На границе чумы - Лариса Петровичева

Вторая слезинка. Третья. Шани осторожно взял девушку под мышки и поднял с пола. Дина шмыгнула носом, провела по лицу ладонью и хмуро спросила:

– Почему?..

– Наверно, я просто неравнодушен к женщинам, с которыми сплю, – ответил Шани и подтолкнул ее в сторону двери.

Глава 7

Дина

– Сиди там и не высовывайся. В столицу – только официальные документы о строительстве, лично государю, копия – в инквизицию. Никаких вольностей, ничего личного. Письма придут с обычной почтой и пройдут перлюстрацию, так что не стоит тебе искать новых приключений.

– Хорошо, – кивнула Дина. – Хорошо, я все поняла.

Глаза шеф-инквизитора очень неприятно сощурились, сверкнув сиреневыми искрами. Дина подумала, что человек, сидящий на соседней лавке в ее дорожной карете, не имеет ничего общего с тем мужчиной, который провел с ней эту ночь. Ужасный тип, отвратительный тип, насквозь промороженный государственным цинизмом чиновник… Карету тряхнуло на одной из колдобин – они приближались к заставе при въезде в столицу. Шани протянул руку и постучал в стенку: кучер послушно остановился.

– Сейчас в столице будет жарко, – задумчиво произнес Шани, будто говорил не с Диной, а сам с собой. – Государь наш умница, сообразил, как залезть в карман к народу во славу истинной веры… Каждый второй окажется еретиком или ведьмой, – он сделал паузу, словно увидел, что не один. – Поэтому не попадайся. И молись, чтоб Луш о тебе не вспомнил.

Дина качнула головой, и Шани взялся за ручку и открыл дверцу кареты. Когда он уже выскочил на улицу, Дина высунулась за ним и тихо спросила:

– Послушай… все, что было между нами… это для тебя важно?

Шани пожал плечами, поправил отороченный серебристым мехом капюшон.

– Не знаю, – ответил он. – Но если б нет, то ты бы сейчас общалась с мастером Ковашем, а не со мной.

Дина вздрогнула, а Шани захлопнул дверцу и махнул кучеру рукой: дескать, не стой, езжай. Карета тронулась: Дине предстоял унылый путь под холодным осенним дождем среди опустевших лугов и хмурых лесов, похожих на зверей с облезающей рыжей шкурой. Она поудобнее устроилась на жесткой лавке и едва не расплакалась.

Дороги Аальхарна славились своими кочками да колдобинами, и карета прыгала по ним так, словно ей постоянно давали хорошего пинка. За окном тянулись бесконечные растрепанные леса, Дина вспоминала, как совсем недавно они с Шани ездили выбирать место для строительства – два мрачных дождливых дня теперь казались самыми светлыми в ее жизни…

Влюбилась она, что ли? Или просто испытывает благодарность?

На память Дине пришло вчерашнее утро. Едва она появилась в приготовленном к празднику дворце, как государь назначил ей приватную встречу в Белой гостиной, но обошелся без любезностей и сразу же перешел к делу.

– Пятый кравчий поднесет вам вино, – сказал государь. – У тебя будет свой бокал, так что себе с подноса ничего не бери. А Торну передашь крайний правый бокал. Выпьете за мое здоровье.

– Повинуюсь, сир, – ответила Дина и склонилась в почтительном реверансе. – Позвольте узнать, что же будет в бокале его бдительности?

Луш посмотрел на нее очень неприветливо, но все же снизошел до ответа.

– Несколько капель фумта, – Дина ахнула, а он продолжал: – Ничего, не помрет. Завтра уже будет здоров.

– Ваше величество… – выдохнула ошеломленная Дина. – Ваше величество, но если он все-таки умрет?..

Она хотела добавить «что тогда будет со мной?», но промолчала. Государь брезгливо поморщился.

– Ну и умрет, – скривившись, ответил он. – Все в руках Заступника.

Дождь усилился, несмотря на тряску, Дина стала дремать под успокаивающий стук капель на крыше. Встретятся ли они снова? Каким тогда будет этот сиреневый взгляд: добрым и радостным или равнодушным, будто подернутым инеем?.. Впрочем, она и не видела его добрым. Ни разу. Растерянным, гневным, скептическим, равнодушным – да, но не добрым.

И тем не менее он снова дал ей возможность уйти.

Сквозь невидимые щели в стенках в карету проникали тонкие струйки холодного воздуха. Поежившись, Дина плотнее укуталась в плащ; хорошо, что через час они остановятся на почтовой станции Лопушки – дать отдых лошадям и подкрепиться. Остается надеяться, что она к тому времени не превратится в ледышку.

В родительском доме всегда было тепло. Быстрые мысли Дины не мешкая перенесли ее из трясущейся кареты к украшенной изразцами печке, в которой с веселым треском горели ароматные смолистые дрова – мать не жалела поленьев, чтобы как следует натопить комнаты. Бывало, Дина устраивалась на лежанке и, охваченная живым теплом, читала отцовские книги или рисовала что-нибудь углем на листе бумаги. В одной из тех старых книг, кстати, она и прочла историю о проклятом городе, погребенном под Сирыми равнинами…

А потом в жизнь Дины вошел холод инквизиционной допросной, где ее одним махом выдернули из порванного соседями платья и подняли на дыбу. Тогда-то она и увидела Шани впервые и поначалу заметила только глаза: сиреневые, цепкие, они рассматривали ее с какой-то заинтересованной брезгливостью: так смотрят на насекомое, не виданное раньше, но вызывающее отвращение.

– Ты меня слышишь? – спросил Шани. По бледному горбоносому лицу инквизитора скользили отблески света от настенных ламп, делая его облик расплывчатым и каким-то нездешним. – Эй, рыжая!

Он несколько раз хлестнул ее по щекам, окончательно приводя в чувство, и вот тут Дине вдруг стало по-настоящему жарко…

– Госпожа Сур!

Дина встрепенулась. Надо же, умудрилась заснуть, а руки и нос совсем заледенели. За спиной кучера виднелся знакомый домик почтовой станции Лопушки.

– Лопушки уже, – сказал кучер, сжимая в руках шапку. Судя по всему, Дины он очень боялся. – Не желаете ли пообедать на станции?

– Спасибо, Ким, – ласково улыбнулась Дина. – Перекусить сейчас не помешало бы.

И, накинув капюшон плаща на голову, она выскользнула из кареты.

На почте ее знали, и почтарь, он же по совместительству кабатчик, уважительно кивнул Дине и принялся доставать из шкафчика закуски. Дина села поближе к жарко натопленному камину и протянула к огню озябшие руки. Невольно подумалось, что если бы не Шани, то она давным-давно сгорела бы в таком же огне, а пепел ее развеяли на все четыре стороны, дабы ведьмовская ересь исчезла безвозвратно. А он тогда поверил ее прерывистым рыданиям и спас…

Дина поежилась. В теплой комнате ее неожиданно пробрало зимним холодом.

– Вина, госпожа? – поинтересовался почтарь, ставя перед ней блюдо с дымящейся ароматным паром рыбой в овощах.

Дина подумала и кивнула. Почему бы нет? Дорога длинная…

– А кто там так шумит? – спросила Дина, когда почтарь принес бутылку вина – кстати, очень неплохого – и бокал. С улицы и впрямь доносился шум и говор людской толпы. Почтарь ухмыльнулся, и во рту его вспыхнул стальной искрой вставной зуб.

– У нас ведьму поймали, госпожа. Через час будут казнить, вот и народишко уже собирается. Изволите посмотреть?

Дина вздрогнула. Поймали ведьму… Наверняка такую же, как и она сама: молодую, рыжую, глупую, только на ее пути не встретился умный и хладнокровный инквизитор, который невесть отчего решил сохранить жизнь обвиняемой. Вряд ли в Лопушках есть дыба, но народ наверняка изобретателен и додумался, как выбить из ведьмы признательные показания, например, вставив ей в рот воронку и заливая воду – Дина слышала, что так делают по отдаленным деревням.

– Нет, – ответила Дина, стараясь не показывать волнения. – Мне скоро в путь, дорога длинная.

Почтарь кивнул и отправился за свою стойку, где уселся на высокий стул и уставился в окно. Ему очень хотелось пойти посмотреть на казнь, однако он не имел права оставлять почту – в любой момент могла прийти государственная депеша, и передать ее далее требовалось незамедлительно.

Шум с улицы усиливался. Посмотреть на казнь собирались все Лопушки. Удивительное, захватывающее зрелище! «Чего им еще желать? – думала Дина, глядя на огонь, лизавший поленья. – Зачатые во хмелю и живущие в собственной блевотине, они ненавидят тех, кто осмеливается подняться выше их привычного затхлого болотца. А потом их ненависть выплескивается наружу, и очередная несчастная, что осмелилась быть не такой, как все, отправляется на костер, чтобы пьяные от счастья соседи снова почувствовали себя легко и спокойно».

Она не заметила, как руки сжались в кулаки. Судьба безвестной ведьмы тронула ее сильнее, чем полагала Дина. Сейчас они были сестрами по общей беде, только вот Дине повезло, а ведьме не очень. И ведь сколько их было, таких ведьм… Процессы инквизиции в столице проводились постоянно и открыто, каждый желающий мог увидеть поучительное зрелище наказания преступниц. Перепуганных деревенских дурочек секли семихвостыми плетками до полусмерти, а потом отправляли в тюрьмы – судьи не зверствовали, и приговор часто оказывался не слишком строгим, хотя вряд ли из тюрем инквизиции кто-то возвращался. Были и те, кому не оставляли ни малейшего шанса, их привязывали к столбу и сжигали на костре. И таких было немало, и Заступник великий и всемогущий – как же они кричали в пламени!.. А шеф-инквизитор стоял рядом и с благочестивой физиономией творил молитву о заблудших дщерях Заступниковых, потому что лучше погубить грешное тело, чем ввергнуть душу в пучину греха.