Создатель кошмаров - Наталья Турчанинова

Осознание этого неожиданно придало сил. Я заставил себя забыть о боли, сжал зубы, отсекая панику, и камнем рухнул на дно. В кобальтовом мраке мелькнуло нечто серебряное. Я увидел нож, медленно падающий в ил, потянулся к нему, успел разглядеть желтый проблеск на его клинке, и меня швырнуло обратно. Ошеломленного, задыхающегося и недоумевающего…

Я резко выпрямился, выдохнув с хрипом, потом вдохнул и пришел в себя. Я продолжал сжимать заклепку, не выпуская ее даже во время приступа кашля, который скрутил меня, когда я глотнул воздуха. Наконец справился со сбившимся дыханием. Огляделся. На глаза попались электронные часы. Мы отсутствовали не больше минуты. Мгновение наяву, за это время в мире снов может произойти очень многое.

Лик сидел возле потерявшего сознание Адриана и смотрел на меня с выражением начинающейся паники на узком лице.

— Мэтт, ты цел? — В его голосе звучали тревога и отчаяние.

— Нормально, — пробормотал я, поднимаясь. — Все нормально.

В этот миг, словно реагируя на мое движение, оракул открыл глаза. В них больше не было прежнего безумия, только глубочайшая усталость.

— Я сожалею о том, что сделал, Адриан, — сказал я ему.

— Да мне плевать на твое сожаление! — рявкнул он, хотя и без прежней ненависти. — Убирайся!

— Я могу все исправить…

— Нечего исправлять, — произнес несостоявшийся оракул безучастно, отворачиваясь к окну. — Поздно.

Последнее слово упало тяжело, словно камень. И я впервые в жизни подумал, что лучше бы мне было паять свои микросхемы пятьдесят лет назад, чем лезть в чужие сны…

Ступеньки лестницы расплывались перед моими глазами, голова раскалывалась от боли. Лицо постепенно опухало, кровь текла из разбитого носа, капала на рубашку. Ныли ребра, и передвигаться я мог, только держась за перила.

На выходе со мной столкнулась женщина и, разглядев, едва не выронила сумку. После испуганно-жалостливого междометия попыталась предложить помощь. Но я лишь огрызнулся в ответ, отодвинул ее плечом и вывалился на улицу. Единственное чувство, которое я сейчас испытывал, — бешенство. И пока оно заглушало все доводы разума. Да, я был сам виноват в том, что происходило с Адрианом. Он не отвечал за свои действия. Но этот недоделанный оракул не вызывал у меня ни капли сочувствия. Побитая гордость дэймоса требовала мести. Немедленной и беспощадной.

Я добрел до небольшого фонтана, стоящего в центре дворика между трех пятиэтажных домов, сел на бортик и стал смывать кровь с физиономии. Каждое прикосновение вызывало боль и новый приступ гнева. Но постепенно, с очередной пригоршней холодной воды, выплеснутой на лицо, он начал остывать. Подсознание Адриана… дело не только в блоке, поставленном мной…

Мои расплывчатые мысли оборвал звук торопливых шагов.

Я поднял голову и увидел запыхавшегося Ликомеда. Интересно, как он нашел меня? Впрочем, спроси любого на улице, куда побрел окровавленный человек в разодранной рубашке, и тебе легко укажут направление.

— Мэтт!! — крикнул он и подбежал ко мне. Остановился рядом, потоптался нерешительно, сунув руку в карман протянул упаковку дезинфицирующих салфеток и пластырь. — Вот, возьми.

— Походный набор оказания первой помощи всегда с собой, — криво улыбнулся я, чувствуя, как немеет половина лица. — Необходимое условие общения с Адрианом.

— Прости, — с пылкой искренностью произнес парень. — На него иногда находит… это безумие. Но вообще он очень хороший человек.

— Ну да, — я прикоснулся к коренному зубу, тот слегка шатался, — я успел заметить.

— Это правда. Он помог мне, — продолжил горячо оправдывать друга Лик. — Я подрался… ну, то есть меня избили и швырнули в канал, а он вытащил меня. Поздняя осень. Вода была ледяной… Привел в общежитие, где ночевал. Возился, пока я не пришел в себя. — Лик помолчал и произнес уверенно: — Адриан странный, но неплохой.

Я мог в это поверить. Все, что происходило с оракулом, исключительно моя вина.

— Ты хотел ему помочь, — сказал парень, опасаясь, что мое молчание вызвано нежеланием иметь дело с настолько агрессивным человеком.

— Да. Он отказался.

— Знаю, — Лик нетерпеливо мотнул головой. — Но ему плохо. Ты сумеешь вылечить его? Я могу заплатить… сколько скажешь.

— Дело не в деньгах… — я не договорил, снова наклоняясь над фонтаном.

— Я помню его с пяти лет, — сказал парень, глядя на просвет между домами, в котором медленно тускнел теплый осенний день. — Он часто сидел на ступенях у канала, смотрел на воду. Или лежал на парапете. Всегда одет одинаково: высокие шнурованные ботинки, серо-зеленые штаны, плащ даже летом. Он был то в одной компании, то в другой. Иногда исчезал надолго, потом снова появлялся. Выглядел таким свободным, раскованным… таким же был, когда мы познакомились. А после вдруг начал становиться нервным, отстраненным, его раздражало всё и все. И это пугало его самого, он не нравился себе таким, злился на себя, и от этого становилось только хуже.

Лик замолчал, потом вновь посмотрел на меня, и на его лице мелькнула боль человека, который никогда никого ни о чем не просил. А теперь вынужден ломать себя.

— Помоги ему, пожалуйста.

— Хотя бы попробуй, — произнес он с вернувшейся надеждой.

Я кивнул ему, поморщился от боли и пошел к машине, оставленной в паре улиц отсюда.

Усевшись на переднее сиденье, я откинулся на спинку, глубоко вдохнул, потом нашарил в бардачке упаковку обезболивающего и проглотил сразу две таблетки. Достал из кармана коммуникатор, пристроил его в гнездо на панели и выбрал нужный номер. Мне ответили сразу. Лицо Клио, красивое, сосредоточенное и строгое, появилось на экране.

— Он не хочет ничего менять, — сказал я. — Но я все равно еще раз проведу воздействие. У меня его вещь…

— Что у тебя с лицом? — спросила аонида отстранение.

Я коснулся опухающей челюсти, отозвавшейся на прикосновение ноющей болью.

— …издержки профессии.

— Ты мог не рассказывать ему, кем являешься на самом деле. Просто предложить помощь как целитель.

— Чувствую свою вину. Думал, удар по физиономии немного смягчит ее. Но не помогло.

Она смотрела на меня секунду, затем произнесла задумчиво:

— Результаты перековки дэймоса действительно ошеломляющие.

— А ты знаешь, что это такое на самом деле? — Аонида теоретически знала, но я не дал ей ответить. — Нормальный человек испытывает боль, когда видит чужие мучения. Сострадание, жалость, чувствует желание прекратить это страдание, помочь, предостеречь. Дэймос ничего подобного не чувствует. Ему все равно, или немного любопытно, или даже приятно. И чтобы выработать в нем нормальную человеческую реакцию, ему причиняют боль, показывая при этом мучения других. Записывают нужный рефлекс в подсознание. Скажем так, насильно включают милосердие, которого такие, как я, лишены. Одним нужны на это месяцы сеансов, другим — годы. Но действует на всех. Так что извини, Клио, теперь я не могу просто безучастно предложить помощь.

— Часто люди теряют из-за воздействия дэймосов жизнь целиком…

Клио помолчала, потом заговорила неторопливо, глядя на меня с экрана.

— Мы с Адрианом познакомились в университетском парке. Он только закончил среднюю гимназию и пришел на день открытых дверей. Познакомиться с преподавателями, лучше узнать программу обучения. Собирался заниматься прикладной математикой. Я готовилась к защите своей темы по биоинформатике. Он был вчерашним гимназистом, я успешно продолжала свое обучение как аонида в центре. Но нам было хорошо вместе. Мы открывали друг друга каждый день. Находили все больше точек соприкосновения, все сильнее сближались… Интересная, яркая, наполненная жизнь… — Клио замолчала, машинально опустила экран ноутбука, словно закрывая ту страницу своей жизни. — А потом все сломалось. Он отдалился, замкнулся, начал пропускать лекции, и вскоре вовсе бросил университет. Говорил, что ему скучно. Наши прежние увлечения, разговоры, занятия его раздражали. Все вызывало недовольство…

— И вы расстались.

— Можно сказать и так, — вздохнула аонида. — Он обвинил меня в том, что я считаю его слишком молодым для себя, слишком глупым. Я тщетно призывала его не ломать свою жизнь. Но оказалось, ее разрушает не Адриан, а всего лишь вмешательство дэймоса…

— Сейчас ты одна?

Обычно мы не задавали друг другу вопросы о личной жизни. Но она ответила:

— У меня нет времени на длительные отношения. Слишком много работы.

Значит, одна.

— Клио, я сожалею. Ты права. Испорченные жизни, убитые люди стоят той боли, что приходится терпеть во время перековки дэймосам. Немного мучений — это достойная плата за все то зло, что они причиняют.

Она ничего не ответила.

— Мне нужно доехать домой, — сказал я, вновь возвращаясь к теме оракула. — Я смогу продолжить работу только там.