Детство, опалённое войной - Александр Камянчук

Люди старшего поколения, ветераны мотоциклетного завода хорошо знают Маргариту Васильевну Постникову — небольшого роста, с тихим голосом, худенькую, как девушка-подросток, и на первый взгляд незаметную женщину. Действительно, только на первый взгляд: десять лет подряд, как только вышла на заслуженный отдых, избирают ее ветераны в свой совет, в партбюро жилищно-коммунального отдела.

И так было всегда, всю ее сознательную жизнь. Люди доверяли ей и верили в нее. Она относится к той когорте людей, для которых главное — быть полезными.

Она поступила на завод в марте 1942 года чертежницей, а уже в октябре перешла на сборку моторов. Сборочный конвейер тех лет не сравнишь с нынешним, хотя и этот далек от совершенства. Готовые двигатели приходилось снимать вручную — брали вдвоем за цилиндры и ставили на пол. А главная рабочая сила — семнадцатилетние девчонки, такие как Гутя Зырянова (Перцева), Раиса Дубских и сама Маргарита. Рабочий день 12–16 часов — до тех пор, пока не сделаешь дневное задание. Холод в цехе, голодные обмороки, выходной день — один раз в месяц, отпусков не было, последние дни месяца — на казарменном положении: пока нет деталей на конвейере, можно поспать в техчасти на столе или сидя у железной печки, появятся детали — мастер разбудит.

А чаще во время вынужденных простоев — другая работа: впрягались в сани по 5–6 человек и «ехали» на гавань, грузили бревна и везли через весь город.

Девчонкам-сборщицам осенью дали задание: каждой принести по 120 килограммов опилок для утепления сарая во дворе, где была испытательная станция. Принесешь больше 130 — дадут талон на кашу и на кусок хлеба. Когда у Маргариты скапливалось несколько таких талонов, она относила их детдомовским девчонкам, хотя сама мало чем от них отличалась, лишь годков чуть-чуть больше, да дом свой есть, где родной человек — старшая сестра, которая была для нее мамой и папой: родителей-то давно уже не было, отца с трех лет, а матери с двенадцати.

Не перестаю удивляться, откуда в Маргарите, в ее маленьких руках брались силы, чтобы таскать мотоциклетные двигатели, бревна, мешки с опилками, петь песни, печь лепешки из картофельных очистков и бегать в театр в единственном ситцевом платьице, а чуть позднее — учиться по вечерам в техникуме?!

Слышал ли кто-нибудь от нее хоть один раз жалобу и тогда, и сейчас?!

Почему, вступив в КПСС в 1945 году, в трудное для страны время, не вышла из ее рядов в нынешнее, тоже не очень простое время, как, к сожалению, это сделали многие, очень многие…

В 1945 году перевели Маргариту Васильевну технологом, за плечами всего десять классов и один курс техникума. Работа сложнейшая — начался переезд в новый моторный корпус.

После окончания техникума в 1952 году связала свою судьбу с энергетической службой завода. Как оказалось, навсегда. Первая конструкторская работа Маргариты Васильевны — автоматическая углеподача в котельной, а несколько позднее — приспособление для золоудаления. Есть немалая доля ее труда в монтаже компрессорной и кислородной станций, в решении вопросов сантехники в современном моторном корпусе при его строительстве.

Помните, в фильме «Весна на Заречной улице» звучали слова песни, которые характеризуют внутренний мир человека, преданного своей работе: «…Я не хочу судьбу иную, мне ни на что не променять ту заводскую проходную, что в люди вывела меня…».

Сможем ли мы, нынешние, а потом и наши дети, выйти из трудного времени, сохранив душевную теплоту, доброжелательность, нисколько не ожесточившись от невзгод и неприятностей, как это смогли они, пережившие войну?

Хочется верить, сможем, так как живы еще девчонки и мальчишки военного времени, пример самоотверженности которых — перед нами.

И был общий день рождения…

Слушаю плавную речь Полины Михайловны Лобановой и не могу сдержать слез… В ее рассказе не смею изменить ни одного слова — очень важно сохранить ее ощущения.

«Родилась я в деревне Чувашевой Байкаловского района. Родители были крестьяне, а нас, детей, четверо. В самые голодные тридцатые годы один из малышей умер, и поэтому решили завербоваться на стройку, убежать из деревни. Время-то для всей страны нелегкое. Помыкались-помыкались, но через несколько лет вернулись в родные места. Приехали в Чувашеву, а дом наш уже растащен на дрова, соседей нет, кто от голода умер, кто уехал. Вот тогда семья переехала в Ляпуново, папа сумел найти работу, а я отправилась учиться в Ирбит, поступила в педагогическое училище. После первого курса лучших учеников повезли в Москву. По возвращении все свои эмоции выплеснула в рассказе ”Мои впечатления о Москве” и отправила в газету, мама тоже написала, только название было другое: ”Спасибо великому Сталину…”.

На каникулы приехала в село, иду, а люди все здороваются, кланяются, старики шапки снимают. В чем, думаю, дело? Оказывается, узнали, что я из Москвы приехала. Все спрашивали: ”A правда, что в Москве под землей ходят?” Пришлось предложить им собраться всем вместе. Рассказала. То ли я неплохой рассказчицей оказалась, то ли по другой какой причине, подошел завуч школы и пригласил работать учителем биологии. Через два года не оказалось учителя в другой школе, опять не смогла отказаться, а потом в родную позвали… Опять поработала, но все-таки поехала в Ирбит, доучиваться. По окончании педагогического училища в 1942 году получила направление в Верхотурье — работала в районном отделе образования методистом по дошкольному воспитанию.

К нам привезли детей дошкольного возраста из блокадного Ленинграда. Поместили их в санаторный детский сад. Это были живые трупики со впалыми щечками, без всяких эмоций, почти без движения. У некоторых совершенно не было волос. Современному поколению, наверное, покажется сказкой то, о чем я сейчас расскажу. Коллектив детского сада, забыв о собственных семьях, трудился сутками, стараясь спасти малышей. Родители местных ребятишек после работы приходили в садик, чтобы уборку сделать, заменить нянечек, которые сутками не отходили от детских кроваток. Сколотили бригаду добровольцев в поход за ягодами. Старожилы притащили лапти-болотоходы, научили нас их надевать. Нашлись два проводника, знающие ягодные места и умеющие ходить по болотам. Наши детки имели каждый день брусничный и клюквенный сок. Во многих семьях были козочки, у некоторых — коровы. Обделяя своих детей, несли парное молоко в детский сад. Постепенно наши малыши стали оживать. Прижмутся ласково к нянечке и прошепчут: ”Мама…”.

До сих пор не могу вспоминать без слез, как мы заметили первый румянец на щечках, первую улыбку. Плакали слезами радости. Детские улыбки были высшей наградой для тех, кто провел бессонные ночи около кроваток. По мере выздоровления стали разводить маленьких ленинградцев по возрастным группам. Местные дети видели, как хлопочут взрослые, спасая малышей. С такой же теплотой и радостью они встречали в группах своих новых друзей: усадят рядышком, обнимут, погладят по головке, дадут лучшую игрушку. А на головках спасенных малышей пушок начал отрастать, мы называли их одуванчиками.

После выздоровления всех детей устроили праздник, назвав его общим днем рождения. Тогда мало кто имел представление о кукольном театре. Не помню, как называлась сказка, что-то о кошке с котенком. Дедушка-дворник смастерил ширмочку. Пожилая прачка принесла швейную машинку и единственное в доме махровое полотенце, из него сшила кошечкам костюмчики. Кто-то принес ”изумрудные“ бусы для глаз, головку сделали из папье-маше. Кошечки, как живые, глазками заблестели. Не помню весь текст сказки, только некоторые слова остались в памяти: ”Без кроватки прямо на пол кошка спать легла и котенка мягкой лапой крепко обняла. Без мочалки и без мыла, просто языком кошка котику помыла мордочку потом”.

Сколько доброты душевной в этой сценке! Дети хохотали до визга, и глядя на них, мы поняли, что коллектив детского сада, родители и эти малыши — единая семья, вместе трудились, вместе радовались. Так неужели нужна война для того, чтобы люди были дружными, целеустремленными, добрыми?!

Только беспредельная материнская любовь помогла ленинградским детям обрести детство. Вот потому мы и живем долго, что тратили силы и здоровье на добрые дела. Но находятся такие особи в современном поколении, которые воротят нос при виде стариков, как будто мы в чем-то перед ними провинились, так и хочется приголубить их, приласкать, подарить им душевную доброту, которой их кто-то обделил. Этот урок, преподнесенный мне жизнью в начале трудовой деятельности, всегда помогал трудиться с полной отдачей сил, справляясь с любыми трудностями на любом посту.

На отца пришла похоронка, и мне пришлось вернуться в Ирбит, как оказалось, навсегда».

Склоняю голову перед волей и мужеством этой женщины. Работала всю жизнь с детьми, для детей, вырастила своих сыновей, гордится ими, любит внуков и правнуков. В мае ей исполняется 86 лет. Год назад перенесла инсульт, но как борется за жизнь, можно позавидовать. Начала ходить понемногу, пока еще за стенку держится, но главное — на ногах. И пишет.