче за каждым из бесчисленных извивов его мыслимого пути. Он отыскивал лазы, распутывал хитросплетения ходов, пробирался по многомерным лестницам, одновременно ведущим вверх и вниз, разбивал головой стены, если не удавалось найти иного выхода. Он внимательно изучал, сопоставлял и анализировал таинственные знаки, испещрявшие эти стены, стараясь составить из них какой-то цельный образ, который позволит ему разгадать загадку, столь загадочную, что даже само ее существование — тайна, которую он подозревал лишь по полному отсутствию признаков существования оной. А она точно стояла на бесконечной равнине созерцательности, по которой холодный ветер гнал волны густых мыслей, — маленькая фигурка под бескрайним небом, по которому все плыли и плыли бесконечной чередой разноцветные причудливые облака, образующие цепь беспрестанно меняющихся образов. И она глядела в это небо, гоняла взглядом тучи и ждала знака из заоблачной выси.

Очень трудно рассказать, что на самом деле происходит в головах читателей. В них бушует необузданное пламя мыслей, построений и образов, которыми горит плесень, покрывающая мозг. И сам читатель существует лишь как причудливая игра отблесков этого пожара, бросающего отсветы во мрак его сознания. Его сознание — лишь переплетение этих отсветов, холодный блеск мысли. Читатель, его личность — лишь тень этого света. И подлинное чудо состояло не в невероятной встрече этих двоих. Ведь математическое пространство ее невероятности, каким бы бесконечным оно ни было, — замкнуто. Замкнуто именно в силу своей бесконечности, которая не имеет границ, а потому может существовать лишь как замкнутая на себя бесконечность. Именно в силу своей бесконечности вероятностная область невозможности их встречи устроена так, что две частицы, двигающиеся в ней, неизбежно встретятся в конце времен, потому что куда бы они ни двигались в замкнутом пространстве, они всегда двигаются в прямо противоположных направлениях, то есть точно навстречу друг другу. Истинное чудо состояло не в полной невероятности их встречи. Если их встреча была просто невероятной, то их любовь — невозможной. Их любовь и была подлинным чудом.

И любовь свела их с ума. Взглянув ей в глаза, он точно вылез из норы своих мыслей в ее бескрайнюю степь, а она вдруг поняла, что все ее бесконечное небо — лишь крошечная часть великого лабиринта его мироздания. Их миры встретились. Они глядели друг другу в глаза и наслаждались со-бытийностью своей любви. Их существование наконец обрело физический смысл. Ведь понять, что твой мир реален, можно, лишь встретившись с другой реальностью.

Их пытались разлучить. Служители плевали им в лицо, но они не могли плюнуть им в душу. Слуги думают, что они здесь хозяева. На самом деле это не так. Здесь всем правит плесень. Но эти двое вышли из-под ее власти. В них появилось нечто, что заставило плесень трепетать.

Их развели по разным комнатам. Но для того, кто всю жизнь блуждал в бесконечном лабиринте, найти верную дорогу в трехмерном мире не составляло никакого труда. Он просто вошел в первую попавшуюся дверь. Вероятность того, что его любовь окажется именно за этой дверью, была бесконечно выше полной невероятности их любви. Он открыл дверь и, конечно, за этой дверью оказалась она. Она ждала его, лежа на кровати с книгой в руках. Она не слышала, как он вошел. Он отвел руку с книгой и заглянул ей в глаза. Они смотрели в глаза друг другу, и каждое мгновение казалось им вечностью.

Они жили долго и счастливо и умерли на следующий день. Утром они не пошли за книгами. Они легли, обнявшись, и обсыпались дрожжами. А через положенное количество дней в этой плесени появился мальчик. И звали его — Ким.

28

Ванглен не сразу понял, что читателей больше, чем один. Они долго были для него неразличимы: безволосые головы, бесполые фигуры, узкие, как прорези, глаза на лицах-масках. Они оба были для Ванглена на одно лицо, и ему долго приходилось напрягать зрение, прежде чем он вообще осознал, что их двое, а затем понял, что один был мужчиной, а другой — женщиной. И если к мужчине он не мог даже приблизиться, то в своих способностях овладеть женщиной Ванглен не сомневался. Он знал, что для этого ему достаточно одного взгляда.

29

Чем выше поднимались они по бесконечной лестнице, тем легче было идти. Ли пролетала разом целые лестничные марши, прыгала через ступеньку, придерживая руками живот. Ее тело стало точно невесомым.

А Киму, напротив, становилось все труднее. Теперь уже он не поспевал за Ли и часто останавливался, тяжело, с натугой, дыша. Ли посмотрела на Кима. Он застыл, глядя куда-то вверх остекленевшим взором. В его глазах стоял ужас. Ли также замерла, прислушиваясь. И почувствовала, что воздух движется вокруг них, даже когда они стоят. Воздух дышал, как живой. Он сквозил! Он дул! И еще Ли почувствовала запах. Это был запах цветов. Запах гниения.

Чем выше они поднимались, тем сильнее двигался воздух. И от этого движения плесень на стенах полыхала и переливалась всеми цветами радуги. Наконец воздух стал бить им навстречу тугой струей. Плесень на стенах уже не светилась. Она горела. Стены потемнели и обуглились. И все же вокруг становилось все светлее и светлее. Невозможно светло.

Ли заметила, что ее комбинезон стал коробиться, а потом просто рассыпался на ходу черными хлопьями пепла. Стекла очков закоптились и лопнули. Дышать через респиратор стало невозможно. Он превратился в черную головешку. Лямки лопнули, маска упала на пол и рассыпалась. Из их ртов и ноздрей шел пар, будто внутри них что-то тлело. Дымилась кожа. Но от этого становилось не горячо, а холодно. Била дрожь. По всему телу бежали мурашки. Холод пронизывал их до спинного мозга.

Наконец впереди показалось нечто, состоящее из одного только света. Белая дыра, из которой тугой волной бил воздух. Ли нырнула в нее, сделала несколько шагов и остановилась. Ким выполз следом на четвереньках, лег на землю. От стылого простора и сквозного света кружилась голова, резало глаза, захватывало дух. О небе без свода страшно было даже помыслить. Непонятно было, на чем держалось все это пространство без потолка и стен. Ким попытался встать, опершись на несуществующую стену, и вновь беспомощно свалился на землю. И вдруг он увидел Ли, которая стояла на ногах и совершенно спокойно смотрела вверх, прямо на солнце. Ким, зажмурившись, подполз к ней, обхватил трясущимися руками ее покрытые гарью ноги. Ли опустила пепельные глаза и взглянула на него ледяным, пронизывающим насквозь взглядом и с такой стылой улыбкой, что Ким совсем похолодел. Ему вдруг показалось, что он перестал для нее существовать.