Мужчины и женщина - Юлия Григорьевна Добровольская

же, чувство Егора взаимно. — Слёзы всё же навернулись на глаза и покатились по щекам. — И я не знаю, как с этим быть…

Андрей поднялся, подошёл и протянул мне салфетку.

— Спасибо. — Я принялась вытирать глаза. — Простите.

Он ничего не ответил, только коротко провёл ладонью по моему плечу и вернулся в кресло.

Я успокоилась.

Мне стало легче. И от пролитых, наконец-то, слёз — а копились они ещё с разговора в кабинете Сергея, потом почему-то их прибавилось на озере, потом вот это обнимание с Егором на ночь… И оттого, что рядом сидел человек, которому ничего не нужно объяснять, можно говорить всё, что просится быть сказанным, и оставаться такой, какая я есть.

— Наверное, вы ждёте, чтобы я рассказала о себе? — Я посмотрела на Андрея.

Его взгляд был устремлен прямо на меня и волновал влажным блеском глаз в вибрирующем свете.

В один миг я ощутила и обволакивающее тепло — давно утерянное и забытое состояние общности с близким человеком — и острое сожаление о том, что мы не близки с тем, кто сидит сейчас напротив меня, а хочется мне, чтобы сидел здесь, на этом месте совсем другой мужчина… и болезненное, пронзительное моё одиночество…

— Нет, не жду, — спокойно ответил Андрей. — Но буду рад узнать вас ближе.

Я осознавала… я просто знала, что внимание Андрея ко мне — вовсе не праздное любопытство. И не интерес, вызванный ответственностью за судьбу ребёнка близкого друга, к воспитателю, в руки которого этот ребёнок отдан. Это было понятное мне желание человека приблизиться к миру другого, небезразличного ему человека, выявить точки соприкосновения, просчитать частоту волны. Даже интерес мужчины к женщине сейчас уходил на задний план — это я тоже чувствовала. Да и что я ему за женщина! Восемь лет разницы, во-первых. Во-вторых… не важно, что во-вторых.

— Вы готовы стать моим исповедником?

— Если доверите.

— Я уже доверила, задав вам этот вопрос. — Я улыбнулась. — Готовы ли вы взвалить на себя то, что я доверю… нужно ли это вам?

— Ваш вопрос звучит как-то… слишком утилитарно: нужно ли мне? — Он тоже улыбнулся. — Вам не кажется, что он неуместен? Или я не сумел в достаточной степени дать вам понять, что мой интерес к вам — не досужее любопытство холостого мужчины, коротающего вечерок в обществе приятной женщины? И даже не просто интерес к воспитателю нечужого мне ребёнка, сына моего друга…

Он словно озвучил мои мысли!.. И мягко ставил меня на место: неглупой женщине не подобает вот так тупо рефлексировать, если не сказать, кокетничать, имея дело с неглупым мужчиной, понимающим и принимающим её такой, какая она есть.

Но почему я так вела себя?…

— Простите. Вы правы. Мне нечем оправдаться… Кроме как одичалостью.

Да. Именно, одичалостью. Я отреклась от близких отношений и перестала испытывать нужду в духовной, интеллектуальной… в какой бы то ни было близости. Я приняла как данность своё новое положение и старалась ему соответствовать и снаружи, и внутри: я одинокая женщина, в прошлом которой остались любовь и дружба, повторение которых в том же качестве невозможно по теории вероятности, и теперь у меня будет только работа, работа, работа… и, возможно, творчество.

— И когда же вы успели так одичать? — Мягко спросил Андрей.

— За последние четыре года.

* * *

Я довольно поздно осознала, что что-то в моей жизни не так, как у всех. Приятели и сокурсники уже имели семьи, а я так и не удосужилась влюбиться всерьёз. Я могла изредка что-то нафантазировать себе о ком-то, но все эти свидания, гуляния, разговоры — как мне казалось, пустые, ни о чём — казались мне непозволительной тратой драгоценного времени. Его и без того не хватало на любимые занятия, такие как чтение — мы с мамой выписывали кучу литературных журналов, которые я катастрофически не успевала прочитывать, или кино — на лучшие фильмы я попадала последней…

В педагоги я пошла по призванию и любила свою работу. Я преподавала, вела факультативные занятия и изучала тенденции современной педагогики — всё это требовало долгой подготовки и постоянного самообразования. Беспокоящих меня позывов обзавестись мужем и детьми я не испытывала и жизнь свою неполноценной вовсе не считала. Я была натурой романтической и, если кого и ждала, о ком мечтала — так только о принце на белом коне… или под алыми парусами. Да и то, не слишком веря, что его появление реально — что, в свою очередь, хранило меня от переживаний по поводу отсутствия такового в моей жизни. Такая вот круговая оборона внутреннего мира и его устоявшегося покоя от внешних раздражителей…

Как-то меня направили на семинары по повышению квалификации учителей в тогда ещё нашу общую столицу, Москву. На регистрации, перед началом семинаров, назвав свой город, я услышала за спиной:

— Очень интересно, мы земляки, а я вас не знаю.

Мужчина, заговоривший со мной, оказался завучем школы и, как и я, преподавателем словесности. Жил и работал он в другом районе нашего несколько миллионного города, поэтому мы и не были знакомы.

На семинарах мы сели рядом, и как-то само собой получилось, что с того первого дня стали держаться друг друга: на обед, в общежитие, на занятия мы ходили вдвоём. Вдвоём мы проводили и всё свободное время: театры, музеи, прогулки. И разговоры, разговоры… Нас сближало бесконечное множество общих тем и интересов.

Мне было тридцать один, ему тридцать пять — это мы выяснили сразу. Недолго мы подбирались и к теме семейного статуса каждого — прямолинейность была присуща нам в равной степени. Когда выяснилось, что оба одиноки, да ещё и по одной и той же причине — по причине ожидания несбыточного и почти невозможного счастья — нас ещё сильнее потянуло друг к другу.

Вернувшись с курсов, мы продолжили встречи и скоро поняли, что есть одно большое неудобство в нашей дружбе: мы слишком далеко живём друг от друга и вынуждены преступно расточительно тратить драгоценное время на поездки по городу из конца в конец. Сам собой напрашивался выход — мы решили пожениться.

Случалось несколько раз мне оставаться у него на ночь, а ему у меня, но речи о том, чтобы спать в одной постели не заходило. И не потому, что и он, и я жили при строгих мамах. Конечно, мы уже перешагнули рубеж бесполой интеллектуально-духовной дружбы, но продвинулись пока лишь до уровня поцелуев — сперва нежных, а потом и страстных.

Опыта отношений с мужчинами я не имела, и,