Мой Западный берег. Записки бойца израильского спецназа - Алон Гук

Я уже привык. Просто не хотелось в очередной раз после двух дней отдыха возвращаться на базу непонятно на сколько и снова думать, что так ничего и не сделал. Ладно, проехали. Она ведь не знает, что это твой взвод вчера взял террориста, который сегодня должен был взорваться в центре города. А может, ей все равно. Ведь слишком тяжело объяснить людям, живущим в Тель-Авиве, что война не прекращается. Они сидят в кафе, ходят на работу, смотрят вечером фильмы по DVD. Здесь тишина и покой, здесь не слышно взрывов и стрельбы.

И ты идешь домой один, и от грусти напиваешься в стельку вместе с друзьями. И сидя пьяным дома, задаешь себе вопрос: зачем тебе это нужно? Зачем служить в армии, зачем подставлять себя под пули, если никто этого не ценит? Она этого не ценит.

А ведь ты служишь добровольно. В принципе, в ЦАХАЛе все добровольно. Не хочешь призываться вообще — не призывайся. То есть официально — это долг и святая обязанность каждого гражданина Израиля — служить в армии и защищать Родину. Но на практике откосить занимает около двух месяцев. И никто тебе особо не будет мешать. Зачем в армии солдаты, которых нужно заставлять служить силой? Из такого солдата ничего не выйдет. И в бою на него положиться нельзя. А ведь мы постоянно воюющая армия. Даже если нет настоящей «большой» войны, все время есть «конфликты малой интенсивности».

Дальше — больше. Если ты не хочешь служить в боевых частях — не служи. По той же причине. Тебе всегда найдут место на кухне, или при штабе, или водителем. Или красить заборы, в конце концов. Солдаты, служащие в небоевых частях, называются «джобники», но не от слова «жопа», как кто-то мог бы подумать, а от английского слова «job» — работа. Но таким солдатам мы выкажем наше презрение, и в этой книге будем упоминать их как можно реже.

Вот так вся наша армия получается добровольной. Но настоящая разница, где кто служил, проявляется уже после демобилизации. Когда ты приходишь устраиваться на работу, то у тебя вместе с удостоверением личности и дипломом об образовании обязательно просят показать и удостоверение о службе в армии. А там все написано, что ты и как делал.

— Ах, ты не служил в армии? — хорошо, не звони нам, мы сами тебе позвоним.

— A-а, ты работал на складе? — понятно, извини, но нам сейчас работники не нужны.

А когда я приходил на собеседование, чтобы устроиться на работу, то мне говорили:

— О-о, ты был командиром в спецчастях? А нам как раз нужен начальник смены.

И тогда уже я мог выбирать, куда пойти и сам диктовал условия. И когда мои знакомые говорили, что они в этом месяце получили ну о-очень высокую зарплату в целую тысячу долларов, я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Армия дала мне очень много. Она научила меня верить в свои силы, научила дисциплине, научила не сдаваться в сложных ситуациях, не унывать, когда непредвиденные обстоятельства ломают тщательно подготовленный план, она научила идти вперед, несмотря ни на что. И если в жизни так случится, что все пойдет наперекосяк, я стисну зубы и продолжу бороться, пока не выберусь.

Самое главное ведь не то, что меня научили убивать и устраивать диверсии. Ведь это в нормальной жизни никому не нужно. Но когда люди видят, где я служил, они знают, что я не боюсь ответственности, знают, что на меня можно положиться, знают, что я честный, и знают, что не важно, какая запарка будет на работе, — я все смогу уладить. Потому что у меня есть опыт и я умею справляться с гораздо более трудными задачами.

Но и это не главное в армии. Ведь никто не идет в боевые части с расчетом на то, что потом его возьмут на работу или с тем, что армия его чему-то научит. Люди идут служить и рисковать своей жизнью для того, чтобы эта страна продолжала жить и развиваться, и для того, чтобы те, кто остался дома, могли спать спокойно, не волнуясь за свои жизни. И мы стараемся сделать для этого все, что в наших силах. Просто потому, что мы действуем добровольно.

21

Стратегия есть искусство воина. Командиры должны воплощать его, а рядовые знать Путь. Но сейчас в мире нет воинов, отчетливо понимающих Путь Стратегии.

Прошло уже около четырех месяцев с тех пор, как мы официально закончили весь этап тренировок. Старослужащие еще посмеиваются над нами, но уже не так, как вначале. И, несмотря на подколки, к ним всегда можно подойти и спросить, если чего-то не знаешь. Они все классные ребята.

В один из дней Шимри собирает наш отряд и сообщает, что некоторых из нас решено отправить на курсы командиров младшего звена, и зачитывает список. Я в списке. Жалко, конечно, расставаться с половиной отряда, но что поделать.

Для тех, кто отправляется на курсы, устраивают две недели учебы в подразделении — повторяем характеристики оружия, снаряжения, основы взаимодействия взвода и прочее для того, чтобы вспомнить всю теоретическую часть.

В день начала курсов, перед выездом, Гольдфус собирает нас вместе и произносит недлинную речь, общий смысл которой сводится к тому, что мы представляем на курсах наше подразделение и всю дивизию, поэтому вести себя там нужно соответственно: соблюдать дисциплину, хорошо учиться и не делать глупостей. А тому, кто попробует опозорить честь подразделения, он, Гольдфус, лично порвет жопу. На этой оптимистической ноте нас сажают в микроавтобус и отправляют на очередную учебную базу.

Как обычно, база расположена посреди пустыни. До ближайшего большого города — Беэр-Шевы, час езды. С грустью оглядываем окружающий пейзаж и вспоминаем нашу родную базу Бейт-Лид, окруженную садами и зеленью. Здесь вокруг базы только песок и камни. Да уж, попали.

Первым делом после прибытия нас отправляют сдавать вступительный экзамен. Два часа сидим над бумажками с вопросами типа: «Какова максимальная дальность стрельбы тяжелого пехотного пулемета?» Я пытаюсь вспомнить нужные ответы. После этого сдача нормативов: бег, подтягивания, отжимания, пресс…

Через два часа получаем результаты тестов. Проходят не все. Из нашего подразделения провалился только Буль, и он вместе с теми, кто не прошел, возвращается на родную базу, прямо в распростертые объятия Гольдфуса. Очень надеюсь, что его не будет на базе, когда Буль вернется с проваленным экзаменом.

А для тех, кто остался, начинается интенсивная учеба. Теоретические занятия чередуются с полевыми учениями, бег и физическая подготовка сменяется уроками оружия. Мы проходим технику обучения солдат, ориентирование и тактику боя в полевых и городских условиях. Предметов много, и после каждого урока следует экзамен, который нужно успешно сдать. Кто не сдал — отчисляется.

Наш курс отличается от курса, который проходят командиры обычных пехотных войск. Он и называется «курс командира спецвойск». Отличается и в отношении к тебе как к курсанту, и по своему содержанию. Нас не гоняют, мы почти не строимся, отношение с инструкторами на курсе скорее дружеские, чем подчиненные. И хотя заданий довольно много, инструкторы знают, что на нас можно положиться и доверяют почти во всем. Особенно остро это ощущается, когда видишь курсантов из пехотных полков, которые бегут на построение перед столовой, боясь не уложиться в отведенное время, а ты идешь туда же неспешным шагом, обсуждая с твоим инструктором отдельные части тела новой медсестры из санчасти. Но при этом, если нужно что-то сделать, мы выполняем это на сто процентов и в предельно короткий срок.

К тому же наши спортивные нормативы гораздо выше, да и занятия тяжелее. Примерно половина нашего курса — это спецзанятия, продвинутый курс ориентирования, тактика боя в составе дивизии и наши спецзадачи на случай войны. Хватает и обычной рутинной работы — такой, как охрана базы или дежурства по кухне, но и тут наш учебный взвод стараются не трогать без особой нужды.

Время, проведенное на курсах, заметно отличается от остального времени, проведенного мной в армии. Нет, не стало легче физически, наши нормативы, которые нужно пройти, были достаточно высоки, да и по своему содержанию курс был довольно интенсивный. Просто вдруг чувствуешь себя, как будто снова в школе. Сидишь за учебниками, ходишь на занятия, учишься даже в свободное время. Снова приходится заставлять мозги работать. После полуторагодичного перерыва это чувство довольно непривычное.

Примерно месяц мы проходим курс разведки, обучаясь прокладывать маршрут для дивизии, собирать информацию в полевых условиях, разворачивать наблюдательные пункты, взаимодействовать с другими частями и подразделениями армии. Учимся наводить с земли на цель боевые вертолеты, вызывать и корректировать огонь артиллерии и минометов.

Целый месяц мы проводим в пустыне в полевых условиях, ездим на джипах и участвуем в учениях. В этом, конечно, есть свои недостатки — всю неделю, пока не возвращаемся на базу, не моемся и не меняем одежду, да и из еды только «боевые порции», — вонючий сухой паек, который всех уже достал. Зато никто не стоит у тебя над душой и не дурит мозги, мы сами по себе, у нас есть пустыня, джипы и инструктор, который тоже не сильно тебя напрягает. Он ведь тоже боец, и для него это тоже возможность отдохнуть. Так что все это больше напоминает сафари, чем армию. Весь день ездим, тренируясь и выполняя тактические задачи, а вечером устраиваемся на ночлег и долго сидим у костра, разговаривая перед сном.