Охваченные страстью - Кейт Донован

Подойдя к зеркалу, Эрика принялась размышлять, как повел бы себя Джек, увидев ее в этом невесомом и прозрачном одеянии без рукавов. Быть может, после долгих месяцев почтительного самоконтроля он сгреб бы ее в охапку и прижался бы к ней жаждущим наслаждения телом? Если бы у Джека была такая же грудь, как у капитана Маккалема, это было бы восхитительно!

– Ты только послушай себя! – резко оборвала Эрика свои грешные мысли. – Мама была права. У тебя слабость к мужчинам, и она доведет тебя до беды, если ты не станешь следить за собой. Ты любишь Джека, понятно? Так почему же ты с таким легкомыслием обращаешь внимание на других? Это та же слабость, которая привела твою бабушку к бесконечному количеству романов. Как совершенно верно говорит мама, семья больше не в силах терпеть подобные скандалы.

Несмотря на свое искреннее одобрение позиции матери, Эрика не удержалась от улыбки, представив ее, рыжеволосую, чопорную и благопристойную, в Париже. Симона Лейн заявила, что едет навестить дом своего детства, но этому Эрика не поверила ни на секунду. Мать чувствовала себя одинокой и, выдержав более чем достаточный срок траура по мужу, хотела провести некоторое время в обществе почтительных поклонников. Она будет держать себя в рамках приличия, это бесспорно, однако в Бостоне ей и мечтать не приходилось о тех радостях, какие ждали ее в Париже.

«Мама хранила верность отцу, пока он был жив, даже в долгие месяцы его болезни, – говорила себе Эрика. – А ты еще не вышла замуж за Джека, но уже стреляешь глазами по сторонам. Достаточно скверно и то, что ты обращала внимание на привлекательных мужчин на корабле, но грудь капитана Маккалема… Что же дальше, спрашивается?»

Слегка посмеиваясь над своими романтическими заблуждениями, Эрика толкнула дверь из коридора, в который выходили комнаты для гостей, и оказалась почти у пляжа. Она отправлялась на полуночную прогулку каждый вечер после своего приезда, радуясь тому, что может пешком пересечь весь остров меньше чем за полчаса. Сара, вероятно, сказала бы, что Ла-Кресент нельзя назвать островом, разве что островком, но для Эрики это был самый подходящий размер.

В небе сиял серп месяца, так похожий по форме на островок, который он освещал. Эрика шла, ступая очень осторожно из страха наступить на ракушку или обломок коралла. Розовым цветом и тонкостью песок был обязан тому, что представлял собой измельченный в порошок коралл, – во всяком случае, так утверждала Полли. Каждое растение было завезено сюда либо Дэниелом, либо пиратами, которые пользовались островом как убежищем более чем сто лет назад. По словам Абигайль, Дэниел, когда строил дом и вскапывал сад для Лили, не раз находил в песке предметы, сохранившиеся с тех дней. Прокладывая свой путь в ночном сумраке, Эрика раздумывала, привозили ли пираты сюда своих женщин. Романтично, хоть и таит в себе опасность соблазна.

– Мисс Лейн?

– Ох!

Эрика вздрогнула при звуке негромкого, но вполне отчетливо прозвучавшего мужского голоса, в котором безошибочно узнала голос Маккалема с его грубоватыми и низкими обертонами. Это ее отнюдь не успокоило. Что он-то здесь делает? Почему не свалился в изнеможении и не уснул мертвым сном после нескольких недель морского плавания? На нем была та же одежда, что и за обедом, – мягкая черная рубашка и облегающие черные брюки. Ботинки он снял и закатал брюки на мускулистых ногах до колен – видимо, бродил по воде в полосе прибоя.

Ошеломленная тем, что оказалась в прозрачной ночной рубашке перед полностью одетым мужчиной, Эрика ухватила в горсть материю на талии в тщетной надежде хоть как-то прикрыть грудь и, нимало в том не преуспев, повернулась было, чтобы убежать, когда капитан предложил:

– Вот, наденьте это.

Она не успела возразить, как он уже снял с себя рубашку и подержал ее у Эрики за спиной так, чтобы ей легко было просунуть руки в рукава. Она проделала это неловко, не желая говорить ему, что его галантный жест только ухудшает ее положение. Она-то была теперь прикрыта, зато его великолепное загорелое тело обнажилось, и Эрика вдруг ощутила, что соски у нее отвердели и что ей хочется прижаться к Маккалему. Неужели груди ее бабушки вели себя столь же греховно? Неужели у всех женщин это так, а дамы из приличного общества только притворяются, что ничего подобного с ними не бывает? Или она, Эрика, просто самая слабая из женщин, ступавших по песку на пляже?

– Благодарю вас, капитан, – пробормотала она, – но мне пора вернуться к себе.

– Не убегайте, – остановил ее Маккалем, подступая так близко, что Эрика почувствовала тепло, идущее от его груди. Потом, к ее великому, но, тем не менее, приятному смущению, он проговорил голосом глубоким и соблазнительным: – Я не в силах выбросить вас из головы.

Глава 4

Эрике вдруг подумалось, что сказал бы этот моряк, если бы она призналась, что тоже думала о нем. Быть может, он и сам уже догадался об этом? Заметил любопытство в ее глазах, когда она впервые смотрела на его бронзовое тело и шершавый подбородок? Его блестящие синие глаза, кажется, проникают ей под одежду…

Не собирается же он предложить ей что-нибудь плохое? До сих пор она тешила себя мыслью о том, что хочет возбудить ревность Джека, но вовсе не думала, что капитан Маккалем попытается соблазнить ее. Она бы, разумеется, не поддалась, но это было бы ужасно, особенно если бы он понял, что ее сопротивление не слишком искренне.

Возможно, конечно, что капитан имеет в виду нечто вполне невинное. Или, что самое скверное, сообщит ей, чтобы она утром уложила свои чемоданы. Вероятно, это не имеет ничего общего с его мужскими потребностями и инстинктами. Во всяком случае, что бы ни было у него на уме, она не намерена его слушать. Эрика произнесла холодно:

– Время позднее, капитан. О чем бы ни шла речь, я предпочитаю обсудить это утром.

– Но я ничего не собираюсь обсуждать. Я думал об извинении, которое должен принести вам. – Эрику удивила его покаянная улыбка. – У меня здесь не часто бывают гости. И при самом большом воображении меня вряд ли можно принять за обходительного малого. Но я не должен был грубо обращаться с вами. Вы приехали сюда с целью помочь подруге. Это само по себе замечательно, хоть и досадно.

– Значит ли это, что я могу говорить о Саре?

– Нет. Это значит, что я приношу извинения за свои дурные манеры. Только и всего. Правила остаются незыблемыми.

– Понятно.

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом. Например… – глаза у него озорно сверкнули, – например, расскажите мне все о Джеке.

– Если вам угодно упоминать имя моего жениха, не сочтите за труд называть его мистером Райерсоном.