Замок горного короля - Джудит Тарр

— Но дочь эта родила ребенка, который, хотя и такой же недомерок, оказался по крайней мере утешительного мужского пола.

Моранден оглядел его сверху донизу.

— Мужского ли?

— Мне раздеться и показать?

Моранден рассмеялся. Он подозрительно долго и непринужденно смеялся. «Да, — подумал Вадин, — от него попахивает вином и чем-то еще, резким, едким. Ненавистью? Страхом?» Принц смеялся, и глаза его поблескивали под опущенными веками.

— Да, во имя богов! Разденься и покажи.

Глаза Мирейна остро сверкнули. Быстрым движением он сорвал свой килт.

— Ну и как, господин?

Моранден не спешил. Он поднялся и обошел вокруг неподвижную фигуру принца, словно покупатель на рынке рабов. Снова оказавшись лицом к лицу с Мирейном, он упер руки в бока и склонил голову набок.

— Возможно, — сказал он. Одна его рука метнулась к щеке Мирейна, ощупывая пробивающуюся молодую щетину. — Ты не слишком стараешься это доказать. Зачем ты подделываешься под евнуха? Ты любовник какого-нибудь мужчины?

Мирейн сел туда, где перед этим сидел Моранден, перекинул ногу так, как сделал Моранден, и улыбнулся, сжав зубы.

— Даже если бы я был склонен к этому, мои обеты запретили бы мне так поступать.

— Удобны эти твои обеты.

— Они связывают меня, пока я не сяду на трон. Потом я буду свободен от них.

— Без сомнения, тебе не терпится.

— Я могу ждать столько, сколько потребуется.

И снова рука Морандена протянулась к лицу Мирейна. Он резко опустил ее и убрал за спину, хмуро глядя на гордую линию носа младшего принца. Внезапно он сказал:

— Я помню то, что ты сделал.

— По принуждению.

— Ты это сделал. — Плечи Морандена сгорбились. Им не нравилась униженность, даже такая высокомерная, как эта. — Я тебе обязан. Возможно, своей жизнью. Я был у самого края, когда ты меня вернул.

— Во имя моего отца. Это должно послужить тебе утешением, поскольку, если бы Темная Богиня завладела твоей душой, ты не смог бы ответить на этот зов.

— Я обязан тебе, — снова повторил Моранден. Слова выходили из него с трудом, словно желчь забила горло принца. — Я отплачу тебе вот чем: уходи сейчас же и забери то, что я тебе предлагаю. Забирай все, что сможешь унести. Из Ста Царств тебе будет легче завоевать мир, чем из северной глуши.

— Но Янон мой по праву крови и праву наследования. Какое же место может быть лучше для начала?

— Если мы тебе позволим. Еще долго принц и оруженосец смотрели на закрытую дверь. Моранден затворил ее с такой мягкостью, которая была выразительнее любой ярости. Мирейн поднял свою горящую руку, повернул ее и сжал, бросая вызов Морандену и полностью отвергая его. — Он не может тронуть меня. У него нет силы, ибо он смертный человек, а я будущий король. Я… буду… королем.

Это был львиный рык. Мирейн лишь засмеялся в ответ. Он был как в лихорадке; слова рождались как бы по собственной воле, слова-демоны, легкие и насмешливые.

— Позволите, говоришь? Позволите? Когда тебе потребовалось целых полбочки вина, чтобы прийти сегодня сюда? — Он откинулся на спинку кресла, беззаботно болтая ногой; но руку свою он укачивал, словно она была раненым живым существом. — Если благодарность твоя проявляется с таким трудом, нужно ли мне бояться твоей вражды?

В свете огня казалось, что Моранден раздувается. Не понимая, как он это сделал, Вадин вдруг обнаружил, что стоит рядом со своим сеньором, подняв обнаженный меч. Над его блеском он встретился взглядом с Моранденом и увидел в нем неприкрытую черную ненависть.

— Детка, — сказал старший принц глубоким гортанным голосом. — Королек. Я не повторю своего предложения благодарности или награды. Или чего бы то ни было еще.

— Это хорошо. Избавит меня от усилий, которые потребовались бы для отказа.

— Считаешь себя умником? Подумай как следует, дурачок. Но не жди, что я буду лизать тебе пятки.

— Об этом я и не мечтал, — сказал Мирейн и зевнул. — Уже поздно, и ты, несомненно, утомился. Можешь идти спать.

Моранден лишился дара речи. Внезапно он резко повернулся.

Еще долго принц и оруженосец смотрели на закрытую дверь. Моранден затворил ее с такой мягкостью, которая была выразительнее любой ярости.

Мирейн поднял свою горящую руку, повернул ее и сжал, бросая вызов Морандену и полностью отвергая его.

— Он не может тронуть меня. У него нет силы, ибо он смертный человек, а я будущий король. Я… буду… королем.

7

Вон шныряет пес чужеземца. Вадин никого не задевал. Он был свободен впервые с тех пор, как ранили Морандена. Стоя у лавки на рынке, он рассматривал безделушки и думал о девушке, которой собирался подарить их. Ему было спокойно рядом с толстым Кавом и еще спокойнее из-за молчания, хранимого его товарищами. Именно Кав удержал его от безрассудного рывка в направлении голоса, сказавшего эти слова: он обхватил могучей ладонью узкое запястье Вадина и просто не двинулся с места, крепкий, как сама земля под их подошвами.

Этот голос, молодой и высокомерный, чуть не свел Вадина с ума, когда раздался прямо над его правым ухом.

— Ах, посмотрите только! Он покупает браслеты и бусы для своего изысканного хозяина. Вы представляете, как они служат друг другу? Превращается ли мальчик в мужчину, когда лампы гаснут?

— Пусти меня! — заорал Вадин Каву.

Тот не ослабил хватку. Его светлые глаза на большом угрюмом лице сверкнули в сторону говорящего, затем взгляд их опять устремился на Вадина.

Голос вновь произнес с еле сдерживаемым смешком:

— Они отлично ладят друг с другом, длинноногий и коротконогий, изнеженные трусы. Вы слышали, что его величество собирается сделать, когда заполучит свой трон? Он переоденет всех лордов в штаны, прикажет им сбрить бороды и заставит поклясться, что они будут служить ему, как рабы служат своим хозяевам.

Кав непреклонно и настойчиво начал двигаться прочь от голоса, направляясь к винной лавке. Там уже находились двое оруженосцев, изрядно поднабравшихся. Вадин сопротивлялся, но с тем же успехом он мог бы тащить за собой замковую стену. Его рука упала на рукоятку кинжала.

— Не смей, прорычал Кав.

Вадин выругался, и Кав хрюкнул, что у него обычно означало смех. Они оказались под навесом; Кав заставил Вадина сесть на скамью между Олваном и Аяном и сунул в его сжимающуюся в кулак руку чашу. Вадин глотнул кислого эля и выкрикнул:

— Его слова — это государственная измена! Он сказал… он сказал, что я…

— Это всего лишь слова, — пробасил Кав.

— Слова тоже ранят, черт тебя возьми!

— Он что, сказал нечто такое, о чем ты сам не думал?