К югу от Явы - Алистер Маклин

Полуоблокотившись на буфет, на них смотрела девушка, от качки ухватившаяся руками за край стола. Вошедшие Николсон и Вэнниер могли видеть только ее профиль, но заметили, что и она улыбалась. Тонко очерченный прямой нос, широкий гладкий лоб и длинные шелковистые волосы, собранные в узел у шеи, иссиня-черные, блестящие в лучах солнца как вороново крыло. Эти волосы, цвет лица да еще высокие скулы составляли тип евроазиатской красавицы. Но если посмотреть пристально (а все мужчины провожали мисс Драчман очень пристальными взглядами), то ее нельзя было назвать типичной евразийкой: лицо не такое широкое, черты лица слишком утонченные, а невероятные глаза напоминали о европейском Севере. Николсон впервые увидел эти глаза в резком свете своего фонарика на борту «Кэрри Дансер». Тогда они были пронзительными, поразительно голубыми очень ясными и приковывающими к себе внимание. Изумительные глаза на прекрасном лице, оттененные синеватыми кругами усталости.

Она рассталась со своей шляпой и затянула куртку поясом, отметил Николсон. Чистая белая рубашка и камуфляжная куртка огромного размера с закатанными рукавами, обнажавшими изящные руки, составляли весь ее наряд. Наверняка рубашка Вэнниера. Четвертый помощник все время сидел в шлюпке с ней рядом, о чем-то тихо говорил, проявляя чрезмерную заботливость. Николсон про себя улыбнулся, попытавшись вспомнить деньки, когда сам был блестящим молодым морским офицером, готовым любому уступить свой плащ, когда был рыцарем для каждой дамы, оказавшейся в тяжелом положении. Но он не мог припомнить те дни, а может быть, у него таких дней никогда и не было.

Николсон подтолкнул Вэнниера вперед. Ему интересно было увидеть, как Файндхорн отреагирует на требование мисс Плендерлейт. Он аккуратно закрыл за собой дверь и, повернувшись, чуть не наткнулся на Вэнниера, который внезапно остановился и молча стоял в напряженной позе, стиснув кулаки, всего в метре от двери.

Все трое умолкли и повернулись к вошедшим. Вэнниер не смотрел ни на Файндхорна, ни на Уиллоуби, он уставился на медсестру широко раскрытыми глазами, приоткрыв рот от неожиданности. Мисс Драчман повернулась так, что лампа осветила левую, изуродованную сторону ее лица: от волос на виске до мягкого округлого подбородка лицо пересекал рваный полузаживший шрам. Вверху, прямо над скулой, он был с полдюйма шириной. Такой шрам выглядел бы безобразно на любом лице, но на нежном лице девушки он казался просто невозможным и вызывающе чудовищным.

Несколько мгновений она молча смотрела на Вэнниера, потом улыбнулась невеселой улыбкой. На одной щеке ее образовалась ямочка, а на другой шрам побелел рядом с уголком рта и у глаза. Она протянула левую руку и слегка тронула щеку.

— Наверное, это и в самом деле не очень красиво? — спросила она.

Вэнниер еще больше побледнел и промолчал, но тут же покраснел так, что краска залила даже шею. Ему стоило больших усилий отвести глаза от этого безобразного шрама. Он, вероятно, хотел что-то ответить, но так ничего и не сказал. Да и что тут скажешь.

Николсон быстро прошел мимо, кивнул Уиллоуби и остановился перед девушкой. Капитан Файндхорн внимательно смотрел на него, но Николсон этого не замечал.

— Добрый вечер, мисс Драчман, — спокойно, дружеским тоном поздоровался он. — Все ваши пациенты хорошо устроены, с ними все в порядке?

— Да, спасибо, сэр.

— Не называйте меня «сэр», — раздраженно сказал он. — Я вас уже просил об этом.

Он поднял руку и легко дотронулся до изуродованной щеки. Она не отклонилась, но на миг синие глаза на спокойном лице расширились.

— Полагаю, это сделали наши маленькие желтые братцы? — Голос был таким же бережным, как и рука.

— Да, — кивнула она. — Меня схватили возле Кота-Бару.

— Штык?

— Да.

— Штык с зазубринами, с какими ходят на парады, верно? — Он близко рассмотрел шрам, узкую глубокую рану на подбородке и рваные края шрама у виска. — Вы в это время лежали на земле?

— Вы очень догадливы, — медленно произнесла она.

— Как вам удалось спастись? — с любопытством спросил Николсон.

— В бунгало, которое мы использовали как полевой госпиталь, вошел большой человек. Очень большой, рыжеволосый, сказал, что он из Арджиллского полка или что-то вроде этого. Он отнял штык у ранившего меня солдата и попросил меня отвернуться. А когда я повернулась, японец лежал на полу мертвым.

— Ура арджиллцам, — пробормотал Николсон. — И кто вам зашил эту рану?

— Тот же самый человек. Он сказал, что не очень хорош в таких делах.

— Да, можно было сделать лучше, — признал Николсон. — И такая возможность остается.

— Шрам безобразен, — сказала она, повысив голос на последнем слове. — Я знаю, что он безобразен. — Она на миг опустила глаза, потом взглянула прямо на Николсона, пытаясь улыбнуться, но улыбка получилась не очень радостной. — Шрам вряд ли улучшает внешность, не так ли?

— Все зависит от точки зрения. — Николсон ткнул большим пальцем в сторону второго помощника. — На Вилли такой шрам выглядел бы хорошо, потому что он просто старая перечница, но вы женщина. — Он помолчал, задумчиво глядя на нее, а затем продолжал: — На мой взгляд, вы более чем хорошенькая, мисс Драчман, вы — красавица, и на вас этот шрам выглядит совершенно безобразно, извините меня за такие слова. Вы должны отправиться в Англию, — резко закончил он.

— В Англию? — Высокие скулы ее покрылись пятнами. — Не понимаю зачем.

— Да, в Англию. Я абсолютно уверен, что в этой части света нет хирургов, хорошо делающих пластические операции, но в Англии они есть. Человека два-три, не уверен, что больше. Вот эти хирурги могут так зачинить ваш шрам, что останется тоненькая полоска, которую вряд ли заметит даже партнер во время танца. — Николсон беспечно махнул рукой. — Конечно, еще придется немножко попудриться и подкраситься.

Она молча смотрела на него без всякого выражения. Потом ответила спокойно и равнодушно:

— Вы забываете, что я сама медсестра. Поэтому я вам не верю.

— "Нельзя быть твердо уверенным в том, о чем ты меньше всего знаешь", — произнес Уиллоуби.

— Что? Что вы сказали? — удивленно спросила девушка.

— Не обращайте на него внимания, мисс Драчман. — Капитан Файндхорн шагнул к ней и улыбнулся. — Мистер Уиллоуби хочет создать впечатление, что у него всегда имеется наготове подходящее изречение. А мистер Николсон и я знаем, в чем дело: он их придумывает сам по мере необходимости.

— "Будь ты так же крепок, как лед, так же чист, как снег, но и тогда не избегнешь клеветы", — покачал головой Уиллоуби.

— Не избегнешь, — согласился Файндхорн. — Но он прав в том, мисс Драчман, что вам не нужно так вот сразу выражать свое недоверие. Мистер Николсон знает, что говорит. Он сказал, что в Англии есть три таких человека. Так вот, один из трех — его дядя. — Он махнул рукой, пресекая дальнейший разговор на эту тему. — Я вызвал вас сюда не для того, чтобы обсуждать проблемы хирургии или обмениваться любезностями. Мистер Николсон, кажется, у нас кончилось...

Он резко оборвал фразу на полуслове и крепко сжал кулаки, когда над его головой, заглушая его слова, внезапно загудела сирена. Резкие, отрывистые, ударяющие по ушам звуки, заполнившие все замкнутое помещение кают-компании: два длинных гудка, один короткий, два длинных, один короткий — сигнал тревоги, требующий срочных действий.

С севера и востока вдоль далекого горизонта погромыхивал гром, сопровождаемый сверканием молний. Повсюду вокруг пролива Рио, окаймляя изнутри око тайфуна, над их головами в едва заметных облаках накапливались и падали на палубу первые, крупные, как бы пробные капли дождя. Ударяли по крыше рулевой рубки «Виромы» так тяжело, так медленно, что каждый удар можно было услышать и сосчитать. На юге и западе дождя и грома не было, только изредка над островами сверкала зарница. После дальнего отблеска зарницы темнота становилась еще непроницаемее.

Но все же не совсем. В пятый раз за две минуты наблюдатели на мостике «Виромы», прижимая к напряженным глазам ночные морские бинокли, ловили один и тот же подаваемый из тьмы к юго-западу от судна сигнал — серию из шести-семи вспышек, очень слабых, длящихся не более десяти секунд.

— Двадцать пять градусов по правому борту, — пробормотал Николсон. — Я бы сказал, что источник сигналов находится в воде. И он неподвижен.

— Во всяком случае, движение настолько незначительно, что практически его не стоит принимать во внимание. — Файндхорн опустил бинокль, протер уставшие глаза тыльной стороной ладони и вновь поднял его в ожидании новых сигналов. — Послушаем ваши размышления вслух, мистер Николсон.

Николсон усмехнулся в темноте. Файндхорн мог бы сейчас посиживать в гостиной своего бунгало, вместо того чтобы находиться здесь, в центре тайфуна, не зная, с какой стороны ждать опасности, отвечая за груз в миллион фунтов стерлингов и за шестьдесят человеческих жизней и не ведая, какую угрозу несет ему тьма.