Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

В зале творилось неладное. По правую руку от входа столпились бывшие капитаны Нарваэса. Они старались сохранить гордый и независимый вид, но это им удавалось не очень хорошо под тяжелыми взглядами солдат и офицеров «первого призыва», сгрудившихся у левой стены почти в боевом порядке. Между двумя группами ощутимо нарастало напряжение предстоящей схватки. Ромка не размышляя положил руку на эфес шпаги и шагнул налево, встав плечом к плечу с Кристобалем де Олидом.

Тот сдержанно кивнул, не отводя взгляда от противников.

— Что тут у вас происходит? — спросил Ромка одними губами, не поворачивая головы.

— Похоже, бунт! — ответил тот шепотом. — Альварадо ушел за подмогой.

Капитан-генерал, сидящий за столом меж двух готовых сцепиться групп, поднял глаза от очередного письма императору.

— Я обещал вам возвращение на родину, как только наступят более мирные времена. И я выполняю это обещание. Прошу только об одном: сие письмо, — он протянул предводителю мятежников свиток с небольшой личной печатью на сургуче, — переправьте моей жене, Каталине Хуарес Ла Маркайде в Севилью. А сие, — вложил он в ладонь одного из возвращенцев почти точную копию первого, — брату жены Хуану Хуаресу, который, по моим сведениям, сейчас пребывает на острове Куба. А вот эту реляцию, — он помахал в воздухе свитком с не просохшими еще чернилами, — передадите управляющему города Вера Крус адмиралу Педро Кабальеро. Он выделит вам корабль, провианта на неделю, — и в добрый путь. Не смею задерживать.

Предводитель восставших пытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он лишь шевельнул рукой, то ли прощаясь, то ли отмахиваясь, и, не поклонившись, вышел. За ним гуськом потянулись остальные.

Ромка облегченно убрал руку с эфеса:

— Чего это они?

— Понятия не имею, — рассудительно ответил Олид. — Недовольны были, конечно. Но вели себя тихо, а тут будто черти вселились. И говорят странно, будто с чужих слов. Да ладно. Дело прошлое.

Когда в зале остались только старые проверенные бойцы, к капитан-генералу подступил Гонсало де Сандоваль.

— Любезный сеньор, каковы причины такого поступка? Ведь тем самым мы ослабляем свою и так невеликую армию!

— Смертельно мне надоела возня с ними, — ответил Кортес. — К военному делу они мало пригодны, трусливы и, боюсь, могут предать нас в любой момент. Так лучше остаться одним, нежели в дрянной компании.

— И то верно, — согласился Сандоваль. — Что же мы будем делать теперь?

— Сначала я хочу попрощаться с друзьями, — грустно склонил голову Кортес. — Полночи мы проговорили с сеньором де Ордасом. — Он взмахнул рукой в сторону старого израненного капитана, который в последнее время словно прирос к стулу. — Местная погода совсем неблагоприятно сказывается на его ранах, поэтому я попросил его отправиться в Испанию и выполнить там для меня несколько поручений. С ним поедет Алонсо де Мендоса.

Ромка удивился: сеньор Мендоса славился змеиной изворотливостью и каменной твердостью торгашеской души. Но сути поручения капитан-генерал не открыл, да и молодому человеку было не до того. Под барабанный бой на колени де Ордасу положили флаг конкисты. Четыре рослых талашкаланца подняли резной стул старого воина и медленно понесли по проходу. Ромка выдернул из ножен шпагу и поднял ее вверх, салютуя боевому товарищу, который, один из немногих, живым и с честью покидал свое место в строю. Несмотря на то что в уголке глаза набухала предательская влага, губы молодого человека сами растягивались в доброй прощальной улыбке. Рядом сквозь всхлипывания лыбился впечатлительный Альварадо. За его спиной переминались с ноги на ногу полдюжины приведенных им стрелков.

Третье поручение, с коим Кортес отсылал на Санто Доминго Алонсо де Авилу и Франсиско Альвареса Чико, прошло совсем незамеченным в буре воспоминаний и объятий, охвативших рыцарей после торжественного прощания с боевым товарищем. А меж тем им было поручено известить находящуюся там Королевскую аудьенсию о всем происходящем, дабы она могла заступиться за конкистадоров в деле Нарваэса, и получить от нее одобрение насчет рабства и клеймения восставших и мятежников. Дону Авиле под расписку были вручены два мешка золота, которое вряд ли когда-либо увидит кто-то из королевских персепторов[23]. Таким образом, с внутренними делами было покончено, остались дела внешние.

Кортес достал из раструба потертой кожаной перчатки платок и, подойдя к окну, несколько раз махнул им вверх-вниз. Во дворе запели испанские рожки. Раздались свистки талашкаланских командиров, призывающих своих воинов на построение, заскрипели колеса фальконетов и подвод. Раздался топот бессчетного количества ног.

— Сеньоры! — обратился к ним Кортес. — Как вы знаете, сегодня мы выступаем в великий поход, дабы вернуть земли, принадлежащие нам по праву, и отомстить врагу. Мешикское королевство сильно, но Наш Сеньор Бог и наш король Карлос приведут нас к победе. Сантьяго!

— Сантьяго! — ответил рев двух дюжин глоток.

— Сантьяго! Сантьяго!!! — вылетел за окно и понесся над городом боевой клич конкистадоров.

— Тогда вперед, — взмахнул рукой Кортес. — На Мешико! Выступаем через час.

Окрыленные короткой речью, капитаны бросились по своим комнатам собрать в дорогу нехитрый походный скарб. Ромка поднялся к себе. Мирослава не было. Он как мог собрал свои пожитки в дорожный мешок. Присел на дорожку. Мысли его вернулись к вчерашней ночи. Но вспоминался ему не лик убийцы, не прыть Мирослава и свальная драка в конце, а тонкий запах резеды, исходивший от доньи Марины. Было в нем что-то будоражащее, что-то такое, от чего кровь приливала к голове и другим местам. Ромка и не заметил, как прошел отведенный на сборы час. Закинув мешок за плечо, он спустился во двор.

Альварадо и Сандоваль уже убежали к коновязям, где конюхи держали под уздцы беснующихся от страха и волнения жеребцов. Меса что-то командовал своим пушкарям. Ромка занял привычное место впереди своих пехотинцев. Берналь Диас щелкнул кончиками пальцев по козырьку шлема и убежал ко второму батальону. Мирослав появился на миг, взмахнул рукой — мол, все в порядке, и растворился где-то в обозе. После истории с Кортесом и доньей Мариной кто мог знать, как поведет себя капитан-генерал. Вчера, после беготни, свальной драки, убийства татя ночного, капитан-генерал ничего не сказал, даже бровью в сторону Мирослава не повел, но не учинит ли он что-нибудь в походе? Не захочет ли свести счеты втихую? Не в духе это Кортеса, но кто знает, сколь глубоко ранены его сердце и самолюбие?

Снова запели рожки, отдавая сигнал к началу движения. Впряженные в телеги индейцы натянули постромки. Загарцевали под всадниками горячие кони, мерным шагом двинулась пехота. Гребни морионов, до блеска надраенные панцири, сверкающие наконечники копий и высокие плюмажи талашкаланских воинов отразились в мертвых глазах ночного убийцы, повешенного за ногу над городскими воротами.

Распростертый у ступеней трона посланец все говорил и говорил. И с каждым его словом холодная игла страха все глубже входила в сердце великого правителя Мешико. Около тысячи teules с большими и малыми огненными трубками. Несчетные полчища талашкаланцев. Огромный обоз. Телеги на колесах, груженные непонятно чем, караваны носильщиков.

Правитель знал, что сила завоевателей берется не на пустом месте, что оружие и людей привозят из заморских земель огромные острова-крепости, но. Было что-то пугающее в этом неистовом потоке, которому не могла противостоять никакая плотина. И их предводитель, Кортес — Куаутемока передернуло, — будто заговоренный, будто хранимый всеми богами, раз за разом уходит от смерти. Почему же наши боги оказались слабее богов белолицых пришельцев? Или, может, они просто отвернулись от моего народа? Обиделись, что мы дали разрушить храмы, стали приносить меньше жертв?

— Эй, позвать сюда жрецов Уицлипочтли и Тескатлипока, — распорядился он в кажущуюся пустоту тронного зала.

Те явились незамедлительно, словно ждали за дверью. Распростерлись у ног правителя.

— Ну, что же наши боги? Почему они не помогают нам? — строго спросил Куаутемок, глядя на них сверху и не давая разрешения встать.

— Но великий… — подал с пола голос один из жрецов.

— Молчать!!! — взревел Куаутемок. — Делайте что хотите, приносите сколько угодно жертв, но если так будет продолжаться, сами пойдете на жертвенный камень! Ясно?

Лежащие на полу покачали головами насколько могли.

— Вон! — выдохнул Куаутемок и откинулся назад, потратив на этот взрыв ярости все силы. — Подготовьте прибор для письма и гонца, чтоб доставил письмо Коанакочцину, касику Тескоко, — вполголоса бросил он в пустоту.

Жрецы поднялись и, пятясь, покинули зал. За дверью они выпрямились.