Звезда КЭЦ - Александр Беляев

Она молча отстранилась.

— О чём вы грустите? — спросил я, чувствуя неловкость.

— Так… о маме вспомнила.

— «Земное притяжение» действует? Тоска по родине?

— Может быть, — ответила она.

— А что с Евгеньевым?

— Ещё не дозвонилась. Аппарат всё время занят. А как ваш разговор с директором?

— Завтра лечу на Луну.

Она вскинула на меня глаза.

— Надолго?

— Не знаю. Самый полёт, говорят, продолжается не более пяти-шести дней. А сколько пробудем на Луне, неизвестно.

— Это очень интересно, — сказала Тоня, пристально глядя на меня. — Я бы с удовольствием полетела с вами. Но меня временно посылают в лабораторию, которая находится на таком расстоянии от Земли, что туда не достигает земное лучеиспускание. Там в тени царит холод мирового пространства. Я лечу оборудовать новую лабораторию для изучения электропроводности металлов при низких температурах…

Глаза её оживились.

— Есть интереснейшая проблема! Вы знаете, что сопротивление электрическому току в металлах с понижением температуры понижается. При температурах, близких к абсолютному нулю, сопротивление тоже почти равно нулю… Над этими вопросами работал ещё Капица. Но на Земле требовались колоссальные усилия, чтобы достичь низких температур. А в межпланетном пространстве… это просто. Представьте себе металлическое кольцо, помещённое в вакууме, в температуре абсолютного холода. В кольцо направляется индуцированный ток. Его можно довести до необычной мощности. Этот ток будет циркулировать в кольце вечно, если не повысится температура. При повышении же температуры происходит мгновенный разряд. Если в кольце дать ток достаточно высокого напряжения, то мы сможем иметь своего рода законсервированную молнию, которая проявит свою активность, как только температура повысится.

— Молния, законсервированная в сосуде Дьюара, — подхватил я, — который снабжён взрывателем, падает на Землю. При ударе о землю пистон взрывается, температура в сосуде повышается, и молния производит своё разрушительное действие.

Тоня улыбнулась.

— Какие у вас кровожадные мысли! Я не думала о таком применении.

— Совсем не кровожадные, — возразил я. — С войнами покончено. Но можно взрывать скалы, айсберги…

— Ах вот что… Разумеется. Вопрос только в том, что при отсутствии сопротивления падает и напряжение, — значит, и мощность… Надо произвести подсчёт. Как бы и в этом деле пригодился Палей! — воскликнула она почти со страстью.

Это, конечно, была страсть учёного, но я не мог скрыть своего огорчения.

Нам не удалось вылететь на другой день: заболел Тюрин.

— Что с ним? — спросил я у Мёллер.

— Раскис наш философ, — ответила она, — от «счастья» заболел, от движения. В сущности говоря, с ним ничего особенного не приключилось… Жалуется на боль в ногах. Икры болят. Это пустяки, но как его такого на Луну пустить? И себе и вам хлопот наделает. При десятой части земной тяжести раскис. А ведь на Луне — шестая. Там он, пожалуй, и ног не потянет. Я решила дать ему потренироваться несколько дней. У нас в небе есть склады пойманных астероидов. Все эти небесные камни, куски планет, складываются в виде шара. Чтобы отдельные куски не разлетались от случайных толчков, наши гелиосварщики расплавили и сварили поверхность этих планеток. К одной такой «бомбе» мы прикрепили стальным тросом полый шар и привели их в круговое движение. Получилась центробежная сила, тяжесть внутри полого шара равна тяжести на Луне. Вот в этом шаре и тренируется Тюрин. Давление и количество кислорода в шаре такие же, как и в скафандре межпланетного костюма. Слетайте, голубчик, навестите Тюрина. Только один не летите. Захватите с собой вашу няньку — Крамера.

Я разыскал Крамера в гимнастическом зале. Он выделывал на трапеции головокружительные штуки. Цирковым гимнастам на Земле о таких трюках и мечтать не приходится.

— Полететь я с вами полечу, — сказал он, — но пора научиться летать самостоятельно. Ведь вы на Луну летите, а во время такого путешествия мало ли что может случиться!

Крамер привязал меня к себе длинной проволокой и предоставил мне лететь к «манежу» Тюрина. Я уже не кувыркался и «стрелял» довольно удачно, но уменья «приземлиться» к вращающемуся шару у меня не хватило, и Крамер поспешил мне на помощь. Через четыре минуты после отлёта мы уже вползали в металлический шар.

Встречены мы были неистовым визгом и криком. Я с любопытством окинул взглядом внутренность шара, освещённого большой электрической лампой, и увидел, что Тюрин сидит на «полу» и стучит кулаками по резиновому ковру, а возле него гигантскими прыжками скачет негритёнок Джон. Обезьянка Микки с весёлым визгом прыгает с плеч Джона до «потолка», хватается там за ремешки и падает вниз, на плечо или голову Джона. «Лунная тяжесть», видимо, пришлась по вкусу Джону и обезьянке, что нельзя было сказать про Тюрина.

— Вставайте, профессор! — звонко закричал Джон. — Доктор Мёллер приказала вам ходить по пятнадцать минут, а вы ещё и пяти не ходили.

— Не встану! — разгневанно пропищал Тюрин. — Что я, лошадь на корде? Истязатели! У меня и так ноги отваливаются!

В этот момент я и Крамер «свалились с неба» возле Тюрина. Джон первый увидел нас и обрадовался.

— Вот смотрите, товарищ Артемьев, — затараторил он, — профессор меня не слушает, опять хочет залезть в свою паутину…

Обезьянка вдруг заплевала, завизжала.

— Да уйми ты свой патефон! — ещё тоньше и пронзительнее закричал Тюрин. — Здравствуйте, товарищи! — обратился он к нам и, став на четвереньки, тяжело поднялся.

«Ну как с таким на Луну лететь?» — подумал я и переглянулся с Крамером. Тот только головой качнул.

— Ведь вы, профессор, сами мне не раз говорили: чем больше движений, тем больше счастье… — не унимался Джон.

Такой «философский аргумент» со стороны Джона был неожиданным. Мы с Крамером невольно улыбнулись, а Тюрин покраснел от гнева.

— Надо же понимать! Надо понимать! — закричал он на самых высоких нотах. — Есть различного рода движения. Эти грубо физические движения мешают высшим движениям клеток моего головного мозга, моим мыслям. И потом всякое движение прерывисто, а ты хочешь, чтобы я маршировал без отдыха… Нате, ешьте моё мясо, пейте мою кровь!

И он зашагал с видом мученика, кряхтя, охая и вздыхая.

Джон отвёл меня в сторону и быстро зашептал:

— Товарищ Артемьев! Я очень боюсь за моего профессора. Он такой слабый. Ему опасно без меня лететь на Луну. Ведь он даже есть и пить забывает. Кто о нём будет заботиться на Луне?..

У Джона даже слёзы выступили на глазах. Он горячо любил своего профессора. Я, как умел, утешил Джона и обещал заботиться о профессоре во время путешествия.