Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена

Как другие умудряются отключать голову и получать чисто физическое удовольствие?

Я же понимаю, что сексуального желания в моем организме в избытке. На взводе с тех самых пор, как увидела Нечаева. Думаю, об удовольствии. Ловлю себя на развратных мыслях. Но сосредоточиться на ком-либо, кроме проклятого Яна, не получается.

Когда закрываю глаза и прикасаюсь к себе… Вижу, слышу и чувствую только его. Сейчас точно так же. Как ни отгораживаюсь.

Знаю, что он здесь. Знаю.

– Устала? – спрашивает Давид, обдавая мою ушную раковину влажным дыханием.

– Немного, – выдаю с улыбкой я. – Жарко. Пить хочу.

– Понял. Пойдем.

Прежде чем уйти с танцпола, смотрю туда, где стоял Нечаев.

Вроде и понимаю, что увижу его… Готовлюсь к этому. Но сердце все равно совершает одуряюще-болезненную остановку.

Ян полосует взглядом, будто лезвиями.

Больно. Мне так адски больно, что я буквально умираю. Едва сдерживаюсь, чтобы не выдать внешне все, что в этот миг чувствую.

Перевести дыхание удается только за столиком. Опускаюсь на диван и практически сразу же в теплом кольце рук оказываюсь.

– Ну рассказывай, красавица Юния, – проговаривает Давид с хрипотцой, которая призвана очаровать любую. В том-то и дело, что призвана. Но не очаровывает ведь. Совершенно! – Кто ты? Чем занимаешься? Что заставило тебя пропустить сегодня обед?

Мужчина касается ладонью моего лица, гладит большим пальцем по щеке, скользит мимо уголка губ вниз и, наконец, сжимает, приподнимая, подбородок.

– Студентка, спортсменка, чертовка, офисный работник, – выталкиваю тихо и задушенно, но якобы с юмором. Заставляя себя выдерживать зрительный контакт, растягиваю губы в улыбке. – Могу быть очень разной.

– Я заметил, – глухо выдыхает Давид и демонстративно оценивает меня. Сверху вниз проходится – крайне медленно. У меня на коже проступают мурашки. Но, увы, это всего лишь озноб. Его интерес перестал тешить мое самолюбие, едва мы столкнулись на танцполе. – Контрасты, конечно… Лишаешь дара речи, Юния. Честно, я таких, как ты, за свои двадцать семь еще не встречал. Когда видел тебя днем, ты казалась нереальной, как звезда высшей касты, которой суждено стать классикой. Не просто красивая, хотя и это тоже. Лучше вообразить невозможно. Но, помимо того, есть в тебе какая-то загадка. Ты притягиваешь взгляды, а сама не замечаешь никого. Lady in red, – замечает с акцентом, в котором не столько английский звучит, столько какой-то раздражающий пафос. Приподнимаю бровь, рассчитывая, что за маской моего скепсиса не видно. Но Давид, очевидно, улавливает. Со смешком поясняет: – Когда увидел тебя впервые, ты была в красном.

– Иногда я люблю красный, – выдыхаю, вкладывая в эту фразу больше, чем он способен понять.

– И тебе он очень идет.

– Спасибо.

– Но сейчас ты… – замолкая, прикусывает нижнюю губу. – Правда, нет слов. Ты ослепляешь. Лишаешь возможности думать. Воспаляешь восприятие. Усиливаешь чувственность. Ставишь на инстинкты. Я один на один с ними, – последнее Давид шепчет мне на ухо. Я прекращаю дышать. Со стороны может показаться, что он меня волнует. В действительности же я борюсь с новым приступом тошноты, который настолько сильный, что возникает головокружение. – Хочу тебя. Хочу, чтобы ты была моей.

Сказать, что я к такому не готова – ничего не сказать. Я ошарашена. Не знаю, как реагировать. И заметив, что к нашему столику кто-то подошел, изначально даже рада. Пока не вижу, кому принадлежит опустившаяся Давиду на плечо рука.

Избегая взгляда Нечаева, с трудом сдерживаю волнение.

– Ян, дружище, – явно радуется сидящий рядом со мной мужчина, чем незамедлительно вызывает у меня злость.

Может хоть кто-нибудь его не знать?!

Мои эмоции вырываются из-под контроля и тут же сталкиваются с холодной темнотой Нечаева. Он снова выглядит равнодушным и мрачным. Но вместе с тем… Мелькает в тьме его глаз нечто такое, что, как случалось в юности, вызывает у меня резкое беспокойство, будто Ян готов к драке.

«Быть этого, конечно же, не может. Просто не может», – убеждаю себя я, задыхаясь.

Не с этим безгранично уравновешенным, чрезвычайно правильным, удушающе скучным и бесяче стойким Яном Романовичем.

– Архипов, – протягивает Нечаев, жестко перебивая Давида в тот самый момент, когда он уже поворачивается, чтобы представить своему «дружищу» меня. – На пару минут, – звучит над нами сухо и вместе с тем слишком резко, чтобы это можно было принять за просьбу.

– Конечно, – соглашается мужчина достаточно легко. – Сейчас вернусь, малыш, – обращаясь ко мне извиняющимся тоном, подмигивает.

Но я вижу все это смазанно. Боковым зрением улавливаю, потому как не отрываю взгляда от Яна. Его челюсти сжимаются. Ноздри расширяются. Нависшие над глазами брови сходятся ближе. Медленный взмах ресниц – вот, что отчетливее всего выдает в какой-то момент ярость. Мгновение, и снова мне кажется, что додумываю.

Мужчины уходят.

Я с облегчением перевожу дыхание и тянусь к коктейлю, в котором уже, вероятно, начал таять лед. Спешно утоляя жажду, игнорируя то, как стремительно по крови распространяется алкоголь. Напряжение отпускает. По позвоночнику – от затылка к пояснице – стекает несколько крошечных капель пота. Понимаю, что мне неестественно жарко становится, но не знаю, как с этим бороться. Вбираю губами небольшой кусочек льда. Опуская запотевший бокал обратно на стол, принимаюсь медленно рассасывать кубик.

– Ты как? – беспокоится Мадина, приземляясь рядом на диван.

– Великолепно.

– А если честно?

Раздраженно морщусь, но ответить не успеваю. Вместе с Андросовой наблюдаем, как в лаунж-зоне появляются Агния и Егор Нечаев. Всех слов не слышно, но по обрывкам понятно, что обмениваются не любезностями. Скандалят на повышенных тонах, не выбирая выражений. Сестра даже сбивает Нечаеву под ноги с одного из столов недопитый коктейль.

– Ты, блядь, совсем чеканутая? – цедит он, разъяренно глядя на свои забрызганные светлые брюки.

– На хрен пошел, сказала!

Подскакиваем с Мадиной на ноги, когда Егор шагает к Агусе и, грубо заламывая ей руки за спину, впечатывает сестру себе в грудь.

– Твое, сука, счастье, что меня воспитывали не обижать слабый, ебана в рот, пол.

– Правда?! А что, по-твоему, ты делаешь сейчас?! Это… Это, черт возьми, что такое?!

– Это, мать твою, комплимент.

– Убери свой «комплимент» от меня, на хрен, подальше, животное, если планируешь в будущем размножаться!

Пока мы добираемся к ним, Агния лупит Егора по роже.

Блядь… Я, конечно, одобряю. Прям ликую в душе. Сама бы ему с удовольствием зарядила. Но, честно, не знаю, как спасать ее из рук разбушевавшегося психопата.

– Животное? О-хо-хо-хо, – протягивает он с таким жутким предвкушением, что у меня по коже дрожь несется. – Я – животное. Угадала. Не очень разборчивое. А ты, задирая свой хвост, охуеть как напрашиваешься, киса, – недобро ухмыляясь, рассматривает надетую на Агнию черную маску кошки с шипами. – Потолкуем тет-а-тет, драпуля.

– Сейчас же отпусти ее, – прихожу в ярость я.

Готова колотить пиздюка, и плевать, что физически он минимум в два раза больше. Про силовое преимущество и вовсе молчу. К сожалению, оценить его не успеваю, потому как дорогу нам с Мадиной преграждает Илья.

– Проваливай, – переключаю свой гнев на него.

Агрессивно толкаю в грудь. После такого однозначно должна получить сдачи. Но страха я не испытываю. Лишь всепоглощающую злость. Особенно когда вижу, как Егор взваливает Агнию на плечо и, игнорируя удары, которые она обрушивает на него вместе с криками, уносит ее вверх по лестнице.

– Успокойся, – цедит Илья, когда в очередной раз трескаю его в грудь. Перехватывая мои запястья пальцами, будто в оковы заключает. – Че ты дергаешься? Страшно, что ли? Напрудила в трусы? Не волнуйся, блядь. Ни один Нечаев ни одну Филатову больше не тронет. На хрен надо о вас, долбанутых недотрог, мараться. Не отмоешься после. Ходи потом, сука, объясняй, что не насильник.