Пафосное стремление называться - Ле Олей

есть ему прямо указывают вещественную природу мотивации интереса к нему, и это то, чего Мартин больше всего боялся. Моральный козырь уже случившейся истории позора.

Сторонний актёр малой сцены мог бы спросить: а что мешает Мартину придушить засранку или прервать всяческие пересечения — выгнать из зала через административные силы за нарушение правил?

Но сторонний актёр потому и играет на малой сцене, что не понимает природы больших событий.

Поэтому Мартин проглатывает охвативший его стыд, слегка приостанавливает порыв неуёмной злости (он ему еще пригодится как строительный материал бóльшей конструкции), с колоссальным усилием пропускает сказанное мимо ушей и переходит к катарсису невинного скрежета:

— При всём интересе к подобным интерпретациям естественности, я вынужден с огромной горечью Вам отказать.

В голосе сквозь тон весёлой непринуждённости слишком явственно кольями торчал зловонный сарказм. Возможно, так даже лучше — голос его никогда не подводил.

И ведьма теряет контроль ровно на долю секунды, когда её лицо белеет, и на лбу вздымается вена.

* * *

В течение следующей пары минут Мартин видит, что зачем-то очень нужен этой девице, что он всё ещё невероятно стратегичен, что боги удачи именно сегодня нарекли его родным сыном, и на изложенные им условия похода с ней она со скрипом в голосе, но не во внутреннем знании, сказала да.

Конечно, она не знает о ритуале, в который он под шумок «событийного использования» её втянет, тем самым закончив свои мучения и метания вынужденной роли урода раз и навсегда.

Возможно, проигранная битва — это просто интересная война.

Глава 20. Сказка

Их с Мартином обоюдно исподвыподверта эмоциональные игры вроде были весёлыми, но по сути как бюрократия — переложение бумажек из стороны в сторону. Эта сцена приглашения на бал из какой-то там намеренно ранящей Мартина мотивации прошла почти по плану настроя и заряда.

А когда-то Тэ И умела и могла себе позволить общаться прямо, без задач и миссий.

Про последнюю приходилось напоминать себе довольно часто: держать лицо оказалось более истощающим, чем она предполагала.

Например, когда ей говорили комплименты новоиспечённые фанаты в гостиной или в большом зале, она даже не утруждала себя искусственной холодностью — она искренне ничего не испытывала.

Все слова ровно попадали в тот образ, который она с таким усердием осваивала, но феномен эмоционального касания ушёл почти полностью.

Одно из двух: либо это признак высшего магического развития, либо сигнал крайней степени эмоционального истощения.

Одно было точно — ей чего-то остро не хватало.

Как полагается отдыхать тому человеку, которым она теперь была, Тэ И не знала. Единственной ниточкой связи с чем-то истинно ценным для неё осталась библиотека.

Когда Тэ И было плохо и одиноко, она всегда приходила в это место. Друг 1 и Друг 2 наивно думали, что дело только в книгах и её стремлении к учёбе.

Им не приходила мысль, что книги можно почитать и в комнате, а все уроки Тэ И делала в общей гостиной рекордно быстрыми темпами.

Библиотека всегда была для Тэ И чем-то бóльшим.

Когда она приходила сюда, в мир высоких стеллажей и древних страниц, в мир шелеста и шёпота величественного прошлого, она была совсем не в Школе с её учёбой, социальной реальностью и насущными задачами.

По мановению волшебной палочки из не-магических сказок про добрых фей Тэ И оказывалась в древнем предании о принцессе, бродящей по закоулкам заколдованного замка с множеством тайн, которую ждали захватывающие приключения и прекрасный принц, беззаветно любящий её.

Тэ И отдыхала в библиотеке, погружалась в тонкое чувство сияющей реальности, которое было неведомо окружающим даже среди настоящих магов в настоящем заколдованном замке.

Только вот Тэ И — не принцесса, и принцов не бывает, да и весь конструкт сказки: выдуманная машина нормализации границ жизни. И сейчас она оказалась на обратной стороне Луны, когда вместо принца — дракон, которого нужно покорять тем, о чём не рассказывают детям, а ещё идти с ним на бал и оказать какую-то помощь с всё той же гиперзадачей в голове.

Как только Тэ И очутилась на пороге личного места силы, всё это отступило на задний план.

Часы в библиотеке проходили незаметно и легко, чего ей так не хватало.

Её тайный источник вновь открыл портал в свободные миры счастья — на этот раз это была её любимая сказка про эльфов из славянского мира. Тэ И верила, что именно в сказочных историях содержалась вся мудрость невысказанной реальности, или Нави, как полагали славяне.

Возможно, именно эта тайная вера не определила её в своё время на факультет-для-умников. Основной сюжет книги был посвящён приключениям единственного человека в жестоком мире эльфов — девушке-убийце, которую наняли убрать принца эльфов при загадочных обстоятельствах, и о странной связи, так неуместно образовавшейся между девушкой и её жертвой.

На новом витке история читалась намного ближе и откровеннее.

Поэтому когда Тэ И увидела на последней странице обозначение вышедшей второй части, она тут же побежала к библиотекарше за томиком продолжения.

Крошечная пожилая волшебница с сияющим добротой лицом сочувственно покачала головой:

— Милая, она пока у нашего постоянного посетителя читального зала… Но ты можешь подойти, спросить, когда освободится — это очень быстро читающий мальчик.

И когда Тэ И зашла за большой стеллаж противоположного конца читального зала, указанный как любимое место нынешнего владельца книги, она увидела уже слишком знакомый затылок.

* * *

Есть вещи, о которых можно говорить бесконечно, и встреча Мартина и Тэ И у книги сказок явно не одна из них: они молча замерли, с одинаково потерянными лицами.

Крайне неожиданно и неловко — попадание в ситуацию обоюдной уязвимости двусторонне отрубило возможность красноречия. Оба искренне зарделись, осознавая одновременное выпадание из внешних контекстов, которые каждый с таким усердием строил. Всё равно что двум враждующим мафиози оказаться в магазине плюшевых игрушек.

Правда, у Мартина был плюс один повод для беспокойства. В моменте составления гениального плана тайного вовлечения Тэ И в разрушительный для неё ритуал на Самайн, у его решения была стихийно выбранная основа.

И это — фрагмент его любимой книги сказок. По сюжету главный герой-правитель должен был ритуально стать единым целым с девушкой, нанятой как его убийца, и этот жест сделал бы её навеки преданной ему. В планах Мартина родилось что-то подобное, и для доработки своих интуиций он решил обратиться к первоисточнику.

К тому же, в нейтральной среде покоя этих стен мало кто замечал глубину сказочной литературы, и никак не