Воздушный замок с видом на пропасть - Нина Николаевна Дитинич

что—то новое, тревожное, будоражащее. По центральным улицам ходили разношерстные колонны возбужденно—галдящих людей с транспарантами разного толка. Одни желали вернуть царя, другие просили свободу, третьим нужна была демократия, четвертым – бесплатное пиво, пятым – легализация проституции, шестым и вовсе язык не поворачивается сказать и так далее. Объединяло всех одно – требование отставки правительства. Все это напоминало Наденьке дешевый опереточный карнавал. В ее память врезался лозунг толпы разбитных пенсионерок, написанный на длинном ватмане зеленым фломастером «Берегитесь коммунисты – идут бабки экстремистки». Возбужденно—радостные женщины с какой—то бесшабашной удалью пели озорные частушки про коммунистов под гармошку. За ними шагали колоритные бородачи в кубанках и алых шальварах. Следом во фраках с хоругвями в руках с песнопением «Боже царя храни…» вышагивали монархисты. В толпах сновали хорошо узнаваемые публичные люди: писатели, артисты, политики.

На телевидении замелькали репортажи с дворянских собраний и балов. Из уст в уста обыватели передавали друг другу прейскуранты на стоимость должностей, чинов, депутатов и дворянских грамот. По сходной цене можно было пристроиться на работу в солидную организацию, или купить приличную родословную княжеского рода. В депутатах появились маргиналы, попы расстриги и лица с заслуженным уголовным прошлым. Драки и бесконечные заседания депутатов со скандалами шли бесконечным сериалом на голубых экранах.

Казалось советское время, так долго сдерживающее человеческие страсти единой идеологией, раскрыло ящик Пандоры, и оттуда повалила всяческая всячина. Люди словно освободились от долго связывающих их пут и вели себя вольготно, словно безрассудные малые дети в отсутствие взрослых. Что делать с этой свободой никто не знал.

Вскоре в магазинах пропали продукты, прилавки приобрели девственную чистоту, исчезли даже спички и соль, и от этого стало жутко, особенно в городах, в селах все—таки у колхозников кое-какой провиант имелся. За продуктами занимали очередь чуть ли не в полночь и дежурили сутками напролет и поэтому, как только завозился товар, он тут же мгновенно раскупался.

В театре тоже чувствовались тревога и брожение. Артисты ходили взбудораженные с взволнованными лицами. Многие с радостью приняли новые веяния, и Альберт одним из первых примкнул к мятежникам.

Он вечно где—то пропадал и в театре появлялся редко. Любя Альберта без памяти, Наденька сразу же приняла его сторону. С подругами она посещала всевозможные митинги и сходки. Провела в палатках у костров пару ночей у Белого дома. Ей страшно понравилось участвовать в этом действе, она думала о важности исторического момента в противодействии уходящей власти. «Исторический» момент оказался необыкновенно приятным, так как бесплатно угощали растворимым кофе и бутербродами с импортной колбасой – сервелатом. Было весело, присутствовало много знаменитых людей и Наденьке по ощущению это напомнило любимый, новогодний праздник. Альберт стоял на трибуне в кучке именитых людей, окружавших претендента на президента и от этого она чувствовала огромную гордость за своего любимого.

Настроение испортила неизвестно откуда взявшаяся Верочка, бывшая соседка по университетскому общежитию. Сердитым шепотом, она прошелестела.

– Что творится, кошмар! Хочешь, анекдот расскажу, – и, не дождавшись ответа от изумленной Нади, протараторила. – Знаешь, как переводится Горбачев? Граждане обождите радоваться, Брежнева, Андропова, Черненко еще вспомните…

Возмутившись, Наденька открыла рот, чтобы дать достойный ответ, но Вера мгновенно растворилась в толпе.

Барятьев основательно увлекся политикой и абсолютно перестал обращать внимание на женщин. Ко всему прочему его неожиданно выбрали депутатом, и он окончательно забросил театр. Чтобы не потерять Альберта, Наденька, привычно повсюду следовала за своим кумиром. Она стала писать ему речи и незаметно оказалась незаменимой помощницей. Теперь Белла Борисовна не смела не только дурного слова сказать о ней, но даже неприветливо взглянуть на Наденьку.

Наденька же преобразилась, стала носить элегантные вещи и туфельки на каблучках. Выглядела модной и ухоженной. Однажды вернувшись с дебатов домой и, взглянув на Наденьку, Альберт вдруг осознал, что любит ее безумно. Он растрогался, в глазах защипало. В порыве он подошел и обнял ее.

– Ты такая красивая, – шепнул он, вдыхая запах ее волос. – Господи, как же я сильно люблю тебя.

Его слова подняли сильнейшую бурю в душе Наденьки. Долго же она ждала его признания. Ей почему—то вспомнилась Ева Михайловская, и Наденька не смогла скрыть победоносную улыбку: вот бы она сейчас увидела это. Горькая усмешка тронула ее губы.

– Не шутишь?

Альберт ожидал бурной реакции: слез, ответного страстного признания, благодарности за любовь, всего чего угодно, но только не этой усталой усмешки и это оскорбило его.

– Ты не рада?

– Почему же, рада, – с усилием печально произнесла она. – Просто я слишком долго ждала этих слов.

– Так вот я их и сказал, – отвел он глаза.

Из своей комнаты вышла заспанная домработница Антонина. Почесывая бок, она зевнула.

– Ужинать будете?

– Чай поставь, – зло буркнул Альберт.

– Устала, пойду к себе, – Наденька закрылась в своей комнате, которую когда-то ей в «родовом гнезде» выделил Барятьев. У нее вдруг хлынули слезы, она бросилась на кровать.

Раздосадованный Альберт, поднялся в свой кабинет и хлопнул рюмку коньяка. Чудесный момент объяснения в любви был испорчен Наденькой, и он злился. Что Надька кочевряжится, любая баба с ума бы сошла от радости на ее месте.

Альберт решил еще раз попытать счастья, поговорить с Наденькой, объясниться, попросить у нее прощения и пошел к ней. Он дернул ручку, но дверь оказалась запертой, и он не стал стучаться.

Переодевшись в халат, Альберт спустился в столовую. Антонина поставила перед ним чашку дымящегося, крепкого чая и блюдце с тоненько нарезанным лимоном.

Подвинув к нему розетку с вареньем, Антонина пропела.

– Вам братец звонил, просил передать…

Альберт вышел из себя и крикнул.

– Никаких приветов мне не передавай от него. И к телефону не зови, усвоила?

– Усвоила, – испуганно заморгала Антонина.

Тем временем Наденька умылась и спустилась в столовую.

– И мне чая налей, – бросила она Антонине.

Сердито прищурившись, Альберт пожаловался Наде.

– Братец двоюродный названивает, я категорически запретил Антонине звать меня к телефону.

– Чем он провинился?

Антонина поставила перед Наденькой чашку с блюдцем и прозрачный чайник с заваренным зеленым чаем с мятой.

– Вам варенье или печенье? – спросила Антонина.

– Ничего, – отмахнулась Надя. – Так чем тебе родственник не угодил? – обратилась она к супругу.

У Альберта испортилось настроение.

– Никогда не напоминай мне об этом прохвосте и его поганой семейке.

Глава 22. Привидение

Размеренно и спокойно прошла неделя. Казалось, что охранник, которого привезла Павлина, своим появлением принес в мрачный, зловещий дом покой и безмятежность.

К несказанному удивлению Зинаиды, Павлина легко убедила Александру пустить Костю пожить в доме. Простодушие и славная улыбка молодого человека подкупили не только Александру, но и