Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя - Алексей Гатапов

Оэлун и Сочигэл в толпе нойонских жен прошли к большой белой юрте. Сочигэл в переливающемся синем халате, туго перепоясанном желтым шелком, смеясь, рассказывала об обычаях китайских женщин:

– Когда их покрывают мужчины, они орут так, что не знающий может подумать, что убивают.

– Правда? – изумленно переспрашивали нойонские жены.

– Как начинались с темнотой их крики, в трех перестрелах от куреня, говорили, бывало слышно…

– До бешенства, значит, доходят, – жены нойонов цокали языками, переглядывались между собой. – Звереют…

– В волчиц оборачиваются.

– В пылу такие и убить могут…

– Слушай, а бывало, что при этом они убивали друг друга? – загоревшись любопытством, расспрашивала Хэрмэн, молодая жена Алтана.

– Нет, – смеясь, качала головой Сочигэл. – Такого я не слышала.

Выждав приличное время, вышли к народу и сами нойоны. По-хозяйски придирчиво оглядели они заполненный народом луг и неторопливо зашагали к пологому бугорку посередине, где для них были приготовлены места. Там уже толпились прибывшие на праздник тысячники и сотники. Завидев приближающихся нойонов, они приостановили разговоры, посуровев лицами и выжидающе глядя на них.

Впереди нойонов шел старик Тодоен, семидесятилетний старец, единственный оставшийся в живых из сыновей Хабул-хана. По обе его стороны, приотстав на полшага, шли его старшие племянники Есугей и Хутугта. Нойоны помладше шли сзади.

Алтан, видом самый пышный из всех, с головы до ног в кроваво-красном бархате, при каждом его движении вспыхивающем в утренних лучах, гордо поправлял двумя пальцами шапку из белого войлока, отороченную черным бобром. Бури Бухэ, рослый и мощный, как матерый медведь, в трезвом виде обычно спокойный, но сегодня возбужденный чем-то, ищущим взглядом посматривал на людей среди расставленных вокруг палаток. Даритай, младший брат Есугея, о чем-то негромко спорил с Джучи и Гирмау, братьями Алтана. Сзади всех, со склоненной головой размышляя о чем-то своем, шагал Ехэ Цэрэн в простом замшевом одеянии.

Есугей, старый Тодоен и Хутугта, легкими кивками отвечая на поклоны вождей, уселись на войлочных сиденьях на склоне бугра. Справа и слева от них сели молодые нойоны. Дальше, на серых потниках пристроились тысячники и сотники.

В низине перед взорами нойонов готовились к схватке борцы, выставленные разными улусами. Юноши лет четырнадцати-пятнадцати, гибкие и легкие, смешивались в толпе с заматеревшими в поединках, заросшими мясом и жиром багатурами. Старательно изгибаясь во все стороны, разгоняя по жилам кровь, борцы исподлобья внимательно разглядывали друг друга.

В кругу нойонов вдруг вскочил на ноги Бури Бухэ, сквозь толпу прошел к своему борцу. Положив ему на плечо тяжелую руку, он долго говорил ему что-то, внушительно помахивая перед его лицом круглым, коричнево-черным кулаком. Наконец, ухватив борца за шею, повозил его вокруг себя и, крепко хлопнув по спине напоследок, вернулся на место.

– А я уже подумал, что ты сам решил бороться, – с улыбкой встретил его Даритай. – Ну, думаю, многих сегодня на руках унесут.

– Зачем себя утруждать, – сказал Алтан, – когда можно на словах рассказать борцу, как надо людям спины ломать. Теперь здесь никому не поздоровится.

– Тут, я вижу, посильнее парни найдутся, – не замечая насмешки, озабоченно проворчал Бури Бухэ. – От Есугея, смотрите, какой парень вышел. Кажется мне, его Хуса сегодня готов к тому, чтобы взять верх. Видите, как он смотрит вокруг: будто уже всех тут разбросал.

– Смотрит, говоришь?… – Алтан ревниво прищурил свои рысьи глаза в сторону есугеевского борца.

Тот, низкорослый крепыш с мощной кабаньей шеей, лет двадцати, стоял на той стороне круга и невероятно гибко для своего плотно сбитого тела крутил станом, разминая позвоночник.

Народ начинал сходиться поближе к месту борьбы. Из-за прибрежных кустов кучками выходили мужчины. Иные уже пошатывались, обводя толпу осоловелыми глазами.

Мальчишки протискивались в передние ряды, занимая лучшие места. Хасар, распихивая в стороны толпу своих сверстников и успев ударить одного возмутившегося кулаком в лицо, усаживался в середину. Чуть выше сидел Тэмуджин, он слушал Унгура, склонившегося к нему и с оглядкой шептавшего о чем-то.

В кругу появился высокий старик крепкого еще вида, в новом замшевом халате, с аккуратно заплетенной седой косой.

– Дайте простор! – крикнул он, водя рукой по сторонам. – Пошире разойдитесь!

Ряды медленно отодвинулись назад, расширили круг.

– Начинайте! – повелительно махнул старик рукой и отошел в сторону.

Больше сотни борцов разом вышли из первых рядов. Разошлись по кругу, смешались, разбираясь по парам, схватились. Стремительно закружились в борьбе голые по пояс тела, обильно смазанные коровьим маслом, туго надуваясь буграми мышц, смугло поблескивали в солнечных лучах. Тут и там замелькали поднятые на воздух тела и, брошенные на травянистую землю, тяжело поднимались на ноги первые проигравшие. Досадливо махая руками, отплевываясь, они покидали круг под смех толпы. Победители сходились в новой схватке.

Народ бурлил в криках, хохоте и ругани.

– Бросай через грудь!

– Поднимай!

– В ноги!

– Захвати за шею!

– Души!

– Не отпускай!

– Ха-ха-ха… Штаны ему подтяните!

Пары быстро редели. Запыхавшиеся, вспотевшие победители снова и снова сходились между собой.

Нойоны, с бесстрастными лицами восседая на своем возвышении, молча следили за борьбой. Лишь Бури Бухэ тихо стонал, будто от боли, и скрипел зубами, да Алтан раз досадливо стукнул кулаком о колено, когда на траву упал его борец.

В опустевшем кругу осталось двое борцов, лучшие в улусах кият-борджигинов. Один был Хуса, из улуса Есугея, другой борец от Бури Бухэ. Сойдясь на середине, они тяжело дышали, исподлобья глядя друг другу в глаза. Толпа выжидающе примолкла. Противники долго ходили по кругу, пригнувшись, выигрывая время, собирались с остатками сил.

Бури Бухэ сидел с вспотевшим лбом, сжимая свои огромные черные кулаки, и тяжело дышал, словно он сам сейчас стоял в кругу перед противником. Есугей был непроницаем, холодно и отрешенно смотрел он на борцов, и внешне казалось, что он отвлекся и задумался о чем-то другом.

Неуловимой тенью борец Есугея метнулся в ноги сопернику, за щиколотки подбросил его в воздух и, не коснувшись земли руками, резко изогнулся в воздухе и встал на обе ноги. Его противник лежал перед ним на спине. Народ взревел в диком исступлении, всколыхнувшись от края до края.

Бури Бухэ молча поднялся с места и под удивленными взглядами нойонов пошел в круг. Схватил тяжело поднимавшегося с земли своего борца за косицу, другой рукой ухватил за штаны, легко, будто ягненка, поднял его над головой и бросил далеко в сторону. Тот тяжело упал навзничь.

– Надо было головой в землю воткнуть, – говорил Бури Бухэ, усаживаясь на свое место. – Да не хочу людям портить праздник.

Нойоны укоризненно смотрели на него.

– Который год кормлю, учу его, а толку нет, – воскликнул Бури Бухэ, вдруг распаляясь. – Тысячу овец съел! Есугей за своим даже не смотрит, а вы видели, как он бросается в ноги? Если его по-настоящему обучить, то получится тигр, а не человек. Подари его мне, брат Есугей, я из него истинного борца сделаю.

– Он вольный человек, – с мирной улыбкой говорил ему Есугей. – Сам пришел ко мне. И пусть идет к тебе, если сам уговоришь, я держать не буду.

– Правду говоришь? – от неожиданной радости Бури Бухэ снова вскочил на ноги.

– Сядь! – старик Тодоен негодующе оглянулся на него. – Люди смотрят.

– Когда это я неправду говорил? – с усмешкой сказал Есугей. – Кажется, до сих пор за мной такого греха еще не было.

– Правда, брат Есугей, уж тебе всегда можно на слово верить, – окончательно повеселел Бури Бухэ и оглядел нойонов. – Все слышали?

– Есугей никогда не врет, и мы слышали его слова, – подал голос Хутугта. – Но у тебя из этого ничего не выйдет.

– Это почему? – недоуменно поднял брови Бури Бухэ.

– Какой же безумец пойдет к тому, кто бьет без вины, да еще при всем народе?

– Ха-ха-ха!

– Верно сказал Хутугта, – захохотали нойоны. – Никакой глупец не пойдет к тебе своей волей, Бури Бухэ.

– Ты оставь эту затею, – советовал Алтан, с трудом удерживая смех. – Лучше бей своего борца ежедневно по утрам и вечерам, перестань кормить бараньим мясом, чтобы самому вконец не разориться, давай теперь ему рыбу и тарбаганью требуху, тогда, может, и выйдет какой-нибудь толк.

Победитель Хуса по обычаю исполнял танец орла. Обегая круг по ходу солнца, пригнувшись вперед, он переваливался в размеренных прыжках с ноги на ногу и тяжело махал руками-крыльями.

– Баро-о, бара! – исходила в реве толпа.

Под синим безоблачным небом и косыми лучами поднимающегося солнца Хуса и на самом деле сейчас походил на одинокого беркута, устало возвращающегося после поединка к родному гнезду. Приблизившись к возвышенности, где сидели нойоны, он исторг утробный, гневный клекот, сильнее замахал крыльями, закружившись на месте.