Пленники хрустального мира - Мария Кущиди

Видя улыбки и эти сияющие глаза тех, с кем прошло мое далекое детство, я и сам хочу улыбнуться, так же беззаботно включившись в их пустую беседу, не имеющую, на самом деле, никакого смысла, но я не могу, сам не понимая, что меня сдерживает.

Я бы мог забыть обо всем, что меня терзает в глубине души, поддавшись этому легкому чувству радости, если бы не огромная дыра в моей груди, не позволяющая нормально дышать. Но я стараюсь, я изо всех сил старюсь заполнить ее разнообразными чувствами, просто забыв о своих кошмарах.

В голове буйствует холод, и я не в силах запретить ему управлять собой. Он точно какая-то болезнь, давно пробравшаяся в мой разум через отравленный воздух собственного мира. Отвергая его, я не раз пытался начать все с самого начала, отбросить все, что со мной случилось, на задний план, но даже сейчас я думаю не о празднике, не о чувстве радости и покоя, а о тех голубых глазах, которые внезапно возненавидели меня.

Сердце разрывается в груди, когда я снова мысленно прикасаюсь к тонкой бледной коже, неотрывно смотря в эти чистые, непорочные глаза. И я бы мог вечно думать о них, если бы не призрачный, слабый силуэт Сэма, уходящий в туман, вдруг не вторгся в мое сознание.

Когда все воспоминания разом ударили по мне, я уже не мог улыбаться, как бы мне не хотелось этого.

Весь этот мир, выдуманный много лет назад, перестал для меня быть реальным, став каким-то притворным, точно не совершенно не моим. Хотя, быть может, так оно и есть, а я просто продолжаю тешить себя навязчивыми идеями.

Щелчок, раздавшийся прямо у моего уха, заставил меня снова вернуться в окружающую реальность, которая давно ждала от меня хоть какой-то реакции. Когда голова моя опустела от тяжелых мыслей, став невероятно легкой, что в нее едва бы могла уместиться самая незначительная идея, я понял, что остался один на один в кожаном салоне лимузина.

Тяжело вздохнув, я поспешил покинуть замкнутое пространство, в котором витал тошнотворный запах ароматизатора, который вполне был схож с запахом жженой резины.

Золотой лев, восседающий по центру роскошного белокаменного фонтана, угрюмо поглядывал на меня, раскрыв свою зубастую пасть. Остановившись перед ним, я никак не мог сдвинуться с места, наблюдая за тем, как горят яркие огни в больших окнах фамильного поместья Лаограсс.

Мне всегда казалось, будто все здесь было ненастоящим, притворным, но только сейчас, когда я вернулся сюда спустя множество лет, я по-настоящему осознал цену манящего золота и горячего света, обжигающего каждого гостя, приходящего снова и снова.

Грусть, наполнившая мое сердце, уже была неизгладима. Я не мог улыбаться, как остальные, радуясь этим лживым солнечным краскам, которые, на самом деле, всегда были пусты.

Нескончаемое количество гостей, одетых в дорогие одежды, неспешно направляются на бал, фальшиво посмеиваясь, обнажая свои белоснежные зубы, готовые наброситься на любого, вставшего у них на пути. Проходя мимо меня, они перешептываются, и их шепот без конца треплет каждую клеточку моего мозга. Так было всегда, и почему я только сейчас понял, где нахожусь?

Пустое, забытое всеми благими намерениями поместье Лаограсс, овеянное солнцем и несказанным богатством, всегда привлекало таких же пустых, бессмысленных мотыльков, желающих погреть свои тоненькие крылышки под теплыми лучами струящегося отовсюду золотого света. Не зная покоя, они летели на этот свет, одурманенные его изяществом.

Дорогой свет, застывший в окнах, надменно смеялся, точно не зная более другой эмоции. Наблюдая, как он льстиво пробирается во двор, тихо касаясь давно заросшей сорняками тротуарной плитки, я продолжаю стоять на одном и том же месте, не решаясь сделать и шага в его сторону.

Что-то очень сильное внутри меня сдерживало всякие порывы на эту бессмысленную радость, в липких сетях которой я не хотел оказаться.

И тогда, когда я остался один, какое-то легкое чувство тоски коснулось меня своими жадными ручищами, из которых я, как ни странно, не хотел вырываться.

Едва ощутимый прохладный ветерок, беззаботно треплющий пряди моих волос, незаметно перерос в яростный шквал, вырвавший из моей руки маскарадную маску. Он шаловливо бросил ее на землю, а затем, когда я протянул к ней руку, чтобы поднять, снова подхватил ее, закружил и игриво положил на холодную гладь фонтана. Вода, застывшая в квадратной белокаменной клетке, от струящегося из окон поместья света казалась золотой.

Когда моя рука коснулась края маски, готовая поднять ее из воды, позади себя я почувствовал чье-то присутствие, от которого я медленно начинал задыхаться.

Схватившись за шею, я был готов в одно мгновение разодрать ее, превратив в бесформенное месиво. Перед глазами медленно стелилась кромешная тьма, нашептывая какие-то невнятные, казалось, лишенные всякого смысла, слова. Тогда, желая увидеть того, кто был так властен надо мною, я не без труда обернулся назад, замерев от неожиданно увиденной картины.

Темный силуэт, который я недавно повстречал в стенах своего поместья, молчаливо смотрел на меня из темноты. Стоило мне увидеть его, как он тут же начал медленно рассеиваться, исчезая в ярких бликах света Лаограсс.

Ледяное чувство опасности уже не могло оставить меня в покое. Оно буквально проедало меня насквозь, лишая всяких здравых предположений. Не зная, что и думать, я начал медленными шагами отступать от темноты, нависшей шатром вокруг золотого поместья, приводя свое дыхание в прежний ритм. Сердце учащенно билось, не в силах уже успокоиться.

Я чувствовал, как по моим венам быстро распространяется страх, бросить вызов которому я просто не мог.

Белые двери с золотой отделкой открылись передо мной, и я, поспешив надеть свою маскарадную маску, сделал неторопливый шаг в разгоряченную атмосферу изящного поместья. Волна света и чарующей музыки ударила по мне, заставив позабыть о таинственном силуэте, яростно желающем меня убить.

Проскользнув мимо оживленно о чем-то беседующих надменных парочек, я вышел на пустую площадку бального зала, на которой вполне можно было свободно дышать. Неожиданно появившаяся передо мной девушка, одетая в золотистое платье, слегка поклонилась мне, предложив бокал игристого шампанского, безудержно шипящего в тюльпановидном хрустальном бокале. Молча посмотрев на нее, я поспешил отказаться от предложенного напитка, грубовато бросив:

– Не надо.

Тогда, так же учтиво поклонившись мне, она поспешила удалиться, предложив бокал Лео, который не мог отказаться от кисловатого содержимого бокала, легко пленившего его своей напыщенностью.

Бросив взгляд в сторону оживленной толпы, я сам не знал, что ищу, требовательно вглядываясь в незнакомые мне лица.

Я бы так и продолжал медленно угасать, растворяясь в ядовито-сладком воздухе здешнего мирка, если бы не внезапно прекратившаяся музыка, предвещающая появление новой драмы.

Глава семейства Лаограсс появился на центральной лестнице из чистого золота, медленными, уверенными шагами спускаясь к дорогим гостям этого вечера. Держа в руках бокал с игристым шампанским, он терпеливо искал глазами в толпе того, кого он уже давно не видел в своем доме.

Зная об отношении к себе собственного сына, Эрхард все же надеялся, что тот за все это время, проведенное вдали от него, вдали от болезненных воспоминаний, смог наконец-то простить его.

Золотая цепочка на его жилете, связанная с древней семейной реликвией – часами, несколько раздражительно и вычурно сияла на ярком свете изящных настенных канделябров, привлекая к себе большую часть общественного внимания. Ни для кого не секрет, что жизнь в роскоши и свете была для него настоящим наслаждением, которого ему постоянно было мало. Ему было мало всего: свечей, цветов, штор, статуй… Всего, что имело свою ценность.

Спустившись вниз, он торжественно озарился наигранной улыбкой. Даже в глазах его сверкнули блики его дорогих медовых глаз, в которых уже давно не было ничего настоящего.

Сделав плавный жест рукой, он приказал музыкантам продолжить свою чарующую бальную музыку, при жизни не мирясь с тишиной. Мелодия снова налила собой каждый уголок огромного светлого зала, наполненного цветами и роскошными золотыми вазами с искусной росписью.

Приметив в толпе своего сына, он как-то сразу оживился, расставшись со своим еще не допитым шампанским:

– Как же неумолимы годы. – Приблизившись к Эндиану, он попытался по-отцовски