«Шестисотая» улика - Вячеслав Жуков

– Да, конечно. Это мой отец. Он, к сожалению, сейчас приболел, слег в постель. Но вы можете пройти в дом. Пожалуйста, – он распахнул перед майором широко дверь и шагнул в темный коридор, давая понять, что, если тому действительно необходимо видеть Киселева, то он должен следовать за ним.

После дневного света, оказавшись в темноте, Федор на какой-то миг утратил способность различать предметы. Идти пришлось в буквальном смысле на ощупь.

– Вы бы хоть свет зажгли, – едва успел проговорить Туманов, как ему в лицо ударил луч фонаря, ослепив еще больше. Даже резь появилась в глазах. Федор зажмурился, потом открыл глаза, прикрывая их ладонью от фонаря.

– Что это, черт возьми, значит?

– Тихо, майор, – услышал Туманов голос, прозвучавший из темноты с правого бока от него. Рука сама собой потянулась к левой подмышке, где висела оперативная кобура с пистолетом, но тут же ему в живот уперся обрез двуствольного ружья.

– Не надо ерепениться, – посоветовал тот, кто держал в руках обрез, больно ткнув им Туманова в живот. – У меня в руках штуковина двенадцатого калибра. В обоих патронах заряжена картечь. Представляешь, какая в твоем брюхе будет дырка, если я нажму на курки.

Человек, светивший фонарем Федору в лицо, подошел ближе, и майор узнал в нем того самого мужчину, который открыл ему дверь.

– Не делайте лишних движений, майор Туманов, – сказал он голосом, в котором совсем отсутствовал даже намек на гостеприимство и сунув руку Федору в левую подмышку, вытащил из его кобуры пистолет.

– Осторожней. Я боюсь щекотки, – слегка поежился при этом майор.

Парень, стоявший перед Федором с обрезом в руках, усмехнулся.

– А я думал, менты ничего не боятся. Тем более щекотки, – проговорил он, поигрывая в руках обрезом, словно выбирая на теле майора местечко, куда лучше пальнуть. Хотя когда у тебя в руках такая штуковина двенадцатого калибра, тут и выбирать особенно не надо. Куда не пальни, мало не покажется.

Только теперь Федор понял, что Волочко их направил в засаду. Это можно было считать сверх удачной мыслью председателя. Одним разом избавиться от троих оперативников. Неужели он так перепугался за развратные действия с несовершеннолетней шалашовкой? Вряд ли. Как раз с ней-то у него все сложится хорошо. Во-первых, она на любом суде покажет, что не имеет претензий к Волочко, а в ту квартиру пришла сама, и никто ее силком не гнал туда. А при наличии хорошего адвоката, Волочко светит максимум условный срок и то, если дело дойдет до суда и не развалится. Нет, наверное, есть что-то другое, чего председатель боится. Потому, Волочко и решился на столь отчаянный и роковой для сыщиков шаг. И если дело обстоит именно так, значит, это его люди. Или как-то связаны с ним. Но досаднее всего то, что они четко знают, что им делать. А сделать им надо одно – убить оперов. Не одного Туманова, а всех троих.

И Федор не ошибся, рассуждая об этом. Он заметил, что позади человека светившего ему фонарем в лицо, стоял кто-то еще. И этот кто-то подошел и тихонько спросил:

– Чего теперь делать будем? Как нам тех двоих сюда заманить?

Человек с фонарем коварно улыбнулся.

– Их сюда заманит майор, – сказал он, и, посмотрев Туманову в лицо, понял, что этого не произойдет, даже если они станут резать его на куски, с сожалением причмокнул языком. – Ах, ну да. Я ведь забыл, что такие, как майор Туманов умирают героями, – проговорил он с улыбкой и тут же его лицо перекосилось от нахлынувшей злости. – Но ты мент и твои дружки, сдохнете как собаки. И вашими фамилиями не назовут улиц в городе, потому что ваши трупы не найдут. Мы их закопаем тут под навозной кучей. Вот, где будет ваша могила, опер.

Федор промолчал, а человек, светивший ему фонарем в лицо, обернулся и передал фонарь парню, стоящему позади него.

– Кесарь, держи фонарь, – сказал он парню, передавая фонарь. – Кончайте его тут по-тихому, а я пойду, приглашу тех двоих. Надо, чтобы они тоже вошли сюда, а потом мы их обоих перестреляем. – Он прошел мимо Федора, слегка оттолкнув майора к стене.

Федор сделал вид, будто чуть не упал от этого толчка. Хотя отчасти так и было на самом деле. В темноте он споткнулся, наступив на что-то круглое. Ощупав ногой подвернувшийся предмет, понял, это была бутылка. Скорее всего, она стояла на полу у стены, а он наступил на нее, опрокинув на бок.

Говорят, что утопающий хватается за соломинку. Отчасти, верное изречение. Федор и сам сейчас был готов схватиться за что угодно. И подвернувшаяся под ногу пустая бутылка, пожалуй-ка, может пригодиться. По крайней мере, это единственное, чем он может защищаться. Ведь судя по тому, что сказал тот человек, как видно, главный среди этой троицы, его не станут убивать выстрелом из обреза, или его собственного пистолета. Выстрел наделает много шума. А он велел убить его по-тихому. По-тихому, это значит, либо петля на шею, либо нож. Но, впрочем, само по себе, и то и другое, не исключает летального исхода.

Только вот как раз умирать-то майор и не торопился. Прислушавшись, Федор услышал, что тот тип, который впустил его в дом, на улице уже разговаривал с Греком и Ваняшиным. Отсюда из дома, было плохо слышно, что он говорил оперативникам. И Федор не мог поручиться за точность услышанного им, но одно он понял достаточно хорошо, это то, что тип звал Грека с Ваняшиным в дом.

Туманову хотелось вобрать в себя побольше воздуху и закричать, чтобы Грек и Ваняшин не входили, но парень, стоящий в двух метрах от него, держал обрез на уровне груди майора. И Федор не сомневался, стоит ему только пикнуть, как этот, не раздумывая, разрядит в него оба ствола. Поэтому тут надо было действовать иначе. Хорошо говорить, действовать. Но как, когда времени катастрофически не хватает.

Федор заметил, что парень, светивший на него, стал перекладывать фонарь из правой руки в левую. При этом правую руку сунул в карман джинсового жилета и достал нож с выкидным лезвием. Свой выбор, как его прикончить, они, кажется, сделали. Решили его прикончить ножом. Теперь дело за малым. Тот, что с обрезом, будет держать его под прицелом обоих стволов, а этот подойдет и постарается попасть ножом точно в сердце. В принципе, смерть будет не такой уж и мучительной. Максимум минуту, он еще будет чувствовать боль. Зато потом наградой за мучения ему обеспечен вечный покой.

Туманов даже улыбнулся по этому поводу, рассуждая про себя, неужели он заслужил такой смерти. И заметив, что луч фонаря в какой-то миг взметнулся над его головой, носком правого ботинка подцепил валявшуюся на полу бутылку и футбольнул ее в Кесаря. Ни он, ни тот другой с обрезом, не обращали внимания Туманову на ноги. Их внимание было сконцентрировано на его лице, груди и руках. В руках у майора ничего не было, и вдруг этот удар. Пригодились навыки, приобретенные в юношестве, когда Федор с утра до темного гонял во дворе с пацанами в футбол. Когда-то вот так подцепив носком футбольный мяч, будущий опер ловко отправлял его через голову противника в ворота. С бутылкой немного оказалось посложнее. Ее он сумел зашвырнуть всего лишь Кесарю в лицо. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы на три, четыре секунды ввести противника в смятение. Тот не понял, как такое могло получиться. И вместе с тем, чувствовал боль в разбитых губах. Забыв про всякую осторожность, поднес левую руку, в которой был фонарь, к разбитым губам.

Его приятель оказался посообразительней, сразу оценил, с кем они имеют дело. Заорал на Кесаря:

– Ты что, дурак? Куда ты светишь?

Луч фонаря взметнулся в потолок, увешанный грязной паутиной.

– Опусти фонарь!

Федор не стал ждать, пока его опять будут слепить лучом фонаря, тем самым лишая простора действий. Сделав шаг в сторону, он ушел с того места, где только что стоял. Потом, подавшись всем телом вперед, выставил перед собой обе руки, вцепившись ими в стволы обреза, отводя его в сторону.

И в этот момент в темноте коридора грохнул выстрел, полоснув в дальнюю стену вместе со струей огня горсть картечи.

Не ожидавший такого поворота событий, Кесарь испуганно вскрикнул, бросив фонарь на пол, и кинулся бежать. На какой-то миг Федор потерял к нему всякий интерес. Пусть убегает. Сейчас все его внимание было сосредоточено на парне, в руках у которого был обрез. Ведь в другом стволе оставался еще один патрон. И сейчас между ним и Федором шла настоящая борьба. Тот пытался направить стволы обреза Туманову в голову, чтобы еще раз нажать на курок.

Судя по тем выстрелам, которые послышались на улице, возле дома тоже развернулась настоящая война, только вот не понятно было, на чьей стороне перевес. Да и некогда было понимать. Парень, судорожно вцепившийся обеими руками в обрез, оказался не из хилых. Да к тому же, отчетливо осознавая, чего ждет проигравшего, он в буквальном смысле готов был зубами перегрызть глотку оперу. Пиная друг друга ногами, они изо всех сил толкались, по очереди ударяясь спинами о шершавые бревенчатые стены.