От революционного восторга к… - Роман Феликсович Путилов

перед, всегда интересными публике детективно — приключенческими историями из жизни новой милиции, во главе с ее начальником, товарищем Котовым.

'Источник сообщает, что сводная боевая дружина Московско-Заставского райкома партии большевиков в своей подготовке делает упор на подготовку засад, штурма правительственных учреждений и организацию покушений на массовых митингах. Причем, недостатка в боеприпасах и оружии боевики не испытывают, получают их через склады Волынского и Первого пулеметного полка. По словам источника, наибольшей ненавистью среди боевиков пользуется военный министр, потому как контра, и министр юстиции, потому как перевертыш и политическая проститутка. Ориентировочная дата покушения — начало мая.

Лицедей'

Я перевернул лист и написал задание агенту Лицедей продолжать собирать информацию, с целью уточнения даты и места покушения, а также состав и вооружения покушавшихся, после чего вложил секретное сообщение в папку наблюдательного дела и убрал ее в сейф.

Не знаю, как будет происходить майский правительственный кризис, но мотивированная и сплоченная группа молодых большевиков, устроившая покушение на военного министра Гучкова и вдохновителя летнего наступления Русской армии — Керенского, отличный и удобный инструмент, который сейчас готовится к удару внедренным мной агентом, принявшим облик моряка Черноморского флота. Щеголяя несколькими десятками слов из флотского жаргона, типа камбуз, ют и комингс, бравый моряк учит молодежь по методикам боевого крыла партии социалистов — революционеров — бросание гранат, шквальный огонь из пистолетов и револьверов, отрыв от погони. Снайпингу и пулеметным засадам молодые террористы не учатся — я не хочу стать их следующей жертвой. Осталось только спланировать дату и место нападения, благо что, господин Керенский, пьющий энергию из атмосферы всеобщего обожания, свои передвижения не скрывает и о выступлениях на массовых митингах старается объявить заблаговременно.

Связь с агентом- «моряком» поддерживается через его сожительницу, что под видом барышни низкой социальной ответственности, но не профессионалки, а любительницы, регулярно посещает небольшую комнатушку, снимаемую им в одном из доходных домов на окраине столицы, поэтому вряд ли ему грозит разоблачение. Ну а в час «Х» этот человек просто исчезнет, как будто его никогда не было, я мне останется только не допустить ошибку и получить дивиденды.

Одновременно предстояло решить еще одну проблему — в мае ожидался приезд в Петроград агента трех разведок, «льва революции», господина Троцкого. К моему великому сожалению, вброшенная в общество газетная «утка», что Лейба Бронштейн везет в Россию миллионы сотни тысяч наличных североамериканских долларов, положительного эффекта на дало. То ли европейские уголовники не следили за российскими газетами, то ли они были слишком пассивными, но ледокол революции, снабженный американскими деньгами и британскими инструкциями, прибыл в Швецию и готовился к броску на территорию России, где его уже ждал его подельник Яков Свердлов, со своими родственниками, чтобы подпереть своими могучими плечами.

Ну а пока я занимался другими большевиками. Три дня назад, к примеру, в редакцию газеты «Правда» (бренд, за который Троцкий предъявлял претензии Владимиру Ильичу, обвиняя последнего в рейдерском захвате), пришел пакет, отправителем которого значился господин Ульянов, тот самый, что отдыхая на барже и питаясь усиленным полицейским пайком, вместе с мадам Арманд, запоем читал российскую прессу и продолжал писать статьи, так как я обещал передавать их в большевистскую газету «Правду» и в другие газеты.

Так как редакция газеты «Правда» от поступившей, подписанной от имени, исчезнувшего неизвестно где, партийного вождя, столь радикальной корреспонденции, выпала в осадок, и не знала, что делать, то через пару дней, «Апрельские тезисы», с моими язвительными замечаниями, были опубликованы в меньшевистской 'Рабочей газете. В числе прочего, я написал, что тезисы, сбежавшего с деньгами и любовницей, господина Ульянова настолько бредовые, что их не осмеливаются публиковать даже его ближайшие соратники.

Между тем в стране раскачивалась политическая ситуация. Многочисленные партии, использовав, как предлог, ноту министра иностранных дел Милюкова, адресованную союзникам, причем, еще мартовскую, в которой он уверял правительства стран Антанты, что Россия верна своим союзническим обязательствам в полном объеме, пытались перетащить на свою сторону как можно больше сторонников, протестовали против такой политики. Одуревшие, от ничего неделанья, солдаты запасных полков, с оружием, знаменами и гармошками, как на службу, каждый день мотались к Мариинскому дворцу, требуя, требуя, требуя. Причем, как мне казалось, лозунги, которые несли во главе колонн отдельные полки, могли меняться, в зависимости от дня недели. Я тоже участвовал в этой вакханалии политических лозунгов, подкупая газетчиков, печатая листовки, которые, за копейки, расклеивали по всему город, мелкие пацаны, апеллируя к пятому смертному греху — жадности человеческой. Правда, в моих опусах, жадность рядилась в благородные одежды.

— Воин, кормивший вшей в окопах, должен получить свое, после окончания войны. Все, полученное в результате аннексий и контрибуций, должно пойти в карманы офицеров и солдат, воюющих на линии боевого соприкосновения, следовательно, даешь аннексии и контрибуции. Воин, в Германии немцы едят картофельные очистки и капустные кочерыжки, а дети рождаются без ногтей. Осталось удержать линию фронта в течении года и немцы сдадутся, предпочтя не умереть с голоду. Воин Русской армии, не надо наступать — удержи линию фронта в течении года, и немцы сами выбросят белый флаг, а потом заплатят тебе за все, за все твои страдания. Не был на фронте — не солдат, после окончания войны плюшек не получишь. Хочешь получить землю и деньги — отсиди в окопе, удерживая позицию не менее шести месяцев, и ты получишь послевоенные льготы, которых будет тем больше, чем ты пробудешь на фронте. Увечный воин, раненый на фронте — получатель всего. Погиб кормилец — семья получит в два раза больше, чем семья живого ветерана.

Постоянно поднимая эту тему, я надеялся разбить монолит солдат — «пацифистов» полков столичного гарнизона, что по факту, в настоящее время были неодолимой силой, готовой, в своих шкурных интересах, растоптать любую государственную власть, но этого явно было мало. Я чувствовал, что без участия армейских чинов удержать государственную власть без падения в крайне правое или левое положение, было нереальным. И нужны мне были не молодые «бонопарты», типа прапорщика Крыленко, а кто-то, обладающий реальной властью и связями на уровне командиров частей и соединений.

К сожалению, из всего сонма генералов и полковников, что заполняли многочисленные штаб Российской армии, мне был известен только один, причастный к предстоящему большевистскому перевороту — Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич. И теперь я был на распутье. С одной стороны, необходимо было ехать в Псков, где брат одного из большевистских лидеров, изгнанный императорским окружением со всех значимых постов, нес службу на должности начальника гарнизона города, а с другой стороны, я чувствовал, что