Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл

Можно представить себе, какое впечатление этот случай произвел на Шарлотту. Меня удивляет, что она никак не протестовала против решения отца отослать ее и Эмили обратно в Кован-Бридж после смерти Марии и Элизабет. Но дети часто не осознают, какое воздействие их простые откровения могут оказать на взрослых. Кроме того, Шарлотта, отличавшаяся с ранних лет редкой разумностью, понимала важность образования – инструмента, который она хотела и могла использовать, и наверняка отдавала себе отчет в том, что школа в Кован-Бридж представляет наилучшую возможность для получения знаний из всех, какие мог себе позволить ее отец.

Еще до смерти Марии Бронте, весной 1825 года, началась эпидемия тифа, о которой рассказывается в романе «Джейн Эйр». Мистер Уилсон был в высшей степени встревожен ее первыми симптомами, обычная самоуверенность покинула его. Он не понимал, с какой именно болезнью пришлось столкнуться: девочки становились апатичными и слабо реагировали на его внушения. Их не трогали ни священные тексты, ни духовные наставления. Они просто сидели, погруженные в себя, совершенно безразличные ко всему вокруг. Тогда мистер Уилсон отправился к одной доброй женщине, имевшей некоторое отношение к школе (насколько я знаю, она стирала там белье), с просьбой приехать и объяснить, что же такое творится с ученицами. Та охотно откликнулась и приехала в школу вместе с мистером Уилсоном в его двуколке. Войдя в дом, она увидела, что больше десяти девочек не в силах подняться на ноги. Кто-то из них сидел, положив голову на стол, другие просто лежали на полу. Глаза у всех были остановившиеся, красные, безразличные, во всех движениях сквозила усталость, ноги и руки ломило. По ее словам, в комнатах ощущался особенный запах, по которому она распознала «лихорадку», и немедленно объявила об этом мистеру Уилсону, добавив, что не может здесь долго находиться из страха принести инфекцию собственным детям. Священник попытался уговорить ее остаться и позаботиться о больных. Она в ответ твердила, что ей надо домой, поскольку там нет никого, кто мог бы заменить ее. Тогда мистер Уилсон, не слушая ее, сел в свою двуколку и уехал. Оставленная в школе таким бесцеремонным образом, эта женщина повела себя как нельзя лучше. Она оказалась превосходной нянькой, хотя, как признается она теперь, тогда ей пришлось нелегко. Мистер Уилсон прислал все лекарства, выписанные докторами, и даже оказал дополнительную помощь, лично попросив приехать в школу своего зятя, весьма толкового доктора из Кёрби, с которым священник прежде не поддерживал добрых отношений. Именно этот врач осудил ту пищу, которую ежедневно получали ученицы, причем самым решительным образом: он просто выплюнул все, что попробовал с тарелки. Около сорока девочек заразились тифом. Никто из них не умер в Кован-Бридж, хотя вскоре одна ученица скончалась от последствий пережитого, но уже у себя дома. Никто из сестер Бронте не заразился. Но те же самые причины, которые воздействовали на здоровье других учениц во время тифа, медленно, но столь же неумолимо подтачивали и их здоровье. Главной из причин было питание, и вина за это лежала в первую очередь на кухарке. Ее уволили, и та женщина, которую заставили вопреки ее воле побыть нянькой во время эпидемии, заняла место экономки. Теперь еда в школе готовилась превосходно, и никаких жалоб на нее уже не поступало. Разумеется, никто и не ожидал, что новое учреждение, в котором надо было обеспечить проживание и учебный процесс почти для ста учениц, с самого начала заработает без сучка и задоринки. Все, о чем здесь написано, случилось в первые два года работы школы. Однако мистер Уилсон, похоже, обладал несчастным даром раздражать даже тех, к кому он был добр и ради кого постоянно жертвовал своим временем и средствами. Раздражение это происходило оттого, что он никогда не поощрял в ученицах самостоятельности – ни во мнениях, ни в поступках. Кроме того, он так плохо знал человеческую природу, что полагал, будто постоянные напоминания девочкам об их зависимом положении и о том, что они получают образование на средства благотворителей, сделают их скромными и непритязательными. Наиболее чувствительные остро реагировали на такое обращение и вместо благодарности, которую им действительно следовало выразить за полученные блага, преисполнялись гордости, многократно усиленной унижением. Болезненные впечатления глубоко укоренялись в сердцах нежных и болезненных детей. То, что здоровый ребенок пережил бы всего несколько мгновений и потом полностью забыл, невольно давало больным пищу для размышлений и запоминалось надолго – может быть, и без чувства обиды, но тем не менее как воспоминание о страдании, которым оказалась отмечена жизнь. Впечатлениям, идеям и представлениям, полученным от жизни восьмилетним ребенком, суждено было возродиться в гневных словах четверть века спустя. Девочка могла видеть только одну, не самую привлекательную, сторону личности мистера Уилсона, но и многие из хорошо знавших его людей уверяли меня, что ему были присущи заносчивость, властолюбие, незнание человеческой природы и вытекающее из этого отсутствие чуткости. Однако в то же время они сожалели, что эти качества вынуждают забывать о его благородстве и добросовестности.

Я получила достаточно заверений в благородстве мистера Уилсона и возвышенности его намерений. В течение нескольких последних недель мне почти ежедневно приходили письма, касающиеся темы этой главы. Некоторые писали расплывчато, другие – очень определенно; одни выражали любовь и восхищение мистером Уилсоном, другие – неприязнь и негодование, однако лишь немногие письма содержали безусловные факты. Хорошенько обдумав множество противоречащих друг другу свидетельств, я решила внести в главу определенные изменения и сделать некоторые необходимые пропуски. Следует заметить, что бо́льшая часть сведений любезно предоставлена мне бывшими ученицами и они чрезвычайно высоко оценивают мистера Уилсона. Среди полученных мною писем есть одно, которое следует особенно выделить. Оно написано супругом той, что изображена в романе под именем «мисс Темпл». Сама эта дама скончалась в 1856 году, однако ее муж, священник, написал мне по просьбе одного из друзей мистера Уилсона следующее: «От своей покойной дорогой жены я часто слышал о ее пребывании в Кован-Бридж, и всякий раз она выражала восхищение мистером Карусом Уилсоном, его отеческой любовью к ученицам, на которую те отвечали взаимностью. Что касается пищи и общего устройства дел в школе, то она считала их удовлетворительными. Я слышал, как она говорила о незадачливой кухарке, у которой, случалось, подгорала овсянка, однако эта женщина была довольно скоро уволена».