Палачи - Олег Механик

Дед хмурит брови, но выражение его сверкающих глаз говорит о том, что он совсем не злится.

– Нет…но всё же, мне кажется, что ты кое что выдумал. Просто… так делает каждый рассказчик, который хочет, чтобы история была интересной.

Сухая шершавая ладонь опускается на детскую головку, плывёт по глянцевым волосам.

– Ты моя хорошая. Всё-то ты знаешь, обо всём догадываешься. А ведь ты права.

В каждом хорошем рассказчике скрывается бессовестный лгун. Он часто приукрашивает события, меняет их последовательность, подменяет образы многих героев на вымышленные, такие, какими бы ему хотелось их видеть. Очень часто, он подменяет даже свой образ, свои мотивы, выставляя себя в более выгодном свете. И ты знаешь, это не всегда происходит сознательно. Очень часто настоящую историю переписывает наша память, которая стремится всё систематизировать, всё привести в порядок. Память не терпит неопределённости. Она…неопределённость может быть только в моменте, только здесь и сейчас. Всё что произошло в прошлом, кажется нам понятным, вероятно потому, что память удаляет девятьсот мелких деталей из тысячи, оставляя только самые яркие. Но очень часто, в тех мелких деталях гораздо больше смысла, чем в больших, проистекающих из них событиях.

Ты права! Этот человек не был убийцей. И точно такие слова однажды сказала мне Вика.

«Это не он!».– произнесла она жадно втягивая в себя сигаретный дым. После тех событий она начала курить, и сразу стала курить очень много. Она постоянно курила.

Старик поднимает глаза к потолку, будто стремясь удержать накопившуюся в них влагу, чтобы она не пролилась на щёки.

***

«Я уверена, что это был не он. Уж слишком всё выходит гладко. Подозрительный тип, которого мы вычисляем с первого взгляда, случайная пуля, орудие убийства в руке…– она говорила твоими словами. То есть ты говорила её словами, будто она сейчас здесь…

Старик делает длинную паузу, чтобы проглотить образовавшийся в горле огромный комок.

«Что же здесь не так, если все улики указывают на него? – начал закипать я. – Даже если что-то кажется тебе неправильным, просто забудь. Пусть все стрелки сходятся на этом человеке, который всё равно скоро простится с жизнью. Это лучший финал для этой истории. А ты просто должна забыть. Посмотри на себя, ты похудела, ты совсем не ешь, ты куришь как паровоз. Тебе не даёт покоя эта история. Просто забудь. Давай поставим в этой истории точку, а потом уедем из этого города. Уедем вместе и будем жить спокойной жизнью, где больше не будет никаких убийств» – я молил её, держа за каменное холодное запястье.

«Но если это не он, убийства продолжатся!».

«Нет! Даже если бы это был не он, убийства бы прекратились. Они уже прекратились после вступления в силу «Закона о тишине». Он бы не убивал, если бы мы его не спровоцировали!».

Я кричал, я шептал, я просил, я умолял, я вставал перед ней на колени. Я видел, что эта история не даёт ей покоя, что она выпивает из неё все соки. Я боялся, что всё это может её погубить.

Да…я и сам видел, что не всё идеально в этом деле, не всё сходится, не всё складывается в логическую цепочку. Но мне хватило всего этого…я наелся – Дед чиркает ребром руки по центру длинной шеи с гусиной кожей. – Я просто хотел верить, что это он, и временами мне удавалось себя убедить. Орудие убийства, отпечатки пальцев, всё это указывало на него. Оставался лишь один человек, который мог успокоить Вику и развеять мои сомнения. И этим человеком был он – неопознанный мужчина, который болтался между жизнью и смертью в госпитале.

Если честно, я желал, чтобы он просто умер, чтобы не было очередной волны мучительных допросов, где он будет отрицать свою вину. Если бы он умер, дело бы наверняка закрыли. Наверное, я просто сдался. Да…даже будучи неуверенным на сто процентов в виновности человека, я желал, чтобы обвинили его. И больше всего тогда я переживал за душевное здоровье Вики, потому что она находилась на грани нервного срыва.

– Дед, но ты же говорил, что она была психологом? Разве у психолога может случиться нервный срыв? Разве он не может вылечить сам себя?

– Ни один человек не может вылечить себя сам. Ни хирург, ни кардиолог, ни психолог. Ни один профессионал, даже тот, который с лёгкостью может поставить диагноз другим, не может сделать этого в отношении себя. Ни один человек не может объективно оценить степень своего заболевания. Очень редко, люди могут признаться себе и другим, что они больны, что они неправы, что они в чём-то неправильные.

Вика не могла видеть себя со стороны. Она считала себя здоровой, а эти навязчивые мысли принимала за побочный эффект от тяжёлой работы. Но я видел всё: этот лихорадочный блеск в глазах, бледность, худобу. Мы уже не встречались как парень и девушка, лишь только по работе. Она не спала ночами, под её глазами образовались огромные чёрные круги. Я не мог её убедить, и не знал, что делать. Я чувствовал, что близится какая-то катастрофа, но не мог её предотвратить.

***

Всё случилось в один из пасмурных сентябрьских вечеров, через три недели после трагедии на пароходе. Сутками ранее этого дня, ночью в госпитале скончался наш подозреваемый. Я посчитал это хорошим знаком, и, услышав эту новость по телефону, радостно потряс сжатым кулаком. Я надеялся, что дело закроют, Вика вскоре успокоится и выздоровеет, и тогда мы сможем с ней уехать в другой город, где ничего не будет напоминать об этой кровавой истории. Но случилось по-другому…

Снова чирканье спички, шипение воспламенённого табака, голубое облако, резкий запах горящей серы и никотина.

– Мы близимся к развязке. Я мог закончить и раньше. История могла завершиться там, на пароходе и тогда у неё был бы более-менее счастливый конец, или как вы говорите «Хэппи Энд». Но я нарвался на пытливого слушателя, которому пришлась не по душе такая развязка. Ну что ж, придётся продолжить, только теперь, если не сможешь уснуть этой ночью, можешь пенять на себя. – Сжимающие папиросу пожелтевшие пальцы направлены на девочку.

– Я уже и так не усну этой ночью, тем более, что половина ночи уже прошла. Но я не из-за кошмаров не буду спать.

– А из-за чего?

– Из-за того, что буду думать об этом…

– Ты ещё не знаешь, чем всё закончится, но знаешь, что будешь об этом думать? Может быть развязка не оставит тебе повода для дальнейших размышлений.

– Всё равно я буду думать. Ты же