Искусство, рождённое Безмолвием - Елизавета Евгеньевна Малинина

из водных глубин на поверхности океана, обладает собственной, неповторимой, только ей присущей формой. Она уникальна и наделена индивидуальностью, но лишь на краткий миг, ибо рано или поздно должна исчезнуть, «умереть» как отдельная сущность, чтобы раствориться в источнике, ее породившем, – в водной стихии океана. Там, в глубине, вода целостна, бесформенна, едина. Она безразлична к той драме, что разыгрывается наверху, и не проявляет интереса к частной жизни волн на поверхностном, горизонтальном уровне, ибо ей ведомо, что каждое из этих воплощенных «я» рано или поздно растворится в породившей его пучине, сольется с Единым и Вечным.

В этом смысл, между прочим, известного дзэнского выражения «дзид-зимугэ», что означает «нет преград между отдельными вещами», ибо мир, распадающийся в восприятии обычного сознания на отдельные фрагменты, внешне никак не связанные, а порой и враждебные друг другу, на самом деле восходит к Одному, Целому, к той Пустоте, где все вещи обретают свой истинный смысл, где преодолевается чувство отдельности своего «я» от Вселенной.

Великие связи и внутренние отношения всего со всем, которые сообщают смысл и гармонию жизни, переживание универсальности и полноты, так же, как и осознание своей причастности к Абсолюту, могут быть достигнуты только тогда, когда всякое словесное мышление прекратится. Пережить сатори (просветлённое состояние) в дзэн – значит обрести опыт совершенной свободы, непривязанности ни к каким формам, материальным и духовным. Это опыт возвращения к истокам, к тем глубинам океана Пустоты, где все мы, несмотря на различие индивидуальностей, едины и лишены собственных проявлений, как лишены их растворенные в водном пространстве волны.

Как не вспомнить здесь излюбленный в дзэнском искусстве сюжет «Четверо спящих», обращающийся к образу трех святых-отшельников (Букан, Кандзан и Дзиттоку), лежащих в обнимку друг с другом и с безмятежно спящим тигром. Созданные в технике «бяку-э» («рисунки белым») и прорисованные лишь по контуру черной тушью, фигуры персонажей – «пусты», а, значит, свободны от любых проявлений эго и воспринимаются как одно неделимое Целое, ибо по сути своей они и есть Одно целое.

Крепкими объятиями Сплетенные в единый клубок,

Каждый из них растворился в собственном сне:

Тигр – в истинном «я» тигра,

Человек – в истинном «я» человека.

Из приведенной выше надписи, сделанной к одному из свитков на эту тему чаньским мастером XIV века, становится ясен метафорический подтекст странного на первый взгляд сюжета. Глубокий сон, в который погружен необычный «квартет», ассоциируется в контексте философии буддизма дзэн с пребыванием в истинной реальности, где размываются всякие границы самости, где нет места страху или подозрению. Там, во сне, то есть, в пространстве озарённого сознания, в поле подлинного бытия человек единосущностен со всем миром, и кисть дзэнского мастера пародоксальным образом объединяет одним штрихом мирно спящих людей и тигра. Пожалуй, трудно найти во всем дзэнском искусстве более убедительный пример демонстрации сущностного, глубинного Единства всех вещей.

Мокуан. Четверо спящих. XIV в. Частная коллекция. Токио

Известен ответ Догена на вопрос о том, чему он научился в Китае у своих дзэнских наставников во время поездки на материк. Мягкосердечию, – сказал тогда японский мастер, – состраданию, рождённому переживанием этого состояния целостности и взаимозависимости всего живого. «Аромат хризантемы, бурлящая в чайнике вода, мерцание звезд… – знаки Одного: всеобъемлющего Сострадания»27. Весь контекст японской духовной культуры, будь то буддизм или синтоизм, призывает человека взращивать в себе эту способность сопереживания, за которым стоит опыт познания сущностного Единства мира. По словам современного исследователя Роберта Картера, «способность самоустраняться, растворять свое эго… есть главное послание японской культуры, эстетики, этики» 28.

Переживание сатори в дзэн называют часто «возвращением домой», к самому себе, к своей изначальной природе. Часто в дзэнских храмах можно увидеть вывешенный в специальной нише, токонома, свиток с изображением круга – так называемого энсо. Круг, как правило, рисуется сразу, на одном дыхании, без отрыва кисти от бумаги. Этот странный, с точки зрения европейца, сюжет на самом деле наделен глубочайшим смыслом. Когда человек освобождает себя от иллюзий, от влияний внешнего мира, он становится ближе к тому, чтобы познать свою собственную природу, увидеть себя таким, какой он есть на самом деле. Фигура энсо служит символическим воспроизведением этого состояния сознания, выражением глубины и просветлённости духа. Энсо есть выход за пределы мирских разграничений, олицетворение дзэнского равновесия, целостности и покоя. Это самое простое и убедительное выражение Абсолютной Пустоты: целая Вселенная изображается непрерывной округлой линией, не имеющей ни начала, ни конца. Кажется, нет ничего проще, чем провести такую окружность; но на деле энсо оказывается одним из самых трудно воплощаемых мотивов в дзэнской живописи, и каждый художник, пробующий себя в этом жанре, изображает его по-своему, только ему присущим образом.

«Каждая человеческая жизнь… есть великое произведение искусства, – писал в свое время Д. Т. Судзуки, известный теоретик дзэн-буддизма. – Сумеет или не сумеет человек сделать ее превосходным, неподражаемым шедевром, зависит от степени его понимания Пустоты, действующей в нем самом» 29.

Хакуин. Энсо. XVII в. Частная коллекция

Быть может, это та Пустота, какую имел в виду христианский мистик Экхарт, говоря: «Чтобы быть вместилищем для Бога и позволять Богу действовать в себе, человек должен освободиться от всех вещей и действий, как внешних, так и внутренних»30, иными словами, «сделаться пустым», то есть отказаться от своей воли и желаний принуждать, управлять, подавлять мир вне и внутри себя[20].

Прав был российский исследователь, говоря о том, что «невозможно понять японский образ мышления, их традиционное искусство, не принимая во внимание идею изначального Небытия, которое есть Всё, полнота мира»31. И разве не туда, не в бездонную Пустоту, Безмолвие, Ничто, указывает со всезнающей улыбкой Хотэй на свитках дзэнских художников, напоминая многозначительностью своего жеста о вечных тайнах рождения Бытия, о своем родстве с Целым.

Поистине изобретательны и неисчерпаемы средства, с помощью которых дзэнские наставники находят возможность приобщать своих прихожан к созвучным философии дзэн идеям, настраивать их сознание на восприятие философско-религиозных истин. Все храмовое пространство, включая росписи на внутренних перегородках – фусума, живописные, каллиграфические свитки в токонома, разнообразные архитектурные детали и, наконец, сад как естественное продолжение внутренних помещений воспринимается как цельный микромир, предназначенный для формирования определенного состояния сознания, играет роль некоего камертона, настраивающего человека на восприятие философско-религииозных истин.

Чрезвычайный интерес в этом отношении представляет дзэнский храм Гэнко-ан («Обитель Истока Света»), основанный шесть столетий назад (1346 г.) на севере Киото. Сад – неотъемлемый атрибут