Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

Муравьев распорядился о создании армейских штабов с привлечением бывших офицеров Генерального штаба. В войсках, в том числе вследствие боевой обстановки, происходил переход от отрядов к полкам, дивизиям и армиям[196].

Наряду с другими создавалась и 2-я армия. Приказ о ее создании путем сведения уфимской и оренбургской групп войск был подписан Муравьевым не позднее 22 июня 1918 г. Первым командующим декретом РВС Восточного фронта № 3 назначался В.В. Яковлев[197] (позднее перешел на сторону Комуча[198]), но уже 26 июня на основании декрета РВС Восточного фронта № 8 его сменил Махин, назначенный временно исполняющим должность командующего[199].

На 28 июня армия включала три группы, расположенные в районе Уфы, Златоуста и Оренбурга. Положение Уфы тогда было крайне сложным. Секретарь уфимского губкома РКП(б) Г.Н. Котов вспоминал, что «от центра мы оказались почти оторваны, так как связь наша шла окольным путем по Волго-Бугульминской железной дороге через Ульяновск[200]. Почта и газеты не приходили… Тов. Подвойский приехал в Уфу с большой, крайне серьезной и неотложной задачей: проверить и подготовить наши боевые силы к борьбе с чехословаками и учредиловцами. По ходу событий можно было уже думать, что нам предстоит продолжительная Гражданская война. Необходимо было создавать постоянную регулярную армию, способную не только на партизанские выступления, а на упорную позиционную и, может быть, даже окопную войну; к этому уфимская Красная армия не была приспособлена»[201].

Считается, что в должности командарма Махин пробыл с 26 июня по 3 июля 1918 г. Как уже отмечалось, его назначение состоялось при помощи бывшего прапорщика Н.Н. Мартьянова, в прошлом товарища прокурора Тифлисской судебной палаты, также состоявшего в ПСР[202]. На процессе эсеров в 1922 г. о Мартьянове упомянул член ПСР и один из организаторов военной комиссии ЦК ПСР И.С. Дашевский, показавший, что «одновременно с Махиным было решено послать другого нашего давнишнего военного работника, еще по Петрограду, по фамилии Мартьянова, бывшего в небольшом чине, кажется, в чине прапорщика или подпоручика, имевшего знакомство с Махиным, работавшего по установлению связи и информации. Кажется, он был назначен к Махину именно на должность начальника связи штаба. В частности, мы имели определенное предположение, что именно Мартьянов, известный нам с этой именно стороны как чрезвычайно расторопный, распорядительный и пронырливый работник, сумеет легче и быстрее всего организовать связи Махина с нашими товарищами как по ту, так и по эту сторону фронта… Махин получил назначение, вместе с Мартьяновым отправился на фронт и спустя некоторое время в районе Уфы перешел на сторону Самарского комитета Учредительного собрания. Вместе с ним перешел и Мартьянов»[203].

Приказ о назначении Махина был подписан командующим большевистским Восточным фронтом М.А. Муравьевым[204]. Наличие такого приказа давало возможность советским историкам предложить простое объяснение проникновения Махина на пост командующего посредством протекции другого будущего изменника Муравьева[205].

Авторов подобных схем не смущало, что Махин был эсером, а Муравьев примыкал к партии левых эсеров. В действительности Муравьев в то время был добросовестным советским военачальником и вносил весомый вклад в советское военное строительство[206], тогда как Махин работал по заданию ЦК ПСР.

Формирование армии сопровождалось неразберихой и многоначалием (в Уфе практически одновременно находились В.Н. Блохин, Ф.Е. Махин, Н.И. Подвойский и В.В. Яковлев), что облегчало подрывную работу. Неудивительно, что участник тех событий большевик П.В. Гузаков вспоминал: «Отступлению 2-й армии из Уфы предшествовали нерешительные действия со стороны штаба, выражавшиеся в том, что на дню они по нескольку раз меняли свое решение: утром на заседании губисполкома штаб доказывал необходимость укрепления гор[ода] Уфы, выставления тяжелой и легкой артиллерии, а на вечернем заседании губисполкома — необходимость сгрузить все на баржи и пароходы; и так продолжалось 3–4 дня подряд»[207].

Подрывную работу Махин вел и до официального назначения командармом. Так, на заседании военного совета в Уфе 24 июня Махин возражал против создания Горного штаба для руководства борьбой с чехословаками, наступавшими с востока (организации партизанских действий и диверсий на железной дороге). И хотя совет решил все же создать такой штаб, Махин и другие якобы сорвали это решение[208]. Отряды, прибывавшие в Уфу с горных заводов, отправлялись обратно.

Член ЦК ПСР М.А. Веденяпин позднее отметил, что «подполковник Махин со своим штабом, состоящим в значительной своей части из членов партии, по мандату члена Высшей военной инспекции Подвойского принял руководство большевистскими войсками, оперирующими в районе Уфы.

Невзирая на то, что большевистским доморощенным Наполеонам было совершенно ясно, что неорганизованные красноармейские части не в состоянии выдерживать удары образцовых регулярных чехословацких войск, оперативный план, составленный Подвойским, предполагал генеральное сражение под Уфой у станции Чишмы.

Вместе с этим предполагалось с целью задержания чехов разрушить важнейшие железнодорожные сооружения, как то: мосты, водокачки и произвести обвалы скал на горном участке жел[езной] дор[оги] к востоку от Уфы.

Подобная порча жел[езной] дор[оги] надолго бы прекратила сообщение России с Сибирью и поставила бы железнодорожных служащах Самаро-Златоустовской дороги в безвыходное положение.

Благодаря настойчивым требованиям подполковника Махина, большевистские полководцы отказались от задуманного Подвойским большого сражения под Чишмой и от варварского разрушения ж[елезной] дор[оги].

Полученные официальные донесения свидетельствуют, что приуральская цитадель большевизма Уфа пала без жертв, как с одной, так и с другой стороны.

Железнодорожный путь от Самары до Уфы подвергается только незначительным повреждениям со стороны распущенных до последней степени красноармейских банд. Взятие Уфы было совершено безболезненно, все сооружения железной дороги были в полной сохранности.

При взятии главных твердынь потери чехословаков выразились в количестве двух легко раненных.

В настоящее время мы считаем нужным осветить деятельность наших товарищей, посланных военной секцией Ц.К. со специальной целью в большевистский штаб, и указать на ту большую роль, какая выпала на тов. Махина и его товарищей по ликвидации боевого центра в г[ороде] Уфе.

При ликвидации Уфы деятельность т. Махина и остальных товарищей, командированных военной секцией при Ц.К., сыграла более чем видную роль, и Подвойский вполне оценил т. Махина, назначив за его голову 100 000 рублей»[209].

Секретарь уфимского губкома РКП(б) Г.Н. Котов с советской стороны подтвердил эти сведения: «Центр, очевидно, придавал Уфе в то время большое значение, и этот фронт бросать не намеревался. Поэтому в Уфу из центра со всеми надлежащими мандатами и прислан был эсер Махин. Как внешний его вид, так и манера держать себя не вызывали у нас никакого подозрения. Наоборот, на заседании расширенного губсовнаркома, где Махин делал доклад о том, с какими целями и задачами он послан к нам