Правило Диксона - Эль Кеннеди

бы обидеться на своих родителей за то, что те подарили им младшего брата или сестру спустя одиннадцать лет одиночества, но Мэрианнн с первых часов жизни обвела меня вокруг пальца, когда я был ещё подростком. Я мчался домой после хоккейной тренировки и требовал, чтобы мне позволили её покормить. По вечерам я пел ей колыбельные, пока родители однажды не посадили меня и не объяснили, что я не умею петь, и что они предпочли бы больше не слышать мой голос ради своих ушей. Беспощадные, эти двое.

Я слышу их разговор на кухне, поэтому направляюсь в сторону двери.

Мама только что вернулась с совещания и опирается на белый гранитный столешник в своём фирменном деловом наряде — облегающие брюки и шёлковая блузка, а её чёрные кудрявые волосы собраны в тугой пучок на затылке. Она всегда выглядит так, словно только что сошла с обложки корпоративного журнала.

Папа, тем временем, всегда одет по домашнему. Даже до того, как он начал работать из дома, он носил джинсы и футболку в офис. Теперь джинсы сменились на мешковатые спортивные штаны.

Они такая странная пара. Они встретились в старшей школе, когда мама была президентом класса, а папа — расслабленной хоккейной звёздочкой. Сейчас он расслабленный предприниматель, который случайно попал в суперуспешный бизнес после того, как его мечты об НХЛ не осуществились. А она — строгий управляющий городка Хартсонг, Вермонт, должность, которая по сути является мэром. Она первая чернокожая женщина, занявшая эту должность, поэтому её избрание городским советом было большим событием. За последние десять лет Хартсонг стал гораздо более прогрессивным городом. Местные жители обожают мою маму.

Мои родители поворачиваются ко мне, прерывая разговор.

— Простите, что прервал, — говорю я.

— О, ты ничего не прерываешь, — быстро отвечает мама. — Просто обсуждали работу. Где твоя сестра?

— Переодевается из лагерной формы. Я собираюсь сводить её поиграть в мини-гольф. — Я указываю на обнажённые руки отца и спрашиваю: — Ты занимался гольфом этим летом? Твои руки выглядят менее пухлыми, чем в прошлый раз.

Он возмущённо смотрит на меня. — Пухлыми? Как ты смеешь?

— Правда это больно, братан. Но ты точно начал тренироваться или что-то вроде того. Выглядишь отлично. — Он точно сбросил не меньше пяти килограммов за последние месяцы.

— Пытаюсь.

— Я, наверное, зря привёз столько колбасы, — говорю я с улыбкой. Я, возможно, немного переборщил, когда зашёл к своему любимому мяснику в Бостоне по пути в Хартсонг.

— Подожди, колбаса? — его глаза загораются. — Скажи, что это от Густава.

— Нет, я зашёл в какой-то обычный магазин. Конечно, от Густава.

Мама смотрит то на меня, то на папу. — Я никогда не пойму эту одержимость.

— Некоторые люди просто не видят общей картины, — говорит папа, кивая мне.

Я киваю в ответ. — Именно.

Она в отчаянии вздыхает. — Причём тут колбаса и общая картина? О какой картине мы вообще говорим? Знаешь что — забудь! Мне всё равно. Я просто рада, что ты дома, — говорит мама, обнимая меня за талию.

Её голова едва касается моего подбородка. Я унаследовал рост отца, а также идеальное сочетание их оттенков кожи. Должен сказать, я очень чёртовски хорош собой.

— Хотелось бы, чтобы ты оставался подольше, — сокрушается она.

 

— Мне тоже, но в субботу вечером я устраиваю прощальную вечеринку для Бека.

Мамины глаза расширяются. — Он уезжает?

— Нет, он едет в отпуск в Австралию. Этот парень требует прощальную вечеринку перед месячным отпуском.

— Мне всегда нравился этот парень, — замечает папа, потому что всем нравится Беккет Данн. Он просто источает обаяние, этот засранец.

— Я вернусь на следующей неделе, — обещаю я родителям. — Я хочу приезжать каждый уикенд до конца лета.

Мама довольна. — Твоя сестра будет в восторге. Она делает паузу. — Ты собираешься увидеться с Линси, пока будешь здесь? Мы недавно столкнулись с ней в блинной.

— Да, я знаю. Она мне сказала.

— О, так вы ещё общаетесь, — мама говорит осторожным тоном.

Честно говоря, я не могу понять, расстроены мои родители или рады, что мы с Линси расстались. Иногда они явно ей симпатизировали. А в другие моменты я ловил, как они обмениваются взглядами, как сейчас.

— Вы были бы рады, если бы мы снова сошлись? — спрашиваю я их.

Мама моргает, удивлённая. —Я не знала, что вы обсуждаете возможность снова сойтись.

— Мы не обсуждаем. Просто гипотетически, вы были бы рады, если бы это произошло?

— Мы всегда будем поддерживать всё, что ты делаешь, — говорит она, и папа кивает в знак согласия.

Это не совсем ответ. Но я не собираюсь настаивать на гипотезе, учитывая, что Линси не проявляла никакого желания возобновить наши отношения.

— Ладно, я пойду найду мелкую и отправлюсь. Пусть выпустит свою энергию на поле для мини-гольфа, а потом накормлю её вредной едой и сахаром, чтобы она свалилась, когда мы вернёмся домой.

— Спасибо, что берёшь её с собой. Мы рады, что у нас будет спокойный вечер, — папа подмигивает маме.

— Серьёзно, фу. Я не хочу думать о том, чем вы будете заниматься, пока нас не будет.

Папа с озорным взглядом отвечает: — Наверное, это хорошая идея.

— Я только что сказал, что не хочу знать, — ворчу я.

Слышу, как они смеются надо мной, пока я выхожу из кухни.

На следующий вечер мы с папой устраиваем марафон Кубка Стэнли, просматривая старые записи с некоторыми из наших любимых побед в чемпионате. Он записывал каждую игру за последние двадцать пять лет, так что у нас большой выбор. Когда мы доходим до игры, в которой Гарретт Грэхем выиграл с Брюинз, победив в серии 4:0, папа говорит: — Не могу поверить, что Люк женился на этой семье.

— Правда? Я имею в виду, я не могу поверить, что он вообще женат. Но это серьёзная семья, в которую он вошёл, — удивляюсь я. — Даже титул королей хоккея не передаёт всей сути.

Я замечаю, как глаза папы блестят, когда Грэхем забивает один