Кривич - Александр Забусов

Поднявшись на крыльцо терема, вошли внутрь. Андрей почувствовал благодатную прохладу помещения. Пошли по короткому, широкому коридору минуя запертые двери. Наконец нырнули в центральную дверь. Сделалось заметно теплее и светлее. Окна в главной зале терема оказались большого размера, забранные тонкой слюдой. От неожиданно яркого света в глазах зарябило бликами.

— Купец доставлен, боярин!

Зрение восстановилось, и Андрей увидел в большой, расписной комнате на возвышенности деревянное резное кресло, покрытое слоем коричневой краски. В кресле восседал совсем не старый еще, плечистый мужчина с курчавой светлой бородой, в дорогом кафтане голубого цвета расшитом серебром, такого же цвета шароварах и полусапожках тонкой выделки кожи. На груди его висела золотая цепь. Ищенко прикинул, — «граммов триста пятьдесят весит». По бокам от кресла на лавочках застеленных коврами с узором, сидело еще восемь человек различной наружности, но все высокого положения для этого города. Все при мечах, кое-кто и в доспехе.

— Здрав будь, боярин! — поклонился центральному персонажу Андрей. — Почто звал?

— И ты, здрав будь, хм… купец. Хотя, не похож ты на купца.

— Так я и не купец вовсе. Сотник я, боярина Гордея, из Веси кривичской. Прибыл по его поручению сопроводить караван торговый. Да дела кое-какие порешать. С тобой вот, велено встретиться.

— Ну, то, что ты татей дорожных положил в двух днях пути отсель, я уже знаю. Не знаю только, сколько их было.

— Двадцать четыре разбойника насчитано. Да трое ушли.

— О как! А своих сколько потерял?

— Так, четверых, да один у знахаря лечится. Знахарь сказывал, поднимет на ноги болезного.

— Поверить зело трудно в такой расклад. Али вои с тобой знатные были?

— Да нет, обычные пахари. Наверное, повезло просто. Боги были на нашей стороне. Уберег Сварог внуков своих.

— Что скажешь, Улеб?

— Да что сказать, Вадим Всеволодович. Война ведь одних в Хель уводит, а другим славу дает. Мы-то за татями этими, сколь охотились, а вишь, они сами смертушку себе нашли.

Легко поднявшись с кресла, боярин стремительно подошел к Андрею.

— Ну, за доблесть твою сотник прими подарок с моей руки, — он снял с пальца серебряный перстень с красным камнем и вложил в ладонь Андрею. — Носи, заслужил.

— Благодарствую, боярин, — надел подарок на средний палец левой руки. — Помнить буду, от кого награду получил, дорогого стоит.

Явно довольный сказанным, Вадим Всеволодович вернулся на место.

— Ну, рассказывай, о чем боярин Гордей переговорить велел?

Еще перед отъездом, Монзырев с Вестимиром решили, что так, как в веке десятом, имени Анатолий, да еще Николаевич, у славян не встречалось, то и принять потребно другое имя. Так Монзырев стал Гордеем Вестимировичем, все-таки волхв выступил инициатором появления в этом мире новоявленного боярина, так что отчество крестник получил от него.

— В седмице, ну может чуть больше, пути от Курска, на правом берегу реки Псел находится наша пограничная весь, держит она по земле своей границу от соседей хлопотных, людокрадов проклятых, кои каждую весну и лето, приходят пограбить землю русскую.

В палатах послышалось легкое обсуждение сказанного. Боярин приподнял слегка руку. Все умолкли.

— Да знаем мы о вас и о печенегах тож. Сей год хотели к границе малую дружину послать с воеводой Улебом Гунаровичем.

— Прости, боярин. Припозднились вы малость. Словно косой прошлись печенеги по весям нашим. Отбиться удалось, да люда погибло много. Кого в полон увели, а кого пограбили.

— То-то ты торговать заявился, — с обидой вырвалось из правого ряда советников.

— Дак, ведь не от хорошей жизни заявился. Послал меня Гордей Вестимирович к тебе боярин, Вадим Всеволодивич. Не помощи просить в войске. Потребно ему от тебя пара человек, варягов знатных, в делах ратных умельцев. Учителя воинские ему надобны, хочет он мужей в родах пограничных под щиты поставить. Учение весь оплатит.

— Это смердов-то учить? — с лавки поднялся и сделал три шага вперед молодой варяг, одетый в бронь. На лице его заиграла презрительная улыбка. — Ну, коли вашему боярину серебра не жалко, пусть. Но толку будет мало.

— Сядь, сотник Якун! — повысил голос боярин.

— Дозволь Вадим Всеволодович слово молвить! — с места предназначенного ему, поднялся Улеб.

— Говори, Улеб Гунарович.

— Дозволь мне в ту весь поехать. Застоялся я в Курске, чувствую, жирком обрастать стал.

— Да ты что, воевода, али белены объелся. Где это видано, чтобы с воеводства на весь пасть. Чего тебе у меня не хватает. Али самолюбия в тебе не осталось, гордости нет?

Андрей отрешенно стоял чуть в стороне, уже не принимая участи в разговоре. Он сразу почувствовал гнев посадника. К чему он может привести, не знал.

— Минуло уж тридцать три зимы, как я, тогда еще юнец, пришел со своим хевдингом, Хрольвом Вилобородым в Гардарики, с красным щитом, поднятым на мачту. Мы пришли за добычей и готовы были рубиться хоть с самим Фенриром, лишь бы разбогатеть и вернуться в свой фиорд с кошелями серебра и славой удачливых бойцов. Сейчас тот хирд, с которым я приплыл, почти весь уведен девами валькириями в чертоги Одина. Остался я, да Стегги Одноногий, который приживалкой живет при мне у тебя боярин. Смотри сколь много возле тебя молодых. Дозволь мне отправиться в пограничье. Там я принесу еще пользу для Гардарик, ставших мне второй родиной. Да и Одноногого возьму с собой.

В палатах стояла мертвая тишина. Боярин в раздумье смотрел на Улеба.

«Старик выжил из ума. Однако, он прав, пора сменить его на кого помоложе. Отпустив его, покажу этим, что оказал помощь. Да и боярин этой верви, вроде бы как в должниках походит. А то ведь по «Киевской правде» живут по своим законам, с которыми даже князь обязан считаться и не вмешиваться в них. Глядишь, для чего-нибудь и сгодятся эти людишки».

Приняв решение, он удовлетворенно улыбнулся. Настроение на глазах стало подниматься.

— Ну, коли просишь, а-а, будь по-твоему. Отпускаю.

— Благодарю, боярин.

— Ну, а еще с чем послан? — опять обратился боярин, к молча ждавшему Андрею.

— Вадим Всеволодович, мужчин у нас повыбивали много, мой боярин поручил привезти мужиков, кого по согласию в закупы взять, может где вдачи[1] согласятся, или изгоев найду.

— Ну, в этом я тебе не помощник. Сам крутись, как хочешь. Но и мешать не буду.

— И за то благодарен буду.

— Ну, будь здоров. Я так думаю, что эта встреча не последняя у нас.

— И тебе здоровья и долгих лет боярин, — поклонился Андрей, на плечо ему легла тяжелая рука, Ищенко скосил взгляд влево, рядом стоял старый Улеб.