Время зимы - Айя Субботина

— У них таран! — Выкрикнул кто-то.

Арэн бросил лук, спрыгнул вниз. Кое-то их тех, кто должен был принять удар, уже свирепо ревели, заглушая рев шарашей. Воины размахивали дубинами и дасириец в очередной раз удивился северному народу — еще утром они убирали навоз из сараев, а теперь — заправские воины, яростные и беспощадные. Он не сомневался, что им станет храбрости ринуться на врага, но у него была своя тактика и, прежде чем спустить артумцев с цепи, он хотел ослабить врага.

— Вы, — он поочередно перевел взгляд на двух сельчан, державших края спрятанных под снегом веревок. — Не пропустите момент. Они должны задержаться здесь. Миэ…

— Я знаю, у меня наготове пара фокусов, — волшебница подбоченилась, будто готовилась встречать самого короля.

— Предупредите кто-нибудь эрла, пусть будет готов прикрывать наш тыл.

Последние его слова утонули в первом глухом ударе. Арэн метнулся в сторону, где под одним из деревьев лежал подготовленный щит. Он как раз успел сменить оружие, когда таран пробил в воротах брешь. Люди за стеной напряглись, ожидая еще одного удара, того, который наверняка повалит единственную преграду на пути в деревню. Ворота разлетелись вдребезги.

И в тот же час, сквозь дыру, что ощерилась обломками, хлынул черный ревущий поток. Он шевелился, как ужасная сороконожка, и сминал все, на своем пути.

Когда сельчане натянули веревки, первые людоеды пали, преграждая путь остальным. В считанные мгновения образовалась живая стена тел, через которые остальным приходилось уже перелезать. Засвистели стрелы лучников, смертоносный дождь поливал людоедов. Они рвались вперед, падали, подкошенные острыми наконечниками, и снова ползли. Арэн сделал условленный жест рукой, ближайшие дома озарились яркими вспышками огней. Пламя побежало по разлитым масляным линиям, захватило несколько стоящих на пути мешков с соломой. В мгновение ока огненный барьер перегородил путь людоедам. Твари продолжали ползти вперед, но отступали, стоило огню попасть на их тела.

Арэн воодушевился — все шло так, как он и предполагал. Покоя не давал только таран: откуда он взялся у безмозглых пожирателей плоти, всеми чувствами которых руководил только голод? Но об этом он подумает после, в покое, у теплого очага.

Людоеды прорвались. Ходячие на двух ногах перегрызли глотки своим же и швырнули их на пламень. Едва в огненной стене появился проход, остальные хлынули в него, понеслись убийственным потоком. Арэн перехватил меч удобнее и, не дожидаясь, пока на него нападут, рванулся в самую гущу. Острый клинок пронзил гниющее тело шараша. Людоед задергался, пытаясь соскочить с лезвия: этот был двуногим, скорченным и отвратным. Дасириец чуть не задохнулся от вони, исходившей от него. Провернул меч, выпуская потроха, и резко рванул на себя, одновременно отталкивая шараша ногой. Развернулся и наугад нанес удар сверху, рассекая попавшего под клинок чуть ли не надвое.

Он рубил и колол, пот струился по коже, застилал взор, но отточенные годами инстинкты воина помогали там, где подводило зрение. Воздух наполнился запахом крови, тишина — громогласными ругательствами северян и их же победоносными кличами. Время от времени в гуще сражения вспыхивали синеватые всполохи, рассекая всех, кто попадался им на пути. То Миэ, решил дасириец, мысленно поблагодарив волшебницу. Несколько раз магия задевала сельчан, но женщина продолжала свое колдовство.

Все сладится, решил Арэн, крутанулся, сея смерть разящим клинком, и только на короткое мгновение увидал в сече белоснежные косы Хани. Девушка стремительно спешила вперед, окруженная парой бравых северян: оба прикрывали ее, не давая шарашам дотянуться. Что-то не так, раз девушка покинула Мудрую. Но время было не до расспросов. Арэн попросил богов смилостивиться над всеми ними и не допустить беды, продолжив опускать свой меч на головы людоедов.

***

Запах смерти, смешанный с горячим воздухом.

Хани задыхалась. Каждый новый шага давался ей с трудом. Хотелось упасть в одну из снежных куч и забыться в снежном одеяле сном без сновидений. Но Мудрая велела ей поспешить. Хани не спрашивала, зачем и что предстоит сделать, она послушно исполнила приказание. Через огненный барьер не было пути, и она шагнула в гущу сражения. Крики, боль, рев — все обрушилось на голову, сминая остатки храбрости. На лицо и одежду тут же брызнули алые бусины крови и черные капли мерзости, которая сочилась в жилах шарашей. Если бы не двое, чьих имен Хани не знала, ее постигла бы участь лежать в грязном снегу с разорванным в клочь телом. Но в страхе и панике, девушка утратила способность мыслить здраво. Мужчины прикрыли ее.

Когда гуща сражения стала редеть, одного из защитников поразил меч. Он успел убить обидчика и еще парочку его сородичей, прежде чем рухну на землю. Хани вскрикнула, сторонясь мертвого взгляда светлых и чистых как рассветное небо глаз.

— Осторожнее, госпожа! — Другой потянул ее за шиворот, прижал к себе огромной рукой, второю орудуя дубиной. Девушка зажмурилась.

Давно, в родной деревушке, она часто становилась свидетелем нападений шарашей. Обычно они шли небольшими ордами, около сотни голов или даже меньше. Детей, стариков и нерожавших девушек, прятали в вырытых в земле укрытиях. Они сидели там тихо, дожидаясь, пока остальные прогонят мерзость. Хани редко видела ярость сражения, только много позже, когда мертвых уносили на ритуальное кострище, ходила по кровавой снежной жиже, представляя, как храбро пали воины. Взросление ее пришлось на те времена, которые называли Временами покоя. Многие поговаривали, что Скальд обратил взор на Северные земли и избавил своих детей от пошести; другие утверждали, что шараши испугались мощи воинов Артума и больше никогда не смеют ступить за пределы Пепельных пустошей. Но в тот год, когда они с Роком пустились на поиски благословения, людоеды снова стали нападать на деревни.

Когда воин вытолкнул ее вперед, буквально повалив на землю, Хани почти ничего не соображала, потеряв рассудок. Ее хватило только чтоб отползти немного вперед и осмотреться. Где-то позади остались звуки клинков, путь вперед скрывала занавеса белесого тумана, странная мгла, сквозь которую ничего было не разглядеть. «Вставай, Хани» — раздался голос в голове.

Она до сих пор не могла привыкнуть к ним — умершим, которые хотели говорить с нею. В последнее время такое случалось не часто, но за сегодня — уже дважды, и Хани тревожилась.

Голос принадлежал Року и оттого сделалось еще больнее. Она всхлипнула. Хотелось дать волю слезам.

«Спеши веред, скорее, со всех ног» — требовал голос. И она подчинилась, встала на четвереньки, только со второй попытки сумев подняться во весь рост, опираясь на поднятое с земли обломанное древко вил. Нужно ли идти прямо в туман, думала девушка, мешкая. Голос велел идти. Уже через несколько шагов она перестала ориентироваться, в верном ли направлении идет. Шаг за шагом, окруженная маревом, Хани шептала молитвы. Несколько раз она пыталась зачерпнуть силу, но пальцы сжимали лишь пустоту.