Судьбе наперекор... - Лилия Лукина

— Вот и хорошо! Вот и славно! Сейчас вы их горяченькими и поедите.

— Чего? — не поняла я.

— А блинчики с творожком. Я уже и в магазин сходила, и на базар, и Васеньку покормила,— отчитывалась она.

А я смотрела на ее светящееся радостью лицо и думала: «А ведь она это все искренне, от души... Ей, как и любому из нас, надо для счастья не так уж много. И самое главное в этом — быть нужной. По-настоящему, по большому счету, а не из корысти, неважно какой: мелкой или крупной». И я улыбнулась ей в ответ:

— Доброе утро, Варвара Тихоновна. Как же давно я не ела домашних блинчиков с творогом!

Оставив машину на стоянке около судоремонтного завода, я подошла к дверям административного корпуса и увидела прикрепленный скотчем к стеклу большой лист бумаги, на котором крупными буквами от руки было написано объявление, что заводу требуются на работу береговые матросы с окладом 600 рублей в месяц.

Что за чудеса? Ведь матрос— это всегда что-то, связанное с водой, никак не с берегом, да и зачем заводу, который на ладан дышит, кого-то на работу приглашать, пусть и на такой мизерный оклад? Ну да меня это не касается, решила я и вошла в вестибюль. Меня уже ждали — около турникета стоял Михаил.

— Добрый день, Елена Васильевна. Спасибо, что приехали.

— Что? — язвительно поинтересовалась я.— Вышеозначенный уже бьет копытом от нетерпения?

— Я рад, что у вас такой боевой настрой,— улыбнулся он.

Да, что бы ни говорили, а ФСБ — контора серьезная: ни дураки, ни слабаки там не водятся.

— Пошли, Михаил Владимирович. Как говорят бывалые люди: «Раньше сядешь, раньше выйдешь, и отсидишь не хуже других». Хочется поскорее развязаться с этой историей. Кстати, ничего нового не произошло?

— Нет,— ответил он, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж.— И я даже не знаю, хорошо это или плохо.

В коридоре около дверей приемной стояли два здоровых парня, при взгляде на которых становилось ясно, что недостаток серого вещества с избытком компенсируется у них мышечной массой. Еще двое таких же находились в приемной, где за столом сидело нечто в приличных организациях совершенно невозможное: очень коротко стриженная молоденькая брюнетка в крошечных шортиках и таком же топике, в пупке которой переливалась всеми цветами радуги стекляшка, развалясь в кресле, рукой с невероятной длины ярко-зелеными ногтями лениво листала каталог «Отто». Я не смогла сдержаться и хмыкнула.

— Зато Николаю нравится,— жеманно произнесла она и, переведя взгляд на Чарова, томно спросила: — Миша, а ты говорил обо мне с папой? Ты не забыл, о чем я тебя просила? Я так мечтаю сниматься в кино... Все говорят, что у меня это изумительно получится.

- Конечно, Анжелочка. Разве я могу забыть просьбу такой очаровательной девушки, как ты? Как только начнутся пробы, я сам тебя к нему отвезу,— не моргнув глазом, соврал тот.

— Ах, я так мечтаю познакомиться с Власовым! — от полноты чувств она закатила глаза и глубоко вздохнула тем местом, где у нормальных женщин обычно находится грудь.

Глядя на все это, я развеселилась. Если я и ехала сюда с неприятным чувством, что мне придется делать что-то против своего желания, то теперь я была даже благодарна Михаилу , ну, где я еще смогла бы увидеть такой балаган? К сожалению, он быстро закончился.

— Мы с тобой чуть попозже обязательно поговорим об этом подробнее, а сейчас нам к Николаю Сергеевичу надо. Он один? — лучезарно улыбнулся Чаров.

— Семеныч у него,— презрительно поджав губы, сказала девица.— И как только его Николай терпит? Не представляю.

Мы с Михаилом вошли в кабинет, и я искренне порадовалась, что за дымчатыми стеклами моих очков сидящий за столом мужчина не сможет увидеть выражение моих глаз. Ну и рожа! Не дожидаясь приглашения, я прошла и села на стул рядом с длинным столом для заседаний, стоящим вдоль стены.

— Николай Сергеевич, это... — начал Михаил.

Но Наумов перебил его:

— Уже понял. Между прочим, могла бы, войдя, и поздороваться.

— Могла бы, если бы ты поднялся мне навстречу,— спокойно ответила я.

Наумов откинулся на спинку кресла и, пристально глядя на меня, ехидно сказал:

— А папенькина голова, кстати, именно на этом столе и стояла.

— Знаю. Жаль, не сообразила цветочков купить — возложила бы с превеликим удовольствием,— с не меньшим ехидством ответила я.

Я вовсе не собиралась начинать разговор с такого откровенного хамства, но говорить вежливо с этим человеком было свыше моих сил, настолько он был омерзителен. Удав Каа из мультфильма о Маугли был просто красавец по сравнению с ним. А Наумов был действительно похож на змею: крошечные злые глубокосидящие бледно-голубые глазки под тяжелыми надбровными дугами и низким лбом, переходящим в раннюю лысину, выпирающие скулы, маленький приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями и острый подбородок, и все это в бледно-серых тонах: что кожа, что брови, что остатки волос.

— Что, любуешься? — издевательски спросил он.

— Да уж! Красота тебя не сгубит! Что, у Богданова ни на кого более симпатичного денег не хватило? — поинтересовалась я, закуривая.

— Да кто бы еще согласился с этой шалавой связаться, с ее дочками дебильными?— вскочил с кресла Наумов, напоминавший змею даже фигурой.

— Подробности можешь опустить. Как говорит один мой знакомый: «Не стыдно продаться, стыдно продаться дешево»,— процитировала я Панфилова.— Ну и как ты сам считаешь: продешевил или нет, когда на ней женился?

— А я не на ней женился, а на заводе! — огрызнулся он.— Кто же знал, что так повернется?

— Ладно, время — деньги, а мое время стоит очень дорого. Что тебе от меня надо?

— Хочу предложить тебе этим делом заняться. О деньгах не беспокойся: заплачу, сколько скажешь. Этих двух дармоедов тебе в помощь дам — пусть хоть на побегушках свои долги отрабатывают. Ну и мальчиков, конечно, чтобы самой руки не пачкать. Как?

— А зачем тебе это? Ты что, местью пылаешь или думаешь, что сам в списке следующий?

— Какой местью?! Скажешь тоже, местью! Я боюсь! Понимаешь? Боюсь! — крикнул он.— Я не знаю, откуда в этой истории ноги растут! Я не знаю, чего мне ждать и ждать ли вообще! Я не понимаю, что происходит! Если бы предъява какая-нибудь была, наезд, то все ясно, разрулили бы. Так ведь нет ничего, вот что страшно-то!

— А чего ты боишься? У тебя мордоворотов, как грязи.

— А ты думаешь, у папеньки меньше было?! — взорвался он.— И ведь, главное, не дали этой вонючке своей смертью сдохнуть, а ему и оставалось-то всего ничего.

— Это о ком это ты так ласково?

— О Богданове, о ком же еще! Он же от рака загибался, ему больше месяца ни один врач не давал. Он же гнил заживо, а уж смердел!..— при воспоминании об этом Наумов передернулся.— Поэтому мы и с собранием акционеров поторопились, чтобы все успеть оформить.

— Что оформить?

— Да то, что он уходит и меня вместо себя оставляет,— отмахнулся он — не это его сейчас волновало.— Ну что, возьмешься?

При одной мысли о том, что нужно будет копаться в истории этой семейки, я сама передернулась не хуже Наумова и, поднимаясь, сказала:

— Нет. У меня на ближайшее будущее совсем другие планы.

— Катитесь отсюда! — рявкнул он на Чарова и Солдатова, которые все время нашего разговора тихо, как мышки, просидели в уголке.—.Слушай,— сказал он, дождавшись, когда они выйдут,—все говорят,—тут он кивнул на то место, где они сидели,—что ты человек прямой. Скажи, может за всей этой историей Матвей стоять? Понимаешь, хоть Мишка и талдычит, что таких специалистов не существует, но не с Луны же они свалились? А у Матвея, если хорошенько в закромах покопаться, все что угодно найти можно. Может, перетерла бы ты с Матвеем, если это, конечно, он, чего ему от меня надо,— все же знают, что ты с ним по корешам.

— Я Чарову уже говорила, но, если надо, могу и тебе повторить — Павел Андреевич здесь ни при чем. Что еще?

— А чего тут еще? — вздохнул Наумов, и на какую-то секунду мне стало его жалко — такой испуганный был у него вид, но это чувство быстро прошло.— Мне, конечно, и так на безбедную жизнь хватит, но и наследство упускать не хочется. Мне бы только эти полгода до декабря продержаться, а там... Свинтил бы я отсюда подальше, да с концами... И гори оно все синим пламенем — мне жизнь дороже.

— Полгода? — задумчиво сказала я.— Ну, тогда напиши завещание и укажи в нем, что все, что у тебя уже есть, и то, что тебе еще только предстоит от твоих в бозе почивших родственничков унаследовать, ты оставляешь государству. И рассказывай об этом всем, кто спросит и не спросит. Если дело только в деньгах, если это не что-то личное, то люди будут знать, что ничего от твоей смерти не выиграют, а значит, и смысла связываться с тобой у них не будет. Вот тогда, может, сам в живых и останешься.

Наумов задумался, что-то прикинул в уме и расхохотался.

— Слушай, а ведь эти дармоеды правы оказались, когда говорили, что ты можешь дать дельный совет. Не зря я их все-таки кормлю,— и радостно заявил: — Ты с меня имеешь! А если мальчики нужны будут для какой-нибудь работы — позвони, дам.