Внутри мужчины. Откровенные истории о любви, отношениях, браке, изменах и женщинах - Тамрико Шоли

class="p1">— Аналогично. У меня возникла проблема с сексом, и я захотел ее решить. Запомните, Тамрико, в этом мире абсолютно все начинается именно с личной проблемы. Ничто так не интересует человека, как он сам.

Я согласно кивнула, но меня в этот момент ничто так не интересовало, как сам Владимир. После недавнего интервью с Денисом я полностью лишилась страха вопросов и была готова спрашивать кого угодно и о чем угодно. Наглость живет в каждом из нас, и, подобно раковой клетке, однажды она просыпается, выпуская наружу угнетенную раскованность.

Не бояться задать любой вопрос незнакомому человеку — это первая степень раскрепощения. Вторая — это когда все те лее вопросы ты можешь задать самому себе.

— И что у вас за проблема?

Владимир выдержал паузу, а потом удобнее сел в кресле и заговорил.

— У меня были проблемы с оргазмом. Но на физиологическом уровне все было в полном порядке. Загвоздка пряталась в моих мозгах. Оказалось, что меня заводят определенные запахи, без которых я не могу возбудиться.

— Какие, например?

— Сочетание запаха кожи и еды. Шоколад, кофе, молоко, апельсины, мясо… Главное, чтобы запах был насыщенным и резким. Без этого мне будет совершенно не интересно.

— И как к этому относится ваша жена? — я точно знала, что она есть, потому что уже увидела кольцо на безымянном пальце Владимира. Примерно с двадцати пяти лет у каждой женщины автоматически вырабатывается этот рефлекс — смотреть на правую руку мужчины.

— Она знает, как соблазнить меня. Просто садится рядом со мной и начинает кушать булочку, обильно присыпанную корицей. Это действует на меня магнетически. Я — раб запахов. Вот такая вот перверсия.

— Перверсия? — я жадно вцепилась в новое слово и тут же записала его в свой внутренний словарь.

— Да, перверсия. Так по-научному называются сексуальные странности. Наши желания, выходящие за рамки обыденного. Многие считают, что перверсия — это синоним извращения. Как будто бы да, но лично я против такого сравнения.

— То есть вы считаете себя нормальным?

Владимир расхохотался раскатистым низким

смехом.

— Вы любите танцевать, Тамрико?

— Да.

— А как вы обычно танцуете?

— Дома, когда никто не видит. Я включаю Ванессу Мэй и начинаю обниматься с воздухом. В ход идет все: кровать, стены, стулья…

— Может ли кто-то вмешаться и сказать вам в этот момент, как нужно двигаться?

— Нет. Это мой танец.

— Баша кровать — это тоже ваш танец. И только вы знаете, как его исполнять, — Владимир зачем-то улыбнулся мне. — Есть только одно правило: ваши фантазии должны приносить удовольствие ва-г шему партнеру.

— А если нет?

— Тогда это уже не танец, а преступление. Перверсии делятся на грубые и мягкие. Первые направлены против воли партнера — педофилия, например, а вторые — с его согласия. Близость должна быть взаимной, и тогда ей позволено все. И это будет красиво.

— Изысканный порок?;

— Да. Блеск металла в лунном свете, шлейф прозрачного шарфа, запах меда на обнаженном теле, звуки сердца, которое сжимается от страха и просит не останавливаться…

Передо мной замелькали картинки грубой нежности. Нас еще в детстве учат тому, что есть белое и черное, но почему нам так мало рассказывают об оттенках?..

Мой чай был горячим, терпким и с бергамотом. Сквозь белые бумажные шторы открытого окна до нас доносился свежий вечерний ветер. Все было как в старом черно-белом фильме.

— Сложность в том, чтобы удержать свою перверсию на уровне мягкой. Одно дело, когда вы слегка сжимаете горло своего партнера, и совершенно другое — когда вы его действительно душите. До победного конца. Человеку трудно вовремя остановиться: в деньгах, в работе, в лени… и в сексуальных фантазиях тоже. Сначала тебе нравится разыгрывать маньяка в постели, а потом этого становится мало, и ты превращаешься в самого реального преступника

В солнечном сплетении похолодело. Картинка красивого танца двух тел превратилась в грязную драку.

— Можно ли контролировать свою страсть?

— Можно.

— Как?

— Не дайте ей стать смыслом вашей жизни.

— А ведь как это роскошно звучит — «страсть как смысл жизни».

— Это фатально, Тамрико. Такая страсть всегда сжирает изнутри, как опасный паразит. Кстати, о еде: вот, припас специально для нашей беседы с чаем. Угощайтесь.

На столе появились ванильные бисквиты. Когда мужчина угощает меня сладостями, я тут же становлюсь безумно сентиментальной и старомодной. В такие моменты меня легко обвести вокруг пальца, усыпив мою женскую бдительность.

Но как же это иногда приятно — быть изящно обманутой.

— А они не слишком для вас пахнут? Ничего, если я начну их есть?

— Мысль, конечно, мелькнет. Но я не сторонник случайных связей. Так что угощайтесь.

Я взяла в руки бисквит и откусила кусочек. Вкусно.

— А как насчет боли? Почему некоторым людям не больно? Это же как-то можно объяснить?

— Можно. Все можно объяснить, — Владимир отвернулся к окну. Его виски присыпала пепельная седина, а вокруг глаз вились морщинки. Боль — наркотик, и это не красивое сравнение, а правда. Когда человек испытывает продолжительную несмертельную боль, организм начинает вырабатывать самые настоящие опиаты, смягчающие неприятные ощущения. Эти вещества способны вызвать у человека эйфорию, к которой и стремятся мазохисты, а значит, и привычку.

Кроме того, когда мы испытываем боль, у нас учащается дыхание, сердцебиение и кровяное давление. И если совместить все эти факторы с сексуальными ласками, то можно испытать мощнейший оргазм.

Всплеск, взрыв. Наше тело может удивительные вещи.

— То есть боль усиливает все ощущения, в том числе сексуальные?

— Да.

— И, вырабатывая опиаты, боль вызывает привыкание?

— Да.

— Но ведь не у всех?

— Теоретически абсолютно у всех, — Владимир выразительно посмотрел мне прямо в глаза и взял в руки ножик для резки бумаги. Тонкое лезвие легким щелчком вспыхнуло в воздухе и блеснуло демонической улыбкой. Я прямо почувствовала дыхание ножика и даже представила себе, как он скользящей походкой двигается по моему телу. Моя кровь в венах тут же вспенилась кипятком. Страх и любопытство одновременно. Сердце затарахтело, и я глубоким вдохом остановила его.

Внезапно я посмотрела на боль с совершенно другой, незнакомой мне стороны. Боль как освобождение, как способ сказать «я люблю тебя». Боль как наивысшая степень доверия, когда ты действительно можешь отдать в любимые руки свое тело без остатка. Когда сам путь важнее конечной точки назначения, потому что никто не знает, куда эта грубая нежность может привести.

— Мне неистово захотелось так сильно полюбить мужчину, чтобы разрешить ему связать мне руки.

— Далеко не все пары могут отправиться в такое рисковое путешествие.

— Не все. Но ведь