Сверхновая американская фантастика, 1994 № 01 - Лариса Михайлова

Я кивнул.

— Так мы и договаривались.

Три последующие недели она приходила дважды в день. Затем, в полдень двадцать девятого дня, после того, как она закончила утренние труды и вернулась домой, ко мне пожаловал Нджоро, ее отец.

— Джамбо, Кориба, — приветствовал он меня, на лице его читалась тревога.

— Джамбо, Нджоро, — ответил я, не поднимаясь ему навстречу. — Что привело тебя ко мне?

— Я — бедняк, Кориба, — Нджоро присел на корточки напротив меня. — У меня только одна жена, и она не родила мне сыновей, лишь двух дочек. Земли у меня не так много, как у соседей, и в прошлом году гиены задрали трех моих коров.

Я не мог понять, к чему он клонит, а потому просто смотрел на него, ожидая продолжения.

— При всей моей бедности меня утешало одно — мысль о выкупе, который я получу за каждую из дочерей-невест. — Он запнулся. — Я всегда следовал нашим традициям. И заслужил право на обеспеченную старость.

— И я того же мнения.

— Тогда почему ты готовишь Камари в мундумугу? — спросил он. — Всем известно, что мундумугу дает обет безбрачия.

— Камари сказала тебе, что станет мундумугу?

Он покачал головой.

— Нет. Она совсем перестала разговаривать со мной и с матерью после того, как стала ходить к тебе.

— Тогда ты ошибаешься. Женщина не может стать мундумугу. С чего ты взял, что я готовлю ее себе на смену?

Он порылся в складках набедренной повязки и вытащил кусочек выделанной шкуры. С записями, нацарапанными углем:

Я КАМАРИ

МНЕ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ

Я ДЕВОЧКА

— Это написанные предложения. — В голосе звучал укор. — Женщины не умеют писать. Писать могут только мундумугу и великие вожди, такие, как Коиннаги.

— Оставь это мне, Нджоро, — я взял у него кожаную полоску, — и пришли сюда Камари.

— Я хотел, чтобы она до вечера сегодня поработала на поле.

— Пусть немедленно идет сюда.

Вздохнув, он кивнул.

— Я пришлю ее, Кориба. — Он помолчал. — Ты уверен, что она не станет мундумугу?

— Даю тебе слово. — И я поплевал на ладони, чтобы доказать свою искренность.

Облегченно вздохнув, он отбыл, а несколько минут спустя прибежала Камари.

— Джамбо, Кориба.

— Джамбо, Камари. Я очень тобой недоволен.

— Разве я собрала сегодня мало хвороста? — спросила она.

— Хвороста ты собрала, сколько нужно.

— Разве бурдюки не наполнены водой?

— Бурдюки наполнены водой.

— Так в чем же я провинилась? — Она оттолкнула одну из коз, которая тыркнулась носом в ее ладонь.

— Ты нарушила данное мне обещание.

— Это неправда. Я прихожу сюда дважды в день, хотя птичка и умерла.

— Ты обещала больше не заглядывать в книгу.

— Я не заглядывала в книгу с того дня, как ты запретил мне это делать.

— Тогда объясни, что это такое? — Я протянул ей полоску кожи.

— Нечего тут объяснять. — Она пожала плечами. — Это писала я.

— Если ты не заглядывала в книги, то как ты могла научиться писать?

— С помощью твоего магического ящика. Ты не запрещал мне заглядывать в него.

— Моего магического ящика? — нахмурился я.

— Ящика, который оживает и светится многими цветами.

— Ты говоришь о моем компьютере? — удивился я.

— Это твой магический ящик, — повторила Камари.

— И он научил тебя читать и писать?

— Я научилась сама… но только чуть-чуть, — печально ответила Камари. — Я словно Сорокопут в твоей истории… Вовсе не так умна, как мне это казалось. Читать и писать очень трудно.

— Я говорил, что тебе нельзя учиться читать. — Я с трудом подавил желание похвалить ее за столь выдающееся достижение. Но как я мог хвалить ту, что нарушила закон?

Камари покачала головой.

— Ты сказал, что я не должна заглядывать в твои книги.

— Я говорил тебе, что женщинам не положено читать. Ты ослушалась меня. За это ты будешь наказана. — Я выдержал паузу. — Ты будешь прибираться у меня еще три месяца, и ты должна принести мне двух зайцев и двух мышей, которых ты поймаешь сама. Поняла?

— Да, поняла.

— А теперь пойдем в хижину и ты, возможно, поймешь кое-что еще.

Она последовала за мной в хижину.

— Компьютер, начать работу, — приказал я.

— К работе готов, — ответил механический голос компьютера.

— Компьютер, осмотри хижину и скажи, кто стоит рядом со мной.

На мгновение сверкнули линзы сканнера.

— Девочка, Камари ва Нджоро, стоит рядом с тобой, — ответил компьютер.

— Ты узнаешь ее, если увидишь вновь?

— Да.

— Теперь слушай Безусловный приказ. Никогда более не говори с Камари ва Нджоро ни на одном известном тебе языке.

— Приказ понят и занесен в память, — ответил компьютер.

— Выключайся. — И я повернулся к Камари. — Ты понимаешь, что я сделал, Камари?

— Да, но это несправедливо. Я не нарушала данного тебе обещания.

— Закон гласит, что женщины не должны читать, и ты его нарушила. Больше тебе это не удастся. Возвращайся домой.

Она ушла с гордо поднятой головой, а я занялся своими делами, объяснил мальчикам, готовящимся к церемонии обрезания, как разрисовывать тела, прочитал заклинание, отгоняющее злых духов во дворе старого Сибаки (он нашел там кучку дерьма, оставленного гиеной, верный признак присутствия таху[23]), дал команду СТО вновь скорректировать орбиту, чтобы принести прохладу на западную равнину. К тому времени, когда я вернулся для полуденного сна, Камари уже побывала у меня, прибрав и дом, и двор.

Следующие два месяца жизнь в деревне шла своим чередом. Крестьяне собрали урожай, Коиннаги взял себе еще одну жену, и два дня деревня гуляла, отмечая свадьбу танцами и обильными возлияниями. Прошли дожди, родилось трое детей. Даже Совет по делам Утопий, которому не нравился наш обычай оставлять старых и увечных гиенам, не докучал нам. Каждое полнолуние я приносил в жертву корову — не просто козу, а большую, толстую корову, благодаря Нгайи за Его щедрость, ибо Его заботами Кириньяга превращалась в рай.

В эти дни я редко видел Камари. Она приходила по утрам, когда я спускался в деревню, разбрасывая кости, дабы определить, какая будет погода, и после полудня, когда я обходил больных и беседовал со старейшинами, но я всегда знал, что она приходила, ибо мои дом и двор содержались в идеальном порядке, у костра лежала куча хвороста, а бурдюки были наполнены водой.

Но однажды, после второго полнолуния, вернувшись к себе после беседы с Коиннаги (мы обсуждали, как лучше решить вопрос о спорном участке земли), войдя в хижину, я нашел компьютер включенным. Экран покрывали странные символы. В университетах Англии и Америки я выучил английский, французский и испанский, разумеется, я знал язык кикуйу и суахили, но эти символы представляли собой неизвестный мне язык и не являлись математическими формулами, хотя среди символов встречались и цифры.

— Компьютер, помнится, я выключил тебя утром.~ Я нахмурился. — Почему у тебя светится экран?

— Меня включила Камари.

— И забыла выключить, когда уходила?

— Совершенно верно.

— Так я и подумал, — мрачно кивнул я. — Она включает тебя каждый день?

— Да.

Разве ты не получил от меня Безусловный приказ не общаться с ней ни на одном известном тебе языке? — удивился я.

— Получил, Кориба.

— Как ты можешь объяснить неповиновение моему приказу?

— Я не мог не повиноваться тебе, Кориба, — ответил компьютер, — В соответствии с моей программой Безусловный приказ обязателен для исполнения.

— А что тогда я вижу на экране?

— Это язык Камари, — ответил компьютер. — Он отличен от одной тысячи семисот тридцати двух языков и диалектов, хранящихся в банке данных, а потому не подпадает под отданный тобой приказ.

— Ты создал этот язык?

— Нет, Кориба. Его создала Камари.

— Это настоящий язык? Ты способен понять его?

— Это настоящий язык. Я могу его понять.

— Если она задает тебе вопрос на языке Камари, ты можешь ответить на него?

— Да, если вопрос достаточно прост. У этого языка очень ограниченные возможности.

— А если для ответа требуется перевести какую-то фразу с любого известного тебе языка на язык Камари, будет ли это нарушением моего приказа?

— Нет, Кориба, не будет.

— Ты отвечал на вопросы, которые задавала Камари?

— Да, Кориба, отвечал.

— Понятно… Слушай новый приказ… А впрочем, подожди…

Я склонил голову, глубоко задумавшись. Камари не просто умна, она, похоже, гениальна. Она не только сама научилась читать и писать, но создала связный и логичный язык, который понимал компьютер. И не просто понимал, но и мог формулировать на нем ответы. Я отдавал приказы, но она каждый раз находила способ обойти их, не выказывая прямого неповиновения. Причем делала это не со злобы, а из стремления к знаниям, что само по себе заслуживало похвалы. Это была, как говорится, одна сторона медали.