Колеса ужаса - Свен Хассель

— Смотри, не выиграй войны в одиночку, — съязвил Старик.

Мы, оскальзываясь, шли по грязной тропинке, огибавшей развалины крестьянского дома.

Чуть впереди, где траншея была разрушена, рота залегла. Нам предстояло проползти мимо убитого русского, который лежал на небольшом возвышении и создавал хоть какое-то прикрытие.

Фон Барринг шепотом приказал:

— Быстро на другую сторону. По одному. Прижимайтесь к земле, прячьтесь за трупом. На левом фланге у русских установлен крупнокалиберный пулемет. Если они увидят вас — конец.

Постукивание снаряжения прекратилось. Мы походили на готовых броситься в атаку диких животных, тихих, как ночь.

Порта залег у края траншеи, держа наготове снайперскую винтовку. В уголке рта у него торчал погасший окурок. Рядом с ним стоял Легионер, по-собачьи привязавшийся к этому рыжему уличному сорванцу. Он держал у бедра ручной пулемет, готовясь стрелять.

Наши первые четверо уже миновали опасное место. Потом у нас над головами взорвался осветительный снаряд, слепящий белый свет залил все вокруг.

Несколько следующих солдат отчаянно прижались к земле возле мертвого русского.

Старик выругался:

— Теперь, черт возьми, начнется обстрел. Иван, должно быть, учуял нас.

Едва он договорил, обстрел начался. «Тра-тра-тра», — застучал крупнокалиберный пулемет. Труп подскочил, словно оживший.

«Раш-рам-раш-рам», — стали рваться маленькие минометные мины. Слышно их было, только когда они взрывались неподалеку от нас. К этому концерту присоединились еще несколько пулеметов.

— Тихо, тихо, не стрелять, — послышался из темноты успокаивающий голос фон Барринга. Он полз на животе вдоль всей роты.

Обстрел длился, может быть, час, а может быть, три минуты. Потом все стихло, и мы снова поползли мимо русского в форме цвета хаки.

Старик легонько похлопал меня по плечу, давая понять, что настал мой черед.

Пока я лежал возле трупа, меня чуть не вырвало. Он был распухшим, отвратительным, из ноздрей и рта текла какая-то зеленая жидкость. Смрад был ужасным. За мной следовали Порта и Легионер. Они были последними. Взрыв мины заставил нас прижаться к земле. Позади кто-то начал кричать. В грязи взорвалось, обрызгав нас, еще несколько мин.

— Проклятье, на каком грязевом курорте мы оказались, — простонал Штеге.

Легионер глубоко вздохнул.

— Второй взвод, занять позицию здесь, — приказал лейтенант Хардер. Голос его слегка дрожал. На фронте он еще не освоился.

У Плутона возникли трудности с большим пулеметом, и он ужасно ругался, укладывая на место мешки с песком.

В один из мешков возле его головы с хлопком ударила пуля.

— Русские скоты! — заорал здоровенный докер. — Мы знаем, где вы прячетесь. Я из вас фарш сделаю!

И в подтверждение своей угрозы яростно швырнул фанату.

— Осторожней, ребята, — предупредил Старик. — Там снайпер, и стреляет он не холостыми патронами.

Еще одна пуля, просвистев, угодила в лоб одному из башенных стрелков. Осколки черепа и мозги обдали Легионера, тот, гримасничая, стал соскребать их штыком.

Артиллеристы из Сто четвертого полка, которых мы сменили, сказали, что место это опасное.

— Будьте особенно осторожны в семь утра и в пять вечера, Иван тут палит вовсю. В другое время ведет огонь только из пулеметов, минометов и снайперских винтовок.

Мы зажгли в блиндажах коптилки, и второй взвод устроился на отдых.

Порта достал засаленную колоду карт. Щегольски водрузил набекрень найденный где-то желтый цилиндр. На нем было несколько вмятин, шелк слегка потерся, поэтому Порта нарисовал на тулье синий и красный круги, после чего цилиндр стал похож на пароходную трубу. Затем вставил в глазницу монокль, приобретенный в Румынии. Из-за щербин и глубокой трещины глаз Порты выглядел совершенно идиотски. Черная роговая оправа монокля была привязана к погону черным шнурком с белья какой-то девицы.

Словно крупье из Монте-Карло, Порта с надменным видом стасовал карты и крикнул:

— Делайте ставки, только кредита не будет. Я уже потерял много денег из-за того, что тупые охламоны гибли до того, как расплатятся. Минимальная ставка — десять гитлеровских марок или сто сталинских рублей.

Он сдал двенадцать карт и открыл тринадцатую. Это был пиковый туз. Молча сгреб все ставки в пустую противогазную коробку, висевшую на шее. Выиграл он восемь раз подряд. После этого мы стали делать ставки осторожнее. Никто не говорил того, что было у всех на уме: Порта плутовал. По обе стороны от него лежали автоматы, а сидевший за его спиной Легионер поглаживал «парабеллум» со спущенным п редохран ител ем.

Старик читал книгу, которую ему дала жена. Время от времени доставал старый, потертый бумажник, в котором носил фотографии ее и детей. Он невероятно страдал от тоски по дому. Мы часто видели, как он льет слезы над семейными фотографиями.

В блиндаж вошли гауптман Барринг и лейтенант Хардер, подсели к Старику и негромко заговорили.

— Разведка сообщает, что Ивана можно ждать около трех часов дня, — доверительно сказал Барринг. — Позаботься, чтобы здесь все было в порядке. Командир артиллерийской батареи, которую мы сменили, сказал, что мы оказались в адской дыре. В приказе по батальону говорится, что мы ни в коем случае не должны покидать высоту двести шестьдесят восемь дробь девять. Находясь здесь, мы доминируем над этой местностью. Если пропустим Ивана, всей дивизии придется отступать или сдаваться в плен, и Иван хорошо это знает.

— Значит, — задумчиво сказал Старик, — можно не сомневаться, что Иван ударит по нам всеми силами. Как думаете, он пустит в ход танки?

— Пока земля не замерзла, — нет, но как только ударят морозы, — определенно. Надеюсь, к тому времени наша бронетехника будет здесь, — устало сказал фон Барринг. Оглядел тускло освещенный блиндаж и увидел Порту в высоком, красочном цилиндре.

— О Господи, — возмутился он. — Чего ты снова напялил эту нелепую шляпу? Надень кепи и кончай дурачиться с этой штукой!

— Слушаюсь, — ответил Порта, засовывая в противогазную коробку очередной выигрыш. Потом нахлобучил кепи поверх цилиндра.

Фон Барринг покачал головой и со смехом сказал Старику и Хардеру:

— Этот негодник просто невозможен! Если он наткнется в своей шляпе на командира батальона, ему несдобровать!

Тут игроки подняли жуткий шум. Малыш обнаружил, что у Порты в колоде два пиковых туза. Зарычал и хотел было ударить Порту, но его мгновенно остановили автомат и «парабеллум» со спущенными предохранителями.

— Захотел еще дырок в теле кроме рта и задницы? — спросил Легионер, встав и ударив Малыша ногой в живот. Здоровяк, хрюкнув, повалился на спину.

Гауптман фон Барринг и лейтенант Хардер вышли, не обратив внимания на этот инцидент. Вскоре игра возобновилась. Мы делали вид, что не заметили плутовства. Порта позволил Малышу несколько раз выиграть. Это привело его в отличное настроение. Он восторженно хлопнул Порту по спине и смиренно попросил прощения за мысль о том, что Порта мухлюет, совсем забыв, что видел двух пиковых тузов. Однако вскоре он начал снова проигрывать и умолял о кредите, но Порта оставался непреклонен.

Малыш застонал от неутоленного азарта. Торопливо снял с руки часы, бросил на стол и попросил за них триста марок.

Легионер лениво подался вперед и пристально осмотрел их; потом объявил:

— Даем двести, и это даже много!

Порта протер выщербленный монокль, сдвинул на затылок цилиндр и осмотрел часы, словно профессиональный часовщик. Потом с отвращением протянул их Малышу.

— Краденые. Сто пятьдесят марок и ни пфеннига больше, но решай быстро или проваливай!

Малыш, как обычно, хотел поднять бучу, но вместо этого несколько раз открыл и закрыл рот, потом кивнул.

Через две минуты часы уютно лежали в противогазной коробке вместе с другими выигрышами.

Парализованный Малыш таращился на Порту, который сдавал карты с таким видом, будто ничего особенного не произошло.

Когда все кроме банкира разорились, игра кончилась. Порта резко закрыл крышку противогазной коробки, опустился на устеленную соломой землю и положил голову на свои выигрыши. Понимающе улыбнулся Плутону и Легионеру. Потом вынул флейту и заиграл песенку о девице, которая занималась на заводе любовью с электроприборами. Двое других хрипло затянули ужасно непристойный текст.

Малыш безуспешно попытался устроить бучу. Драться не хотел никто.

Командир дивизии был известен как законченный олух: типичный немецкий солдат Третьего рейха. Как ни странно, он был глубоко верующим, обладая специфической прусской способностью смешивать христианство с шовинизмом.

Каждое утро генерал-лейтенант фон Траусс молился в передвижной полевой часовне с дивизионным священником фон Лейтой. Они молились о полной победе немецких вооруженных сил.