Волшебная лампа Генсека - Александр Тюрин.

Все стало предельно ясно. Я должен любым путем обезопасить Лизу и «совенка», затем прорываться в ПГУ. Уверен, там требуются трудяги, преданные делу и зрящие перспективу.

Петя Киянов, который выдал мне папки отказников из сейфа, сидел неподалеку и неспециально, но все-таки держал меня в поле зрения.

– Что-то надышали мы… Петя, ты можешь открыть форточку и впустить кислород, не боясь, что влетит под видом мухи американский самолет-шпион?

Пока Киянов занимался скрипящей форточкой, я натужно кашлянул. И под покровом этих естественных шумов перекинул Лизину папку в стопку тех дел, которые должны были еще рассматриваться.

Все, назад уже дороги нет, мост рухнул. Я совершил должностное преступление. Однако ради прогресса.

Закончив с форточкой, Киянов подвалил ко мне. Неужто что-то заметил?

– Глеб, с отказниками ты закончил, надеюсь? Пора их в сейф. А то еще кто-нибудь зайдет, увидит такую горку. Я вообще обязан каждое дело отдельно выдавать и забирать.

– Закончил, закончил, - я еле задушил выдох облегчения, переведя его в объемный зевок.

В новом учетном журнале, в строчке, посвященной Розенштейн, оставалось сделать другую результирующую запись. И тонко провести заключительную часть работы.

Вечером, отправив старый журнал в архив, со своими итогами я зашел доложиться к Безуглову.

– Ну как там, Глеб?

– По «отказам» все тип-топ. Вполне в духе времени -норму набрали. Здесь к нам не подкопаешься. Но по рассматриваемым делам есть еще недочеты. Пора бы с некоторыми гражданами определяться. Например, Кричевский, имел допуск по секретности, который только через год истекает. Дорфман - пять лет всего как в ракетных войсках отслужил. С ними все ясно -чистый отказ. А вот Розенштейн нечего мариновать, после мединститута прохождение сборов в полку гражданской обороны -это несерьезно. Никакого допуска не было оформлено. Муженек у нее уже там, по идее надо жену с дочкой выпускать - для воссоединения семьи. Пусть нахлебаются своего капиталистического счастья.

– Может, ты и прав. - Безуглов скрипнул пером в откидном блокноте. - Ладно, топай домой, но завтра к полудню чтоб была готова аналитическая записка. Затуллин-то с утра здесь околачиваться начнет.

Андрей Эдуардович мог все испортить. Розенштейн, которую он собирался упечь на нары, наверняка стала красночернильной записью в его мозгу - в отличие от головы майора Безуглова, что была замусорена проблемами начинающегося дачного сезона, ремонтом сарая и поиском дерьма под удобрение для клубники.

Затуллин собирается трепать нас с завтрашнего утра. А приедет в город, наверное, ночной «Стрелой». Ну, что ж, придется встречать.

Андрея Эдуардовича встречал не только я. Наши предупредительно выслали за ним «волгу». Я догадывался, что обратно поедут по Жуковского и Маяковского. Пока приехавший и встречающие неторопливо топали к машине и рассаживались, я успел проскочить на угол Маяковского и Некрасова. Там в подворотне поменял номера, напялил клетчатую кепку, прилепил бакенбарды, усы, вставил по пинг-понговому шарику за щеки. Накладной нос не забыл. В общем, стал похож на какого-то артиста. А запасные номера для машины хранились у меня со времени хипиша на даче одного самиздатчика.

Я успел выскочить с Некрасова в самый последний момент. Какое-то чутье сработало, будто я не только торчал в подворотне, но еще расплывался чувствительным облаком по окрестностям.

Впрочем, задница черной «волги» уже уносилась. На мое бандитское счастье, в метрах пятидесяти впереди стопанулся трамвай и она стала тормозить. А я, наоборот, прибавил ходу, и поровнявшись с ней бортами, резко крутанул руль. Мой жигуленок поцеловал «волгу» в районе переднего левого колеса и пихнул ее вправо. Черная машина звонко впилилась в тумбу и, немного поскрежетав колесами, замерла. Но перед этим ее туша отбросила и застопорила мой автомобиль, так что необходимо было пошуровать рулем и ручкой скоростей.

Дальше моя трасса прочертила Четвертую Советскую и Суворовский проспект. Причем удирал я с основательно помятым правым боком. Понятно было, что водитель в «волге», едва очухавшись, станет наяривать на милицейской частоте. Большое благо, если он не успел приметить мой номер.

Где-то в начале Суворовского я миновал гаишника, но тот торчал слева и моего покалеченного бока не видел. Потом я влетел в подворотню и через проходной двор попал в тупик с гаражом.

Гараж был преднамеренно пуст и специально ожидал меня. Насчет этого пришлось вчера договариваться с Никитой. Поздно вечером он отогнал свою машину на открытую стоянку. Он же должен был чинить и выправлять мне помятый капот.

Этого парня я выручил год назад, когда он «под газом» брел из гостей и на станции Автово его замели менты. Те самые недоброкачественные менты, чьи орлиные глаза никогда не фиксируют ханыг, а вот мэна в кожаной куртке всегда замечают. Если зацапанным окажется интеллигент, то выложит, как миленький, рубликов пятьдесят, чтобы унести копыта. А если «коллеги» загребут рабочего хорошего разряда, тот разве что сотней отделается. Или светит ему ЛТП на пару годиков, там квалифицированных трудяг как раз собирают, чтобы вкалывали за здорово живешь. Это поветрие, говорят, опять-таки от нашей конторы пошло.

Никита был слесарем-автомехаником и к тому же имел уже привод в вытрезвитель. Он понимал, чем дело пахнет, пытался вывернуться из своей кожаной куртки, чтобы дать деру, но менты тянули его еще за рубаху и штаны. Близился момент полного поглощения.

Не знаю, почему тогда я вмешался. Может, не понравились наглые торжествующие морды «коллег», может, Никита слишком напоминал жалкую рыбку, бьющуюся в сетях. Короче, мне сразу захотелось сделать что-нибудь неприятное товарищам правоохранителям. Я аккуратно подобрался к ним и незаметно уронил двадцатипятирублевую бумажку. Один из ментов быстренько накрыл ее ладошкой и стал поднимать, несправедливо полагая, будто она выпала из Никиты.

– Почему это вы отбираете деньги у товарища? - выступил я.

– А ты кто такой, мать твою так?

Я объяснил и показал, кто я такой. Менты несколько приссали и, когда я грозно поглядел не в их сторону, тихонько забились в свою конуру.

– Ну, бери свой четвертак и потопали, - сказал я взъерошенному страдальцу.

– Это не мой, не мой.

– Бери, сопливый, а не то сделаю больно.

Четвертной я, конечно, у него забрал обратно, но уже на улице. Однако Никита считал себя обязанным и клялся чинить меня всю жизнь бесплатно. Я, конечно, платил, но вот мне понадобилась услуга несколько иного рода…

Заглушив мотор, я пошевелил всеми внешними членами и внутренними органами своего тела - кажется, столкновение даром прошло. Потом вернулся к прежней наружности, вылез из машины и присобачил старые номера. Весь «макияж», свой и автомобильный, уложил в сумку. Как раз сзади отворилась железная дверь гаража, и появился Никита. Он обогнул жигуленок по кругу и убежденно произнес: