Каракалпак - Намэ - Тулепберген Каипбергенов

Среди воинов Чингисхана был и один молодой джигит, при котором находился его престарелый отец. Отец джигита был мудрым аксакалом, который многое повидал на своем веку, а потому мог читать мысли людей. И по лицу грозного хана он понял, что тот хотел увидеть не ледяное изваяние, а заживо замороженного человека. Разгадав желание Чингисхана, старый отец решил пожертвовать собой, чтобы сделать богатым сына. Ведь сам он всю жизнь бедствовал и, как каждый бедняк, ждал чуда, которое позволит вмиг превратиться из нищего в бая. И вот это чудо само в руки просится. Пошел он к сыну своему и говорит:

— Сын мой, мы с тобой из рода оборванцев. И дед твой, и прадед, и все предки до седьмого колена ни разу в жизни не могли наесться досыта. Семь поколений жили ожиданием счастливого случая. И вот он выпал тебе. Теперь семь поколений твоих и моих потомков не будут знать, что такое нужда.

Сын удивился и спросил:

— Отец, откуда же это счастье? В чем оно?

— Твое счастье в моей смерти, — сказал аксакал и, увидев, что сын замахал руками и заслонил лицо ладонями, словно прячась от ужаса, твердо добавил: — Слушай и не возражай. Поступай так, как я тебе велю, и все будет хорошо. Ночью мы выйдем из юрты. Я стану на морозе, а ты будешь носить воду и обливать ею меня до тех пор, пока тело мое не затвердеет как лед. После этого иди к хану и говори, что ты понял его веление и исполнил это веление так, как он сам того хотел.

— Но, отец мой, — зашептал в испуге молодой джигит, — ведь то, что ты предлагаешь, — это страшный грех. Это убийство. И даже хуже — отцеубийство. Я не могу этого сделать.

— Ты должен так поступить, — настаивает старик. — Ты должен так поступить ради себя, ради твоих детей и моих внуков и ради меня самого. Да, и ради меня. Дни моей жизни уже на исходе. Я уже прожил срок, отпущенный мне богом, и не сегодня, так завтра все равно умру. Но умру бесполезно и бесславно. Ведь у тебя нет даже денег для моих похорон, и люди будут смеяться и над тобой, нищим, и над моим бедным трупом. А если ты поступишь, как я тебе велю, то исполнишь прихоть самого великого хана и заслужишь обещанную награду, а может быть, и его милость. Кусок золота величиной с конскую голову и ханская милость сразу сделают тебя уважаемым человеком. Л отец уважаемого человека и погребен будет с почестями. Наконец-то, хоть после смерти, я прокачусь на плечах сотников и тысячников, которые понесут погребальные носилки.

Сын противился отцу, но недолго. Желание разбогатеть и прославиться взяло верх в его душе. К тому же и отец настаивал.

Итак, ночью джигит обливает водой своего отца, стоящего на морозе, и, когда тот превращается в ледяного истукана, сын идет к Чингисхану и сообщает, что выполнил его ханскую волю и сделал ледяного человека. Хан снова садится на коня и едет взглянуть на работу своего джигита. Подъезжает и видит, что все исполнено так, как сам он втайне хотел. Вынимает саблю и со всего плеча рубит. Тело распадается на две части, но даже кровь застыла и потому не окрасила снег.

— Хвалю тебя, — говорит хан джигиту. — Ты верно понял мой приказ и быстро выполнил его. Ты достоин награды. Эй, принесите сюда кусок золота величиной с конскую голову!

Джигит радостно улыбается, ожидая заслуженной награды, а в это время хан спрашивает:

— А кто был этот человек?

— Это был мой отец, — отвечает джигит.

— Эй, — кричит хан, — разрубите эту мразь пополам, я не хочу об него свою саблю тупить.

— За что? — взмолился джигит. — Я же исполнил твою волю.

— Мою волю?! — взревел Чингисхан. — Я ждал, что кто-нибудь из смекалистых воинов поймет, что нужно поймать уруса и его заморозить. Я хотел наградить того сообразительного батыра, потому что он возбудил бы у других жажду крови и мои тумены вместо того, чтоб сидеть здесь по уши в снегах, сами стали бы рваться в бой с людьми этой стылой страны. А ты, гниль вонючая, ради куска золота с конскую голову умертвил собственного отца. А завтра за кусок золота с кулак рад будешь и мне всадить нож в спину. Рубите его!

И десять батыров из свиты хана враз взмахнули саблями, и разлетелось тело джигита на сто кусков, и лишь кровавое пятно осталось на снегу.

— Из какого народа был этот отцеубийца? — спрашивает хан.

— Из черношапочников он, — отвечают тысячники.

— Сейчас же перебить всех чериошапочников в моем войске! — приказывает жестокий Чингисхан.

И через час во всем его воинстве не осталось ни единого каракалпака.

— Как же так? — спрашиваю я дедушку. — Неужели этот джигит был нашим предком?

— Не горюй, — утешает дедушка. — И знай, Тулек, что у любой беды есть и своя польза. Во-первых, тот джигит никому из сегодняшних каракалпаков прапра-прадедом не доводится, потому что не успел оставить он потомство. И нет в нашем народе никого, кто захотел бы так же, как он, поступить со своим отцом. А во-вторых, то, что Чингисхан велел перебить всех черношапочников в своем войске, прежде чем идти на Киеу-Урус, очень помогло потом нашему Маман-бию. Когда Маман-бий приехал в Пытырбур просить, чтобы приняли каракалпаков в российское подданство, тогда царица урусов велела своим визирям и книгочеям проверить, не было ли каракалпаков среди тех, кто поднимал оружие против ее страны. И визири с книгочеями ответили, что ни один из каракалпаков никогда не воевал против урусов.

Предание, которое я слушал, пока собаки грызли дыни. Жестокосердый и свирепый повелитель Востока Хромой Тимур имел такое обыкновение: решив напасть на какую-либо страну, сначала посылал сотню воинов, чтобы они из той страны привели ему нескольких пленников. Плененных людей он сперва расспрашивал обо всем, что его интересовало, потом пытал жестоко и в конце концов казнил лютой казнью. Так Хромой Тимур испытывал дух того народа, который он намеревался покорить.

И вот однажды повелитель Востока задумал покорить землю урусов. Нукеры привели ему восемь мужчин. Это были люди, жившие в доме подле самой границы: старик отец и семеро его сыновей. Когда Хромой Тимур узнал об этом, то тут же повелел умертвить старика отца, но сыновья в один голос попросили:

— Не трогай его, убей любого из пас. Тимур удивился, но сказал:

— Будь по-вашему, я казню одного из вас. Кого? Выберу сам.

Хан приказывает всех пленных посадить в зиндан, каждого отдельно, и связать.

Через день хан, прихватив с собой одного из воинов, спускается в зиндан. Заходит к старшему сыну, хватает его за бороду, поднимает голову и приказывает воину:

— Режь!

Как только воин поднес кинжал к горлу старшего сына, хан остановил его и приказывает:

— А ну, сын уруса, говори свою последнюю просьбу.

Старший сын глядит прямо в глаза Хромому хану и говорит:

— Об одном прошу, не отступайся от своего слова. Коли обещал пощадить отца, то пощади. Все. А теперь режь.

Тимур разжал пальцы, пнул хромой ногой старшего сына уруса и вышел. Потом он зашел к другому сыну уруса и тоже, когда воин уже поднес нож к горлу пленника, спросил осужденного:

— Готов ли ты умереть за отца своего? Чего просишь перед смертью?

И другой сын тоже ответил:

— Готов умереть за отца, а прошу одного: не отступайся от своего слова. Коли обещал пощадить старика отца, пощади.

Тамерлан — к третьему сыну. Но и тот ответил так же. Он — к четвертому, к пятому… Наконец — к самому младшему. Тот мальчик совсем. Кму бы жить да жить, но тоже ни о чем не просит, лишь об одном:

— Возьми мою жизнь, но пощади отца.

Хромой Тимур — сам не свой от злобы и печали. Долго он думал и наконец сказал своим воинам:

— Мы не будем покорять землю урусов. Чтобы победить этот народ, его надо уничтожить до последнего. Иначе сыновья всегда будут мстить за своих отцов. Опасно идти в поход на эту страну.

Люди рассказывают, что воин, который вместе с ханом спускался в зиндан и подносил нож к горлу пленников, был черношапочник. Потом он вроде бы сбежал от хана и, добравшись до своих, рассказал обо всем, что видел и слышал.

И очень может быть, что рассказ того черношапочника дошел не только до ушей, но и до сердец его сородичей. Неспроста же каракалпаки всегда хотели соединиться с урусами.

Была у дедушки еще одна страсть: он любил созывать гостей, чаще всего своих сверстников стариков. Собирал их не по праздникам или дням семейных торжеств (то есть и по праздникам тоже), а в самые что ни на есть обыденные дни, в самые что ни на есть будни.

Если кого-то из домочадцев начинали раздражать столь частые и ничем не обоснованные визиты дедушкиных друзей, если кто-то принимался вздыхать и сетовать, выражая свое недовольство («Опять… Ну сколько можно?.. Нашел время»), то дедушка одергивал ворчуна:

— Не говори так. Запомни: гость — честь для хозяина.

Если недовольным оказывался кто-то из нас, внуков, то он растолковывал: