Тюремная песнь королевы - Юлия Андреева

Глава 18

Монастырь Сизуии, что у селения Бувин

Несмотря на середину осени, вдруг ни с того ни с сего повалил снег.

«Первый снег всегда тает», – утешали друг друга стражники, конвоирующие королеву и ее малочисленную свиту в двадцать человек.

Ноги лошадей вязли в мокром снегу, которого становилось все больше и больше. Так что уже через день пути от крепости Компень конникам пришлось спешиться, а дамам, всем, кроме королевы, выйти из карет. Так и шли они, зябко кутаясь в шали, плащи и меховые накидки. Мокрые до самых колен, грязные юбки облепили их ноги, затрудняя шаг. А снег все шел и шел…

Двигаться приходилось в несколько раз медленнее обычного, так что к ночи кортеж королевы не достиг и постоялого двора, на котором планировалось остановиться на ночлег. Пришлось спать прямо в поле. Дамы набились в кареты, плотно прильнув друг к дружке, точно крохотные птички в гнездах, военные грелись у костра.

Во время всего пути стража ни разу не видела своей королевы, и лишь к ночи, когда солдаты достали из походных мешков кое-какие припасы, а в воздухе приятно потянуло бобами с солониной, из королевской кареты вышла невысокая богато одетая женщина. Оглядев поднявшихся ей навстречу военных, она поздоровалась, и безошибочно определив офицера, подошла к нему. Пламя костра играло на черных волосах дамы, сверкало на длинных серьгах и тяжелом ожерелье. На голове Энгебурги не было короны, но манера держаться, природная грация и благородство облика выдавали в ней королеву.

Энгебурга вытащила из расшитого крупным бисером кошелька несколько серебряных монет и, не считая, протянула их офицеру, кивнув сначала на котелок, потом на чернеющие за кострами кареты.

Польщенный вниманием Ее Величества и смущенный тем, что не успел первым предложить дамам ужин, офицер отверг деньги, заверив королеву в том, что позаботится о них.

Варивший бобы солдат, не дожидаясь приказа, протер снегом свой шлем и, понюхав его для верности, налил туда похлебку. То же самое было проделано еще с тремя шлемами, после чего дамам выделили несколько ложек, по куску разогретой на огне лепешки и вино. Дамы ели, не выходя из карет. После трапезы самая юная из фрейлин, очаровательная блондинка Гертруда Миллер, вернула солдатские шлемы, присев в реверансе и лучезарно улыбнувшись.

Второй день пути снег шел редко, но и того, что выпало накануне, хватило, чтобы проклинать свою горькую долю. Там, где дорога вдруг начинала подъем, вновь пришлось просить дам выйти из карет. Возникло опасение, что ноги лошадей начнут скользить и кареты перевернутся – тропа круто поднималась вверх, огибая гору.

Поняв грозившую опасность, королева вышла из своей кареты и пошла рядом со своими девушками, смело глядя перед собой. Создавалось впечатление, что это не отвергнутая жена Филиппа II идет к месту своего нового заточения, а отважная победительница штурмует гору. Выглянувшее из-за туч солнце слепило глаза, но Энгебурга шла, не опуская лица. В том месте, где дорога вдруг пошла резко вверх, она с легкостью осилила скользкий подъем и, опершись о дорожный камень, подавала руку фрейлинам. Это не могло не растрогать солдат, привыкших видеть своих королей только во главе парадов или на балконах дворцов.

После того как отряд осилил третий поворот, перед ним вдруг, словно по мановению волшебной палочки, возник монастырь Сизуин. Толстые стены монастыря словно черпали силы из самой земли, а огромная восьмиугольная храмина возвышалась над горной дорогой с таким величием и силой, словно являлась естественной частью горы.

Постояв немного и придирчиво оглядев свое будущее жилище, королева глубоко вздохнула и продолжила путь. Ни горе, ни разочарование, ни обида ни коем образом не отразились на ее прекрасном лице.

Путники прошли еще немного, сделав поворот, так что монастырь Сизуин словно повернулся перед королевой, демонстрируя ранее скрытые стороны и связанные с ними тайны. Теперь явственно стало видно, что только одна крепостная его стена, северная, прижимается к горе, составляя с ней единое целое, в то время как со стороны бездонной пропасти, на юге, храмина бесстрашно нависает над бездной и там стены нет.

Оценив нависающий над бездной край здания, королева указала на него, что-то сообщив своим девушкам. По реакции дам сопровождающие их военные поняли, что королева определила месторасположение комнат, которые будут отведены им в качестве места заключения. Она оценила надежность строения и невозможность проникнуть в эти помещения иначе как через главный вход, где за ними будет легче наблюдать, и военные признали, что королева абсолютно права.

Глава 19

Два рыцаря

Мучаясь от невозможности как-то утешить конвоируемых дам, офицеры Бертран ля Руж и Анри де Мариньяк старались, во всяком случае, быть милыми и оказывать хоть какую-то помощь отважной королеве и ее малочисленной, но бесстрашной свите. Каждая девушка была мила и нежна, воспитанна и куртуазна, так что казалось невозможным расточительством, что король, отвергнув супругу, отослал вместе с ней такие бриллианты, могущие составить честь любому королевскому двору в мире.

В свою очередь девушки также наблюдали за офицерами стражи, восхищенные их красотой и благородством. И надо сказать, им было, на что засмотреться!

Бертран ля Руж обладал золотыми кудрями, которые вились, точно хмель, и были мягки на ощупь, словно нежнейший шелк. Мало какой даме не хотелось бы запустить руку в это золотое руно, заглядывая в ясные голубые глаза рыцаря. Ходили слухи, что немало богатых и достойных дам было готово расстаться с добрым именем и всем, что они имели ради одной ночи наедине с этим обольстительным красавцем. Юные девушки наперебой умоляли родителей выдать их за прекрасного ля Ружа, видя в нем свое единственное счастье.

К сожалению, несмотря на то что некогда род ля Руж и был приближен к особе достославного короля Филиппа Короткого, с того времени утекло уже слишком много воды. И несмотря на то, что щит рыцаря, как и в былые времена щиты его предков, украшал золотой сокол, сидящий на отрубленной ветви дерева, очаровательный Бертран был беден. А значит, у него почти не было шанса удачно жениться. Впрочем, он не терял надежды в один прекрасный день сочетаться законным браком с какой-нибудь обворожительной хозяйкой замка, которую перед этим кто-нибудь осчастливит своевременным вдовством или долгожданным наследством.

Второй офицер, находящийся в подчинении у Бертрана ля Ружа, был его полной противоположностью. Барон Анри де Мариньяк происходил из стариннейшего гасконского рода. Как большинство гасконцев, он обладал орлиным носом и точеным скуластым лицом. Иссиня черные волосы барона слегка вились, так что их не нужно было специально завивать при помощи яичного белка. Так же как и Бертран ля Руж, он был гол, точно сокол, но в отличие от приятеля у него имелись перепективы продвинуться при дворе за счет родственных связей, так как его кузен, служа при дворе, был лично вхож к королю Франции. Щит де Мариньяка и его личное треугольное знамя украшала известная во многих землях разящая пантера.